Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл

4-й линейный полк Дютильта был разбит королевскими «шотландскими серыми», в котором служил сержант Чарльз Юарт, необыкновенно сильный мужчина. Он очень красочно описал, как именно захватил орла. Должно быть, это случилось ближе к концу боя между 45-м и «шотландскими серыми», потому что он упоминает о присутствии улана. Вероятно, Юарт помчался вниз по склону и настиг знаменную группу французского полка, когда та пыталась уйти назад, через долину, а к ней тем временем уже спешила кавалерия, пытаясь спасти.

С первой же попытки я отнял у врага орла. Мы с ним крепко боролись за него. Он ударил меня в пах. Я парировал и рубанул его по голове. После этого на меня напал один из их уланов. Он метнул в меня свою пику, но не попал, я отбил ее клинком вправо, а затем рубанул его от подбородка вверх. Удар рассек его лицо до зубов. Затем на меня напал пеший солдат, который, сперва выстрелив по мне, затем атаковал штыком. Однако он очень скоро вышел из боя, потому что я парировал и свалил его ударом в голову. Так закончилась схватка за орла. Я решил вместе с орлом последовать за своими товарищами, но меня остановил генерал, сказав: «Ты храбрый малый, отнеси это в тыл. Ты уже сделал достаточно, чтобы передохнуть». Тут уж я подчинился… Я забрал этого орла в Брюссель, где им полюбовались тысячи восторженных зрителей.

Юарт получил вознаграждение, и в Эдинбурге, на Королевской Миле, по сей день существует ресторан его имени. Говорят, Наполеон, глядя с дальнего гребня, сказал: «Что за ужасные серые кони, как они дерутся!»

«Королевские» тоже захватили орла у 105-го полка, который шел перед батальоном Канле. Капитан Кеннеди Кларк так описывает этот случай. Его эскадрон «продвинулся на 200 или 300 метров за вторую изгородь, и первая линия французской пехоты уже была сломлена»:

Чуть слева от меня я увидел посреди пехоты вражеского орла, знаменосец которого прилагал все усилия, чтобы выбраться и уйти в тыл колонны. Я сразу же направился туда, выкрикнув своим: «Защищайте знамя!» В тот же миг, как мой конь доставил меня к французам, я вогнал клинок в правый бок офицера, несшего орла. Он пошатнулся и упал вперед, но вряд ли достиг земли – так подпирали его товарищи.

Капрал Френсис Стайлз, следовавший за Кеннеди Кларком, успел подхватить орла и уехать с ним.

Не все кавалеристы были столь же хороши, как Юарт или Стайлз. Рядовой Хэскер был чулочником, попавшим в кавалерию. Он принадлежал к методистам и во время атаки на кирасиров скрестил клинки с врагом, но ни он, ни француз не хотели биться насмерть, так что просто разъехались. Француз произвел впечатление на Хэскера, выкрикнув: Vive l’Empereur! Хэскер подумал, что ему тоже надо бы издать боевой клич, но в голове крутилось только: «Меч Господа и Гедеона!»[23] Он это и выкрикнул, и тут же его лошадь споткнулась и упала.

Не успел я как следует подняться на ноги, как на меня наехал один из кирасиров и стал бить клинком по голове. Вскоре я свалился лицом в землю. Тут подъехал еще один солдат и пронзил меня пикой. Я перевернулся, и меня пронзил клинком человек, который ехал позади меня. Вскоре подошел еще один человек с ружьем и штыком. Он поднял обе руки и вонзил свой штык (как он думал) мне в бок, целясь в сердце… Один из моих пальцев оказался отрезан, я лежал и истекал кровью из дюжины ран, я был весь окровавлен. В то время меня еще и обобрали французские солдаты, отняв часы, деньги, столовый прибор, ранец и штаны, несмотря на то, что вокруг свистели пули британской армии.

Бедолага Хэскер провел остаток этого дня и всю последующую ночь там, где свалился. По счастью, его спасли и сумели пристроить на повозку, которая довезла его до Брюсселя, где наконец ему обработали раны.

Но атака британской тяжелой кавалерии совершенно расстроила великую атаку д’Эрлона. Его огромная колонна развалилась, и всадники разъезжали среди солдат, полосуя их клинками, а тем временем британская пехота спускалась со склона, чтобы поживиться трофеями и взять пленных. Лейтенант Шельтенс, бельгийский офицер, у капитана которого задымился рукав от мушкетного выстрела, принимал участие во взятии пленных:

Один командир французского батальона получил сабельный удар по носу, и теперь полуотрезанный нос висел над ртом. «Погляди, – сказал он мне, – что с нами сделали!» Бедняга еще дешево отделался. Во время этого прорыва я взял под защиту двух французских офицеров. Они показали мне масонский знак, так что я взял их в тыл, и их не обыскивали и не грабили, как обычно поступали с пленными.

На вершине гребня французы до обидного близко подошли к победе. Массивная колонна была остановлена огнем пехоты, но численное превосходство все равно сыграло бы в их пользу, если бы не британская кавалерия, которая вылетела из-за гребня и глубоко врезалась во французский строй, сея панику. В считаные минуты от начала атаки наступил хаос. Всадники еще атаковали отдельных французов, пока другие французские пехотинцы отступали со всей возможной скоростью. Никто об этом не вспоминает, но они ведь могли построиться в каре и защититься, а затем продолжить прежний путь. «Сотни пехотинцев бросались на землю, когда кавалерия к ним приближалась, и предпочитали быть убитыми, – вспоминал Кинкейд. – Никогда в жизни не видел подобного!» Кирасиров, угрожавших Кинкейду, отбросила Дворцовая кавалерия, начавшая атаку в то же время, что и «шотландские серые», иннискиллингцы и «королевские». «Атаку» –