Ватерлоо. История битвы, определившей судьбу Европы - Бернард Корнуэлл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Крики оказались преждевременными, хотя французская атака выбила большую часть бригады Биландта. Голландские части оказались размещены ближе всех к врагу, они располагались вдоль живой изгороди и больше всего пострадали от артиллерийского обстрела. Какое-то время они обменивались с французами беглым огнем, затем сломали строй и бросились бежать, сопровождаемые насмешками «красных мундиров». Один из голландских батальонов остался сражаться, а многие бежали в тыл и на поле боя вернулись, лишь когда бой закончился. Эта бригада в основном состояла из неопытных солдат. Они храбро сражались при Катр-Бра, но долгий обстрел и атака огромных французских колонн сломили их. Таково одно из воздействий, оказываемое колонной на противника. Огневая мощь колонны ограничена, но ее внушительный размер действует на неопытных солдат устрашающе.
Но и за гребнем нашлись очень опытные солдаты, которые прежде сражались с французскими колоннами. Этих людей в красных мундирах вел вспыльчивый валлиец, генерал Пиктон. Капитан Мерсе встретил Пиктона накануне вечером, но не узнал его.
Он был в потертом старом облезлом мундире и допотопной круглой шляпе. В тот раз я принял его за какого-нибудь любопытствующего штатского из Брюсселя (мы о нескольких таких слышали, они шныряли по округе). Некоторые его вопросы показались мне на грани дерзости. Я предпочел отделаться от него короткими ответами, и вскоре он ушел. Представьте мое удивление, когда позже я узнал, что это был сэр Томас Пиктон!
Пиктон сменил допотопную круглую шляпу на высокую. Он был верхом и наблюдал за французами, которые преодолели кустарник и перешли дорогу. И только тогда отдал «красным мундирам» приказ к наступлению. Его войска в линии, разумеется, отбросили и смяли французские колонны. Лейтенант Джеймс Керр-Росс из 92-го полка хайлендеров Гордона так описывал штурм гребня:
Перед нами оказалась мощная колонна французской пехоты, строившаяся напротив нашей позиции. Ее первые ряды обстреляли нас, но наши не отвечали, а стойко продолжали наступать. Когда до врага осталось совсем немного (наверное, не больше тридцати метров), они сломали строй и побежали в большом смятении. Вот теперь наша стрельба оказалась очень действенной.
Это классический стиль британской пехоты – не расходовать издалека зарядов неточных мушкетов, а подойти близко, встать крепко и открыть смертоносный залповый огонь. Пиктон увидел, что французы запаниковали, и использовал свой шанс. «В атаку! – крикнул он. – В атаку! Ура!» И тут же был убит мушкетной пулей в лоб. Его предсказание о могиле в Уэльсе, к сожалению, сбылось.
То был его прощальный поклон. «Красные мундиры» пошли вперед с примкнутыми штыками, а французы были остановлены, правда, только после рукопашной схватки. Одним из британских батальонов был 32-й, из Корнуолла. Он оказался ближайшим к перекрестку, с севера от Ла-Э-Сент. И к этому батальону подступили французы. Один из знаменосцев в звании лейтенанта внезапно столкнулся с французским офицером, который «схватился за древко»:
Я еще удерживал в руке шелк (знамена были почти новые). В этот самый момент он попытался выхватить свою саблю, но не успел, потому что сержант-знаменщик по фамилии Швитцер проткнул ему грудь пикой, а правофланговый нашей дивизии по фамилии Лэйси выстрелил в него. Он упал у моих ног замертво.
Сержанты-знаменщики именно этим и должны были заниматься – защищать знамена. Они носили оружие, которое вполне современно смотрелось бы при Азенкуре, – эспонтон, копье длиной 2,75 метра, снабженное крестовиной, чтобы наконечник не проникал в тело врага слишком глубоко. Немилосердно, зато практично. Один британский офицер наблюдал при Ватерлоо, как вражеский улан пытался вытащить свою пику из тела убитого им британского драгуна. Чтобы вытащить наконечник, улану потребовалось несколько сильных рывков, во время которых он не мог защищаться. Крестовина же эспонтона не позволяла наконечнику застрять в теле.
Лейтенант Шельтенс служил в голландско-бельгийском батальоне, который не сбежал вместе с остальной бригадой Биландта. «Наш батальон открыл огонь сразу же, как только в него вернулись застрельщики». И произошло это в опасной близости от вершины гребня, потому что «капитан Анри л’Оливье, командир роты гренадеров, получил в руку мушкетную пулю, от которой в рукаве его куртки задымилась набивка».
Теперь бой шел по всему хребту гребня. Некоторые батальоны «красных мундиров», как и люди лейтенанта Шельтенса, били залпами с убийственно близкого расстояния. Залповый огонь волнами перекатывался по батальонам. Рота стреляла, затем перезаряжала мушкеты и ждала своей очереди. Французы не успели развернуться как следует. Предполагалось, что они растянутся в линию, которая одолеет противника. Однако по ним ударили залпами с флангов и обратили солдат в бегство. Другие «красные мундиры» пустили в ход штыки, загоняя сорокасантиметровые лезвия во французских нарушителей воинской дисциплины. Люди кричали, вопили, барабаны били, горны трубили, мушкеты стреляли. Тысячи людей сражались за вершину гребня. «Красные мундиры» в мгновение ока получили преимущество, и капитан Дютильт решил, что причиной тому – воодушевление людей, которые «заставили смешать ряды»:
А мы за это со штыками напали на новых врагов. Борьба возобновилась, и последовал ужасающий бой. В кровавом месиве офицеры продолжали выполнять долг, пытаясь восстановить хоть какой-нибудь порядок… Потому что в беспорядке солдаты не могут ничего.
