Ангел из прошлого 1 - Лусия Эстрелла

Он не такой, как раньше. В нем нет презрительной насмешки или сарказма. Он смотрит так, будто пытается понять, заглянуть в ее душу. Немного опасливо, недоверчиво, но все же мягко. И с большой печалью, которая чувствуется в нем на расстоянии.

Наверное, все дело в этом синем платье. Это все же не джинсы, протертые на коленках.

Сима, повинуясь внутреннему порыву, отодвигает от себя руку Олега, который приглашает ее занять место за столом, и идет к тому, кто сидит на отшибе, как чужак. Он наверняка чувствует себя так же, как и она – он ненавидит пристальное внимание, и сейчас ему нехорошо. Он вообще не собирался приходить, но все же пришел. Почему?

Пока Сима теряется в догадках, перед ней становится Назарий и не дает пройти: он стоит как раз в узком проеме между столом со стульями и книжным шкафом.

– Сядь, пожалуйста, – с нажимом говорит он.

– Но я… – она ищет возможность его обойти. Нехорошо будет, если она не подойдет к Фролычу и не поздоровается. Ведь они знакомы друг с другом.

– Ты хочешь, чтобы я усадил тебя силой? – шипит он ей на ухо и тут же крепко берет ее за руку чуть повыше локтя. Собой он полностью закрывает Фролыча.

– Что случилось? – к ним подходит Олег, который, кажется, не видел всего, что было до этого, попросту отвлекся на Федота, выбирая ему место поудобнее. – Садитесь за стол, самое время начинать!

Сима со вздохом идет за Олегом. Именинник усаживает ее во главе стола вместо себя, и Фролыч оказывается напротив нее. Теперь она будет видеть его постоянно. Ничего, ей уже не страшно. Но будет ли приятно ему смотреть на нее все это время?

Сима от смущения опускает глаза в тарелку и не поднимает их. После короткой благодарственной молитвы Олега все приступают к еде. Здесь все приготовлено своими руками – наверное, помогали Олеговы друзья. Сима в душе сожалеет, что не была вместе с ними: Назарий бы ее не отпустил. Он и так со скрипом согласился на то, чтобы она поехала на этот праздник. Потом Олег предлагает спеть несколько песен. Все они прославляют Бога. В этом не участвуют только Фролыч и Назарий – им чужда такая атмосфера. А вот Федот, на удивление, с удовольствием поет своим красивым басом и вообще ведет себя так, как будто он у себя дома. За ним приятно наблюдать, и Сима какое-то время смотрит только на него, чтобы потерять Фролыча из виду и не волноваться, не мучиться сердцем от непонятной вины перед ним, скорее всего, из-за того, что она так и не подошла к нему, будто бы устыдилась.

Но Фролыч по-прежнему смотрит на нее. Смотрит неотрывно.

– Как насчет историй? – вдруг говорит Олег. – Может быть, каждый что-то расскажет о себе? Федот, ты самый смелый, начинай!

– О, я люблю всякие историйки! – Федот пыжится, выпрямляется и гордо поглядывает вокруг себя, явно польщенный вниманием Олега. – У меня их вооооон как много! – он разводит руками, чуть не опрокидывая свою тарелку.

– Тогда расскажи о себе, – предлагает Олег.

Федот мотает головой.

– Нее, это совсем неинтересно, – протягивает он. – Кому охота слушать про бомжа – как бомж докатился до бомжа? Ну ее, эту мою жизнь, одни огорчения. Но вот есть у меня одна легенда, она давно тревожит мое сердечко… Вот. Есть в ней что-то такое… ну, таинственное. И правдивое, конечно. Вся эта историйка – правда, чистая правда, вот!

– Ой, пожалуйста, расскажи легенду! – просит Сима. Загадочный вид Федота пробуждает в ней любопытство.

– Я-то расскажу, – Федот вальяжно раскидывается на стуле, – только не говорите потом, что я – враль.

Громкий вздох Фролыча прерывает его пафосную речь.

– Вот, он уже не верит, – Федот скорбно поглядывает в его сторону. – А жаль. Жаль-жаль, – повторяет он.

Сима смотрит на Фролыча. Тот явно не настроен слушать легенду.

Сима усилием воли отводит от него взгляд и переключает внимание на Федота.

39 глава

– Я как-то ходил в одну ночлежку, она стоит на окраине одного села, то ли поселка – а неважно, – вот так сбивчиво начинает Федот. – А теперь – где та ночлежка? Закрыли. Да и людей там днем с огнем не сыщешь… А все потому, что там произошло такое, что вы ни за что не поверите…

Он прерывается и поглядывает на Олега.

– А ты меня не выгонишь, что я снова буду говорить об этих, как его… суевериях?

– Ох, Федот, – только и качает головой Олег. – Вот не можешь ты без этого.

Сима улыбается, глядя на них, и тут снова случайно сталкивается взглядом с Фролычем. Тот поднимает глаза и смотрит с таким видом, будто не понимает, что он тут делает. Таким усталым и безразличным он кажется. Сима дергается – ее подмывает встать и подойти к нему, чего ей не удалось сделать раньше. Но тут же Назарий придерживает ее за руку, как будто предугадывает ее желание. Чтобы он не устроил скандал и не испортил Олегу праздник, Сима остается на месте.

– Много лет прошло, – говорит Федот особым заунывным голосом, которым, наверное, и нужно рассказывать подобные истории. – А все никак не забывается, не уходит из памяти эта легенда. Да разве это легенда? Слово совсем неподходящее. Люди сами все видели и рассказывают, как есть. Стояло когда-то одно село в целости и невредимости. А теперь что? Пустыня, да и только.

– Стоял там на окраине дом. Большой такой, двухэтажный, – выдержав эффектную паузу, продолжает Федот, которому явно нравится быть в центре внимания. – И что толку, сгорел весь дотла – одни руины остались… Произошло все это как раз зимой, в канун нового года. Холодно было и темно, совсем не было снега. Ни снежинки! Только лужи хлюпали под ногами. Темень стояла непроглядная. Как раз в такие ночи и творятся жуткие дела, – он боязливо передергивает плечами. – Мне это… коллеги рассказывали, они все знают о тех местах…

– А… что произошло? – спрашивает Сима, которая снова начинает волноваться. И причиной этому – уже не Фролыч.

– Жил в этом доме парень, совсем молодой, – неспешно вещает рассказчик. – Говорили, бедным он был, но трудолюбивым. Вроде как картины день и ночь малевал. А иногда и на стройке трудился. В общем, обычный был человек. Жена у него при родах умерла, остался только ребенок, слабый-слабый, что и не жилец вовсе. Поговаривали, что девочка с самого рождения была чем-то больна. Она не росла, как все нормальные дети, и не говорила. Все таяла