Асьенда - Изабель Каньяс

неупокоенной и я бы наблюдала, как искаженная сказка повторяется вновь и прекрасный принц приводит домой новую жену? Наблюдала бы, как она выбирается из экипажа, одетая в сияющие шелка, с лицом, выражающим чистое доверие, – чтобы оказаться жертвой в моей пасти?

Позади меня раздался девичий смех – ветер понес его через плечо и дальше, во двор.

Ты умрешь здесь.

Сжав руки в кулаки, я вытолкнула голос из своего сознания с такой силой, будто захлопнула дверь: обеими руками, всем сердцем и со всей злостью.

Я вихрем помчалась к дому, встречаясь с ним лицом к лицу.

Если я умру в Сан-Исидро, так тому и быть. Наверное, те мрачные, пророческие слова Паломы имели некую силу, что связала меня с этой землей. С этим домом. Быть может, однажды я прекращу бороться с голосами и наконец отдамся безумию.

Но не сегодня.

Я – дочь генерала, и мое сражение еще не окончено.

– Веди себя прилично, – бросила я, вкладывая в эти слова угрозу.

Дом не ответил.

Я развернулась и пошла вниз по склону.

Родольфо вышел из экипажа и принялся приветствовать жителей.

Его волосы, ярко-бронзовые в солнечном свете, сияли, как церковное ретабло. Он был безупречен. Разумеется, безупречен. Это же Родольфо, полный надежды и света.

Родольфо Родольфо Родольфо Родоль —

Или все же?..

Его лицо было спокойным и невозмутимым; даже если он и заметил, что Ана Луиза отсутствует, то никак этого не показал. Но как он мог не заметить, если Ана Луиза прожила и проработала на асьенде всю свою жизнь? Всю его жизнь?

Такие люди к своим псам относятся лучше, чем к нам.

Неужели слуги так мало для него значили?

– Querida! – воскликнул Родольфо и направился ко мне, протягивая руки. Я взялась за них и подставила щеку для поцелуя, сохраняя на лице ангельское спокойствие, хотя от касания его сухих губ и бороды под кожей забурлило отвращение.

– Добро пожаловать домой. – Я подняла глаза, моргая и прикрывая лицо от яркого солнца, и улыбнулась ему своей самой яркой улыбкой. – Как прошел ваш путь?

– Будто вечность, – ответил Родольфо и взял меня за плечи.

– Как и жизнь без вас. Удалось ли вам доставить письма моей матери?

Улыбка Родольфо померкла.

– Мне жаль. – Он коснулся моей щеки рукой. Я застыла, стараясь сосредоточиться на разочаровании, которое тут же почувствовала, чтобы не отпрянуть от его прикосновения. Оно не было грубым, но потянуло меня вниз, прибило, как мокрая шерсть. – Она не хотела меня видеть, – добавил Родольфо. – Я посылал письма с гонцом и каждый день ждал ответа, но ничего так и не получил.

Мама не вняла моим мольбам приехать в Сан-Исидро. А если бы это все же произошло?.. Сан-Исидро был не готов к ее приезду.

Уж точно не сейчас.

– Не тревожьтесь, – мягко произнес Родольфо, его голос пробрался мне под кожу. – Она еще передумает. Возможно, ей просто нужно время.

Я кивнула и посмотрела Родольфо прямо в глаза. Он осматривал мое лицо, будто что-то искал; между его бровями образовалась складка.

– Вы не надели шляпу, – сказал он до странного высоким голосом.

Не надела. Чего не делала уже несколько дней кряду – ни в саду, ни во время сна на террасе под ярким послеполуденным солнцем, когда отчаянно нуждалась в отдыхе и передышке. Я едва ли проводила время в своей спальне – из-за страха, – а единственное зеркало находилось именно там. Без напоминаний Родольфо я совершенно не следила за цветом лица.

И прекрасно знала, к чему это приведет. Чем обернется мое легкомыслие. Я постаралась не выдать себя, хотя паника поднималась внутри, как жгучая кислота в горле.

Теперь вы одна из нас.

Родольфо даже не заметил, что Аны Луизы больше нет.

Если он запросто убил свою первую жену – бледную дворянку, восковую куклу, – то что станет со мной? Что, если он видит во мне, как и во всех жителях поселения, лишь расходный материал?

Поверить не могу, что допустила такую ошибку.

Что бы сказала мама?

Я изящно отмахнулась от его беспокойства.

– О, как мама корила бы меня за небрежность во время работы в саду!

Если б моя мать имела хоть малейшее представление о том, что творится в асьенде Сан-Исидро, она сказала бы гораздо больше. И начни она со слов: «Я ведь говорила тебе! Ты вышла замуж за чудовище», я не стала бы ее винить.

– Пойдемте в дом. Я возьму шляпу и покажу вам, как расставила мебель.

Дом загудел, почувствовав возвращение Родольфо. Зашевелился, похожий на жеребенка, готового броситься наутек; если Родольфо и ощущал это, его лицо оставалось до скрежета зубов бесстрастным.

Я быстро показала Родольфо все, что проделала в его отсутствие, – не особенно впечатляющий список, если быть откровенной, ведь моей главной задачей было остаться в живых – и затем он встретился с Хосе Мендосой. К моему облегчению, большую часть дня он провел с рабочим, прервавшись лишь на обед со мной на террасе. Я постаралась надеть свою самую плотную шляпу, как если б она могла что-то изменить, и весь обед внимательно слушала, как Родольфо радостно сообщает о хороших продажах пульке и о том, что экономика наконец приходит в порядок. Я задумалась об этом, вспомнив рассказы отца о том, что под конец войны у повстанцев не было даже оружия и им приходилось сражаться камнями… Никто не получал прибыли во время войны, но моему супругу это как-то удавалось.

Когда Родольфо упомянул, что на ужин к нам пожалуют землевладельцы с асьенд Окотопек и Ометуско, я вздрогнула.

– Что вы сказали, querido?

– Вы не читали мое последнее письмо?

Я выдавила из себя улыбку. Письма я не читала. Новости о возвращении Родольфо оказалось достаточно, чтобы занять мои мысли после неудавшегося обряда изгнания и смерти Аны Луизы.

– Ах да! Я так предвкушала ваше возвращение, что совершенно забыла об этом. С нетерпением жду гостей в нашем доме!

Никого я не ждала, ни капельки. После обеда Родольфо вернулся к Хосе Мендосе, и в ту самую минуту, как он исчез из поля зрения, я стянула шляпу и закатала рукава платья до локтей.

– Палома!

* * *

Мы с Паломой готовили в тишине и спешке, и каждая выполняла работу за двоих, ведь на предстоящий изысканный прием мы ждали восьмерых гостей. Родольфо настоял, что раз уж в имении находится священник, ему надлежит присоединиться к ужину, на котором также будет присутствовать Хуана и два землевладельца с женами. У меня пересохло во рту при мысли, что донья Мария Хосе увидит, как потемнела моя