Люблю, убью, умру… - Татьяна Тронина

— Вот, послушай, что они говорят — «…ангелы духовны и бестелесны или, может быть, имеют некое эфирное тело; если они принимают видимый образ — это только случайная форма, а не постоянное бытие. Для ангелов не существует никаких пространственных условий, но они вездесущи. Они более совершенны, чем первозданный человек, но в совершенстве ограничены; несмотря на быстроту и глубину разумения, не всеведущи, несмотря на чистоту и святость, могут подвергаться искушениям. Они сотворены свободными, а потому могли свободно устоять в добре, как святые ангелы, и пасть, как злые духи…»

— Давай поженимся, Лис!

— Опять ты об этом…

— Нет, правда. Хочешь, составим брачный контракт — я перепишу на тебя все, чем владею, ты будешь пользоваться неограниченными правами, и все такое… Я, конечно, не арабский шейх, но по нынешним временам вполне даже обеспеченный человек.

— Купить хочешь? — засмеялась я.

— Я очень хочу, чтобы ты была моей, Лис. Носила мою фамилию, жила в моем доме… Я просто пытаюсь как-то выразить свои чувства к тебе, придать им материальную форму, что ли.

— Я поняла, зачем ты хочешь на мне жениться, но… Зачем мне ты, Денис?

— Вот оно! Я ждал этого вопроса… — Он перестал бегать и уселся в кресло передо мной, достал из кармана карманный компьютер, нажал кнопочку. — Вот… я тут даже записал. Первое — финансовая поддержка. Хотя мы это обсудили… Второе — возможность реализовать свои желания. Лис, все, что ты хочешь, я готов предоставить тебе.

— Это относится к пункту номер один, — уточнила я.

— Ладно, тоже пропускаю… Психологический аспект. Лис, любая женщина, даже в наш век феминизации, боится одиночества. От века создано, чтобы мужчина был рядом с женщиной. Чем плох я? Я всем тебе подхожу, я буду лучше, чем другие…

— Одиночества я не боюсь, и официальная регистрация в наше время уже устарела. Неактуально.

— Ох, Лис, какая ты упрямая… — Он еще пощелкал кнопочками в своем компьютере. — Пункт четвертый…

— Третий.

— Господи, ты откровенно издеваешься… — вздохнул Денис, однако терпеливо продолжил: — Лис, ты хочешь детей? Мы, правда, никогда этот вопрос не обсуждали… Но отчего же не поговорить на такую важную тему.

— Хочу, — честно сказала я.

— Сколько?

— Ну, одного, двух… Лучше двух.

— Лис, я буду хорошим отцом. — Голос его дрогнул. — Или ты считаешь, что отец детям не нужен — их можно вырастить и воспитать без мужчины?

— Да, без отца нельзя… Но Саша тоже был бы хорошим отцом. И он не нищий, каким ты его пытаешься представить, — спокойно произнесла я.

По счастью, Денис не стал на сей раз бурно реагировать на ненавистное имя — он просто поморгал глазами, осознавая услышанное, а потом с легкой иронией ответил:

— Да, он не нищий. Он, по нашим российским нормам, человек с вполне средним достатком — судя по тому, что я о нем знаю. Но, пойми, Лис, жизнь полна неожиданностей! Вдруг, не дай бог, кто-то из твоих детей заболеет и понадобится срочное лечение за границей… У него хватит средств на это?

— Ну что ты про всякие ужасы! — рассердилась я. — Если понадобится операция за миллион долларов, ты тоже себе не сможешь ее позволить.

— Ладно, и правда все относительно… — Он защелкнул книжку, посмотрел на меня блестящими глазами. — Не будем. Глупый разговор. Но я о другом…

— О чем?

— Лис, твоего Сашу уже не вернешь… — тихо произнес Денис. — Забудь о нем, как бы тяжело это ни было. Думай о будущем — ведь твоя жизнь еще не кончена, все впереди…

Думать о будущем в данный момент я не могла и не хотела, но, чтобы отвязаться от Дениса, сказала:

— Хорошо, я подумаю.

Он улыбнулся и поцеловал мою руку — с какой-то странной, загадочной, торжествующей улыбкой.

Снизу раздался удар гонга. Пеньков сообщал, что обед на столе.

В этот день, вечером, мы уезжали в Москву.

Пеньков и Денис возились, собирая какие-то вещи. Я вышла на крыльцо раньше их, чтобы проститься с лесом. Я могла сколько угодно сердиться на Дениса, на дом, который на некоторое время превратился в мою тюрьму, но лес тут был ни при чем.

Ели стояли белые, другие деревья — лес тут смешанный — своими ветвями, тоже глазурованными снегом, образовывали сложный узор, в котором читались причудливые фигуры и буквы — снежная пентаграмма, символ, который невозможно расшифровать.

То ли во мне все уже умерло, то ли действительно без Саши можно жить.

Подумаешь, вполне обычная, житейская история — расстроилась чья-то свадьба. Ну и что? Еще ведь не Армагеддон… Человек — существо гибкое, мобильное, природа создала его таким образом, что он приспособился подстраиваться под окружающий мир, под обстоятельства, в которые он попадает. Страдание никогда не длится долго, и радость тоже не бывает бесконечной. Ко всему можно привыкнуть и во всем найти положительные стороны…

Подул ветер, и с крыши на меня обрушился небольшой снежный вихрь, который приятно обжег лицо холодом.

Я сняла перчатку и протянула руку вперед. На ладонь упало несколько снежинок. Они почему-то не таяли…

— Замерзнете, Лизавета Аркадьевна, — сказал Пеньков, появившись откуда-то из-за моей спины, нагруженный сумками и свертками.

— Нет, не холодно.

Мы помолчали, стоя посреди снежного вихря, бьющего с крыши, — наверное, тем самым Рома выражал свою солидарность со мной.

— Уже февраль, — через некоторое время, прокашлявшись, робко проскрипел он. — Время-то как быстро летит!

— Ага…

Мы опять помолчали, глядя на заснеженный лес. Типично русская зимняя тоска. Когда два человека неподвижно глядят на снег и думают о быстротечности сущего…

— Пень, ты чего? — выскочил на крыльцо Денис в пальто нараспашку. Снежинки сединой накрыли его темные волосы, упали на длинные ресницы. — Я же сказал — тащи вещи к машине…

Саша никогда меня не простит. Никто бы не простил такое. Никто бы не поверил… Это правильно. Только я, сумасшедшая, могу прощать и верить, потому что такой у меня комплекс из детства.

— Лис, идем, — обхватил меня за плечи Денис. — Поедем, красотка, кататься!

— Это невероятно! — Аглая неслась ко мне навстречу по длинному институтскому коридору на всех парах, черный бант за ее ушами метался из стороны в сторону, точно грива у иноходца. — Я не понимаю… Никто ничего не понимает…

— Чего? — спокойно спросила я, заходя на кафедру.

Лаборантка Вика, тоненькая девочка-старшекурсница, покраснев, поздоровалась с нами и вышла из комнаты.

Аглая за ее спиной торопливо захлопнула дверь.

— Ну? — спросила она, раздувая ноздри, отчего очки на ее переносице опасно двинулись вниз.