Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин

проходе они почти касались друг друга.

— Он занят.

— Я, между прочим, тоже.

Он с ходу открыл дверь. Лысоватый насупленный человек за столом листал бумаги. Взглянул недовольно. Игумнов, не ожидая приглашения, придвинул кресло. Представился. Начал резко:

— Я по поводу людей, которые интересовались у вас платками. Дело это серьезное!

Он почувствовал, что попал в точку.

— Вы их давно знаете?

— Мы вообще незнакомы… — Директор держал себя уверенно.

— Почему они обратились к вам?

Ответ прозвучал неожиданный:

— Я не могу обсуждать этот вопрос… Меня предупредили.

Игумнов узнал высокий слог инструктажа смежной службы: у кагэбэшников даже для вокзального ресторана существовала совершенно особая государственная тайна.

Директор был не первый, кто пытался играть на взаимоотношениях обоих ведомств.

— Если мы не найдем общий язык, я попрошу вас официально…

Разговор с уголовным розыском оказался тяжелее, чем с чекистами.

— Со мной разговаривал один человек… Я слышал его впервые.

— О каком товаре шла речь?

— Импортные платки.

— Он наверняка вам представился! Кто он или откуда, или кто вас рекомендовал…

— Верно! — Директор вспомнил: — Он сказал, что он из Андижана…

«Снова Центральная Азия!..»

— Вы его видели?

— Он гак и не пришел.

— Кому вы сообщили о звонке?

— Вот телефон… — директор ткнул в календарь.

Мизантропическое настроение, в котором он находился до прихода Игумнова, его быстро покинуло; теперь он был заинтересован в том, чтобы его жизнь на вокзале была такой же, как до этого визита.

Игумнов заглянул:

«Учреждение № 1, Управление КГБ на транспорте… Понятно…»

— Мне сказали, чтобы в подобных случаях я звонил им. Другое дело — работа ресторана: заказы, обеды… Тут — милиция!

— Обеды меня не интересуют…

— И напрасно! — Директор понял, что переборщил. — Я пригласил отличного повара. Такие печеночные паштеты!..

Игумнов поднялся. Дальнейший разговор с директором был беспредметен, а о паштетах Игумнов кое–что знал.

— В них добавляют сердце… — К нему поступала информация. — Сердце много дешевле печенки. Две смены назад купили полтонны сердца на мясокомбинате. За наличные. Так что…

Директор так и отпал.

— Ничего об этом не слышал!

— Неважно.

— Вы уже уходите?

Директор проводил Игумнова в коридор. При их появлении «штрафники» — работяги, как один, поднялись.

— Вы действительно не хотите у нас пообедать? — пропел директор. — Но, может, поужинаете?

— В другой раз…

«Штрафники» заулыбались.

«Голубоглазый и его напарник шли к старому директору… Вокзальный авторитет перехватил их, объяснил: что к чему…»

Носильщик работал на обе стороны, но, к чести авторитета, на милицию — без желания и только по необходимости.

«Лишнего не скажет!»

Но с этим уже ничего нельзя было поделать.

В таксомоторном парке трубку сняла молодая женщина, очевидно, диспетчер:

— Машина утром выезжала на час. К Ярославскому вокзалу, — она изъяснялась четко, по–командирски. — С тех пор стоит в гараже.

— Сегодня будет еще на линии?

— Она выедет вечером.

— С тем же водителем?

— Он один работает! У него нет сменщика…

— А фамилия?

— Карпухин…

— Карпухин Константин Иванович?

— Да. По–моему, вы уже звонили. Интересовались.

— Не уверен.

— Я вам ответила: «Сегодня он работает в ночь». Я все помню! Вы еще спросили: «Как он работал вчера?»

— А что вы мне сказали?

— «Вчера он работал в вечер!» Так?

— Да. Спасибо…

Игумнов положил трубку.

— Это тот самый Карпухин, которого мы сегодня тормозили на скоростняке…

Зам, к которому он обращался, промолчал.

«Таксопарк. Импортные платки. Сожженная рэкетирами в Туле иномарка… Нам–то? Вокзальным разыскникам! Больше всех нужно?»

— А звонил диспетчеру Голубоглазый! Номер телефона был записан на его спичечном коробке!.. Занятная цепочка! Не замечаешь?

Цуканов вздохнул.

— Карпухин — таксист, личный водитель Хабиби, оптовика, поставщика импортных платков. В прошлом возил вора в законе — Афанасия.

— Так…

— А Голубоглазый и его партнер ищут эти платки. Накануне они где–то достали, но контора отобрала…

Цуканов расстегнул пуговицу на пиджаке — уродливо спускавшийся книзу живот напоминал боксерскую грушу.

— Звонил я в Управление БХСС. Вчера они никого не прихватывали с импортными платками и ни на кого не наезжали!

3.

— Вы секретарь парткома фабрики? — еще от двери спросил Качан.

— А ты не знал? — Высокий, крупный мужчина за столом поднял голову. — Входишь в партком и думаешь — сразу на склад попал!

Секретарь парткома хмуро взглянул на Качана, перевел взгляд на младшего инспектора, державшегося позади. Карпец ответил обычной обманчиво–приветливой, чуть заискивающей улыбкой. Менты представились:

— Качан, старший оперуполномоченный.

— Старшина Карпец, младший инспектор.

Оба не произвели впечатления.

«Если за обрезками кожи — ничего не дам! Завскладом нашли! Пусть побегают! Эка невидаль — «милиция“!»

Пока секретарь что–то еще продолжал писать за письменным столом, Качан осмотрелся. Кабинет был просторный. В углу, рядом, высился тяжелый сейф. Прямо перед письменным — еще стол, приставной, покрытый зеленым сукном.

За стеной стучали станки.

Секретарь закончил наконец предложение, отложил ручку.

«Мелочь! Шелупонь милицейская… А тоже туда!»

Когда из проходной позвонили о том, что к нему двое из милиции, он сразу отказался их принять.

«Как чувствовал!»

— Они говорят: «На две минуты делов!» — крикнул вахтер в трубку.

День был муторный. Райком потребовал цифры по учебе молодых коммунистов. Отдельно по слушателям, по пропагандистам, отдельно по рабочим, по инженерно–техническому персоналу…

Пока менты шли от проходной, он уже не мог сосредоточиться.

«Любой мент чувствует себя важной персоной от того, что на штанах у него кант! — Мысль эта не покидала. — Что–нибудь понадобится — и пожалуйста! Без звонка, без разрешения! Прямо к освобожденному секретарю…»

Он вперился в Качана.

— Ну! Слушаю! Две минуты, как просили… Лишним временем не располагаю.

Старший опер, похожий на студента, в очках, достал из кейса бумагу.

— Мы должны произвести тут обыск.

Беспардонность ментов не знала границ!

— Что–о?

Карпец, стоявший поодаль, на всякий случай улыбнулся. Обманно. Заискивающе, суетливо.

— Вот постановление.

— Даты!..

Он выхватил у Качана бумажонку, не глядя бросил в корзинку.

— А теперь вон отсюда! Разговор окончен! Вы в парткоме! Разговариваете с членом райкома! — Он знал, что делать. — Николаич, ты? — Услышав знакомый голос, отошел сердцем. — Тут два чудака… Чтобы не сказать хуже… Вокзальная милиция Картузова… Хотят — ты слышал такое! — произвести обыск в парткоме! — Он засмеялся. — Анекдот!

Телефон работал хорошо. Было слышно, как на том конце провода спросили:

— А санкция прокурора есть? На постановлении?

— Я, право, и не смотрел… Я думаю: «Если что — из райкома бы позвонили!» Я весь день на месте!

— А ты посмотри!

— Сейчас… — Секретарь нагнулся, достал из корзинки для бумаг мятый листок. — Вот оно — передо мной… — Он расправил бумагу. — Так… «Постановление на обыск»…

— В левом углу! Должно быть написано: