Бронированные жилеты. Точку ставит пуля. Жалость унижает ментов - Леонид Семёнович Словин

начали спорить еще за дверью. На лестнице хотели разрядиться основательно. Вышедший из квартиры первым внезапно поднял голову. Замер. Его друзья тоже остановились. Наверху лестничного марша показался Афанасий. Люди внизу молча пропустили спускавшихся. Почувствовали ли они что–то? Или сверху даровано было им откровение?

Сама Смерть, невидимая, непредсказуемая, неслышно прошла по лестнице рядом, в обличье серьезного, бесшумно шагавшего невысокого человека с белыми глазами и его сопровождающего — с блестящим, словно глазированным, лицом, в джинсовом костюме. За каждым было свое небольшое Ваганьковское кладбище.

Хлопнула дверь внизу. Четверо прошли по асфальтовой дорожке. У серебристого «Урвана», в конце двора, авторитет остановился. Охранники отошли. Говорить особо было не о чем.

— Тебе сделают предложение… — Афанасий прикурил от зажигалки. — Не отказывайся.

— Зачем же?

— Завтра утром Нгуен привезет тебя из дома. Поедешь в Нальчик. Пересидишь. Бывал там?

Пай–Пай покачал головой.

— У меня там друг. Отвезет тебя к Чегемским водопадам… Давай! — Авторитет поднял на него белые глаза. Обнял. — Все будет путем!

Нгуен уже сидел за рулем микроавтобуса в трехместной просторной кабине.

— Отвезешь брата моего на скоростняк, — приказал Афанасий. — Посадишь в попутку.

Афанасий и Пай–Пай снова дважды расцеловались — обычай, пришедший вместе с многочисленной восточной популяцией новых группировок.

— Все!

Пай–Пай сел в «Урван» рядом с Нгуеном.

— Поехали!

Предложение, о котором упомянул Афанасий, поступило Пай–Паю еще утром, и он принял его, не задумываясь.

На блатной фене имелось сто разных названий того, что ему предстояло сделать начиная с непонятных «ухетить» и «абфетцея», которыми пользовались старые тюремщики, и кончая общеизвестным и всем понятным, «примочить» или «завалить».

Дело это было рискованное, но за него платили. И в нем был заинтересован вор в законе.

В Москву Пай–Пай возвращался той же скоростной трассой, в новой «восьмерке» — с незнакомой супружеской четой. Молодая деваха и мужик на переднем сиденье тащились от своей машины, от себя своих разговоров. Пай–Пая они вроде игнорировали, но все что говорили, предназначалось для его ушей. Вспоминали города, в которых будто бы было тогда такое же ясное утро, как сегодня на скоростняке.

— Небо такое же бездонное, голубое, с отливом! А мы с тобой идем к Рю Ройяль! Помнишь?

— Это на площади Конкорд! И справа в перспективе Трафальгарская арка. Елисейские поля…

Все разыгрывалось, будто сейчас только пришло на память…

«Ах, понтярщики!.. — В Пай–Пае внутри все бушевало, но он все так же спокойно–бесстрастно смотрел на дорогу, а то и закрывал глаза — вроде дремал. — Суфлера!»

Недалеко от мотеля перед Московской кольцевой дорогой он неожиданно потребовал:

— Вон там остановишь!

Мужик был покороблен бесцеремонным тыканьем, проехал несколько метров, медленно притормозил — не хотел портить резину. Пай–Пай перегнулся к переднему сиденью, в руке у него был нож на резинке, который он обычно спускал вдоль тела и закреплял ремнем. В любой момент нож, амортизируя, сам прыгал в ладонь; сейчас — похожий на финский — он уперся водителю в горло.

— Пикнете! Я сразу впорю…

Мимо проносились машины, никому не было дела до «восьмерки», припарковавшейся у обочины. Мужик сидел ни жив ни мертв. Деваха, чтобы не кричать, обеими руками зажала себе рот.

— Сумку быстро!

Деваха передала сумку — емкую, из натуральной кожи, она стояла у нее в ногах. Свободной рукой Пай–Пай вывернул содержимое между сиденьями: косметика, бумажки, газеты. Импортные презервативы. Денег совсем мало. Пай–Пай выбрал несколько купюр, сунул в карман.

— Давай бумажник!

— Вот…

Пай–Пай развернул лопатник водителя: улов был невелик.

— Ладно! Теперь сиди! Не дергайся…

Мочевой пузырь Пай–Пая был полон, давал знать о себе еще в квартире у Афанасия. Пай–Пай с облегчением опорожнил его в дамскую сумку.

— Это — чтоб сухари не терлись!

Он застегнул «молнию» на джинсах. Открыл дверцу.

— Будешь стоять еще десять минут! Уедешь — найду тебя из–под земли и убью. Номер машины мне известен… Чао!

— Куда сейчас, товарищ капитан? — спросил водитель–милиционер у Игумнова.

«Два шоферских вопроса, — подумал Игумнов. — «Куда сейчас?“ и «Мне ждать?“

— Завезем Цуканова в отдел…

Они ушли с шоссе и гнали теперь в направлении Красного Маяка. Было жарко. К закрывавшимся на обед огромным универсамам быстро шли люди.

— Моя задача? — спросил Цуканов.

— Пай–Пай мог остаться в Туле. Ориентируй на розыск личный состав.

— Само собой…

— Поинтересуйся происшествиями… Что у них по городу за сегодняшнее утро.

— Все?

— Свяжись с опером из 49–го, который обслуживает этих… в «Тойоте». А я подъеду с Баклановым в ГАИ к инспектору. Он вызвал к себе таксиста… Карпухина! Может, удастся зайти с этой стороны!

Отдел разборов ГАИ окружали деревья. У ворот лежала покореженная разбитая техника. Госавтоинспектор — мясистый, с двойным подбородком — сказал что–то одному из водителей, тот быстро, не прощаясь, исчез. Гаишник подошел к стоявшим в стороне Бакланову и Игумнову.

— Приехали?..

— Федор, — представил его Бакланов. — Выдающийся специалист в нашем деле.

— Уж и выдающийся…

Одутловатое лицо корифея помрачнело. Бакланову что–то требовалось — иначе он не начал бы с комплимента. Для приличия помолчали.

Могучие деревья делали двор похожим на парк аристократического особняка или усадьбы. Скорее же всего его построили после войны пленные немцы, как и многие другие здания по соседству. Сейчас в отделе разборов никто об этом не вспоминал.

— У друга с машиной беда…

Бакланов и глазом не моргнул: когда требовалось, он мог быть жестким и изобретательным. С Федором у них были свои гаишные дела.

— …«Жигуль» записан на жену, а она получила от отца. Завещание оформлено, а найти не могут!

— Надо узнать в нотариальной конторе… — Дело оказалось чересчур простым. — Номер конторы известен?

— Двадцатая.

— Длиннющие девки там… — Федор загадочно усмехнулся. — Баскетболистки…

Его отвлек сверток, который привез Бакланов, в нем угадывались знакомые параметры.

— Тебе! — Бакланов перехватил взгляд.

— Надо бы вместе!

— Вместе в другой раз! Положи!

— Тогда… — Федор обеспокоился. — Сами и пронесите, а то неудобно. Скажут: «Уже со своих берет!»

— Какие дела!

Гуськом прошли в кабинет. Стол Федора стоял у самого окна, старенький, незавидный.

— Реквизировал? Или со свалки?

— Наследство!

Ражий Бакланов нагнулся, открыл дверцу, сунул сверток в нижний отсек. Сидевшие в комнате посмотрели сочувственно.

— Выйдем?

Федор обернулся к соседям:

— Я сейчас.

Разговор во дворе пошел откровеннее.

— На меня хотят наехать… — Бакланов достал несколько пластин жвачки, предложил всем.

— Нет, спасибо.

— Жду жалобу. Мужика ты должен знать. Таксер. Карпухин Костя… Ты его знаешь.

— Знаю.

Подумав, инспектор взял жвачку, которую Бакланов еще держал в руке.

— С ним лучше не связываться.

— Думаешь?

Федор кивнул: в эту минуту он был абсолютно искренен.

— Это мафия. Он возил вора в законе — Афанасия…