Морок - Юлия Аксенова

Виктор торопливо подошел, поцеловал Бетт в щеку.

— У тебя какие-то новости?

Хоть та и уверяла его по телефону, что все в порядке, он не мог не тревожиться: с чем связан этот срочный вызов?

— Отличные!

Бетт подхватила его под руку, и они медленно двинулись вдоль аллеи. У женщины сияли радостью глаза.

— Он вернул мне дочь!

Недоуменно-вопросительным взглядом Виктор попросил ее скорее продолжить рассказ.

— Он отдал мне Элли. Насовсем! Я хотела поговорить с ним, прежде чем подавать в суд…

Как раз на прошедшей неделе, встретившись в коридоре телецентра, они обсудили план дальнейших действий: общественное мнение было уже достаточно подготовлено; чтобы не упустить момент, следовало немедленно подать в суд просьбу о пересмотре бракоразводного дела. Но прежде Бетт хотела лично уведомить бывшего мужа об этом своем шаге.

— Мы встретились как-то довольно мирно. Я рассказала, как Элли переживает из-за того, что мы с ней не вместе, описала ее истерики. А он вдруг взял да и признался, что много раз замечал, как дочь после встреч со мной приходит в плохом настроении, он видел следы слез…

Бетти говорила торопливо и возбужденно, но не сбивчиво: профессиональная привычка связно излагать свои мысли в любой ситуации.

— Он думал, что я жестоко с ней обращаюсь, представляешь?! Что ему там чудилось: бью я ее, ругаю? Но он искренно обрадовался, когда узнал, как все обстоит на самом деле. Он сразу поверил. Он же знает, как расстраивается Рэйф, когда они видятся и им пора прощаться. Хотя Рэйфу я сказала, что у папы просто слишком много работы, и мужу хватает ума поддерживать эту версию… Знаешь, Виктор? — неожиданно воскликнула Бетт, прервав свой рассказ.

Она приостановилась, встала напротив Виктора, глядя ему в лицо и радостно улыбаясь.

— Малькольм, оказывается, поклонник твоей Линды! Он смотрел все сюжеты про детей развода. Хорошо, что вы с ней еще не успели упомянуть меня, — иначе он бы взбеленился!

— Что было дальше? — поторопил Виктор, которого захлестывало волнение.

— Все. Ничего дальше не было. Он сказал, что готов в любой момент подписать все необходимые бумаги.

— Когда будете подписывать?

— Уже! Все произошло сегодня утром. Мы встретились, поговорили. Пока ехали к нотариусу, я вызвала туда своего адвоката, так что все чисто. Няня привезла Элли ко мне домой. Элли дома, представляешь?!

Виктор неосознанно сделал шаг в сторону, ступив с гравийной дорожки на траву, и прислонился спиной к мокрому стволу липы. Такая тяжесть свалилась с его плеч, что он едва устоял на ногах. Где-то в глубине его существа поднималась, расправляла крылья эйфория победы.

— Как ты думаешь, почему он это сделал?

— Я сразу все поняла. Наигрался. Он сыт по горло ролью одинокого отца. Он мечтал о свободе, но не знал, как найти предлог, чтобы вернуть мне игрушку. То есть дочь. Он, наверное, правда думал, что я с ней плохо обращаюсь, и считал себя обязанным ее спасать. Еще может быть, что он собрался снова жениться и ребенок мешает ему… Что с тобой, Виктор? Ты очень сильно побледнел…

— Со мной все хорошо. Просто прекрасно! Бетти, неужели мы справились?! Я не ждал, что все закончится так быстро и так легко.

Бетт взглянула на него удивленно. Как будто в первый момент не могла понять, почему он говорит «мы», какое он имеет ко всему этому отношение. Потом спохватилась.

— Я очень тебе благодарна. Без твоей поддержки я ничего не смогла бы изменить!

Она тоже сделала шаг на мокрую траву. Виктор отделился от ствола, и они крепко обнялись.

Продолжение так естественно, так логично вытекало из всего происшедшего, как будто было расписано по нотам каким-нибудь строгих правил композитором…

— У нас сегодня большой семейный праздник. Ты — в числе приглашенных. Собственно говоря, в единственном числе. Пойдем?

— Разве я могу отказаться от такой чести?

Вчера я встретилась с Алексеем, и между нами неожиданно произошло объяснение.

Я очень осторожно попыталась выведать у Леши, как он себе представляет развитие наших взаимоотношений во время поездки и после. Я сама не понимала, зачем об этом говорю: разве и так не ясно? Но он понял меня лучше меня самой. Стал таким серьезным, каким я ни разу прежде его не видела, и спросил:

— Ты в чем-то сомневаешься?

Я, опустив глаза, миролюбиво попросила:

— Я не знаю, что ты имеешь в виду. Спроси меня как-нибудь по-другому.

— Есть мужчина, который тебе более интересен, чем я?

— Нет. Сейчас нет, но я знаю, как это бывает. Я знаю вкус самозабвенного общения и острой влюбленности.

Самозабвенное общение — это Пашка. Мы могли трепаться часами обо всем на свете, не надоедая друг другу. Острая влюбленность — тут я допустила некоторое художественное преувеличение. Сильную влюбленность я испытывала первый и последний раз в жизни по отношению к привлекательному однокурснику, который последовательно проявлял интерес ко всем более или менее симпатичным девчонкам в институте. Его интерес ко мне угас быстрее, чем к другим, и ничем не закончился из-за того, что я со школярской наивностью искренно продемонстрировала ему свои чувства и надежды, не дав себе труда подразнить мальчика, развлечь игрой. Та история многому научила меня, но с тех пор минуло столько лет и событий — будто несколько жизней прошло. Пряный вкус первой влюбленности безвозвратно выветрился из памяти.

— С тобой я ничего подобного не испытываю, — честно добавила я. — И знаешь, Леш, ты очень заботливый, внимательный, но, мне кажется, ты ко мне тоже ровно дышишь. Я права?

Лицо собеседника было непроницаемым. Я испугалась, что сейчас он лишь с досады, от обиды на мои откровенные речи, подтвердит мою догадку. Я напряглась в ожидании, что он постарается ударить побольнее.

Но Алексей вдруг широко улыбнулся:

— Ну почему? Ты мне нравишься. Ты, Сашка, очень привлекательная женщина и каким-то образом ухитряешься совершенно не замечать этого. То есть, наверное, замечаешь, но… Ну, в общем, ты поняла. Твоя скромность придает тебе дополнительный шарм, очень необычный.

— Спасибо, — пробормотала я, — мне ничего подобного не говорили…

— Ты, Саша, обещаешь любовь, — перебил мой просветитель. — Ты просто светишься готовностью любить. Мы, мужики, на это и клюем. А как поближе подошел, оказывается, что обещание было обманом!

В речи Алексея появилась запальчивость. Мне стало не по себе: все-таки сейчас он наговорит мне гадостей. С другой стороны, имеет право: я ведь тоже сообщила ему нечто неприятное.