Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

в районе Дессау — Рослау некой польской передвижной группы, вполне оправданны. Возможно, по заданию английской разведки работает диверсионно-разведывательная группа бывшей Армии крайовой[38]. Оперативность, с которой, по вашей информации, она появляется и исчезает, вероятно, объясняется знанием руководителями этой группы карты заброшенных серебряных и соляных шахт, в Саксонии их множество. Вот вам одна из таких карт, выпущенная Германским институтом геологии в 1929 году, с переводом пояснений и комментариями.

Барышников передал Савельеву большую папку из твердого черного коленкора и тоненькую с документами.

— Продолжайте активную разыскную работу по этим полякам. Если потребуется, подключайте войсковые подразделения, расквартированные в вашем районе.

В-третьих, думаю, вам следует встретиться с вашим старым другом Гансом Бауром. Сейчас он, кстати, в Бутырке. Завтра и отправляйтесь к нему. Вполне вероятно, он владеет информацией о новом двигателе. Баур сотрудничал с заводами Юнкерса, получал оттуда технику для своей эскадрильи, наверняка знает многих конструкторов и инженеров. Кроме того, Баур долгие годы дружил с генерал-фельдмаршалом Мильхом, реальным создателем германских ВВС, правой рукой Геринга. Возможно, какая-то информация осталась по этой линии.

В-четвертых, в связи с решением правительства о создании авиапредприятий на территории советской зоны оккупации вам следует прекратить транспортировку в СССР всего найденного. Создавайте склады, сортируйте, до прибытия частей НКВД охраняйте.

В-пятых, усильте контрразведывательное обеспечение работ. Формируйте агентурную сеть из немцев, не допускайте утечки информации о воссоздаваемых предприятиях, пресекайте внеслужебные контакты с местным населением, особенно амурного характера, строго наказывайте за пьянство.

И последнее. — Барышников вынул из папки еще один документ, повертел его в руках, видимо, соображая, сразу показать его Савельеву или подождать. — Майор Бурляев направил в главк рапорт о том, что подполковник Савельев потворствует врагам народа из спецов, не пресекает их антисоветские высказывания о превосходстве люфтваффе над советскими ВВС, запрещает производить аресты немцев, препятствующих деятельности опергруппы, ведет подозрительные переговоры с немецкими профессорами и инженерами. Рапорт попал на стол руководства. — Барышников бросил испытывающий взгляд на Савельева.

Ни одна черточка не дрогнула на лице подполковника. Он спросил ровным голосом:

— Если не секрет, какова резолюция на рапорте?

Барышников рассмеялся и протянул Савельеву копию рапорта Бурляева. В левом углу ровным почерком генерал-полковник Абакумов начертал: «Майор Бурляев дурак. Немедленно отправить его на Дальний Восток в действующую армию».

— Вам повезло, Савельев, начальник главка ценит вас за проделанную работу в Берлине. Но прошу не обольщаться, Бурляев остается в системе, кто-то, видимо, его поддерживает, направив в Германию. Будьте поосторожнее с окружающими вас людьми, всегда найдутся провокаторы.

Савельев поблагодарил за инструктаж и совет и, собираясь уходить, не выдержал, спросил:

— Владимир Яковлевич, очень прошу, ответьте на два вопроса.

Барышников собрался, насторожился, но согласно кивнул.

— Из командировки в Москву не возвратился кандидат химических наук Зебурх. Вы не знаете, что с ним?

— Зебурх нами арестован. Он был завербован английским военно-воздушным атташе в Москве. Его взяли с поличным, когда передавал англичанину коробку с немецким бомбардировочным прицелом, вывезенным из Рослау. Какой второй вопрос?

— Когда я смогу демобилизоваться? Если этот чертов двигатель найду, отпустите?

Генерал поднялся, прошелся по маленькому кабинету, положил руку на плечо Савельева, пристально поглядел в его глаза.

— Дорогой мой, разве ж я решаю такие вопросы? Если честно и если вас интересует мое мнение, думаю, не скоро вы снимете мундир. Ваш огромный опыт, ваша порядочность, — Барышников сжал плечо Савельева, — должны послужить Родине. Вы же знаете, в разведке и контрразведке война никогда не заканчивается.

* * *

Савельев не стал встречать Лену у ее работы, штаба Московского военного округа. Погулял немного по Арбату, наслаждаясь легкой прохладой сентябрьского воздуха, зашел в Военторг, отоварил карточки аттестата продовольственного довольствия пятью килограммами картофеля, сливочным маслом, двумя жирными каспийскими селедками, белым ситным хлебом, удивительно быстро поймал пока еще редкое такси и отправился домой к теще и жене. Вдруг вспомнил: «А цветы?!»

— Послушайте, — обратился он к немолодому водителю такси, — давайте по пути где-нибудь цветов купим.

— Не вопрос, товарищ подполковник, будут вам цветы.

Водитель подкатил к одному из блошиных рынков в тихом переулке. Савельев купил пятнадцать пунцовых роз. Взял бы и больше, но они оказались последними.

Дома никого не было: Лена на службе и теща, видимо, на работе. Но ключи от квартиры у него были. Маленькая квартирка сияла чистотой, на журнальном столике в керамической вазе букет астр. Розы он поставил в большую стеклянную банку, найденную в ванной комнате. Он обследовал кухню, обнаружил в ней доставленный из Германии ящик с продуктами, но никакой приготовленной еды не было. Лена обедала на службе, теща, возможно, на работе.

Савельев снял китель и галифе, переоделся в чистое хэбэ[39], надел висевший на стуле фартук и приступил к приготовлению обеда (или ужина?). В нише под подоконником он нашел кочан капусты, морковь, лук, чеснок, в кухонном шкафу — лавровый лист, черный перец в зернах, сушеные укроп и петрушку. Александр Васильевич по-хозяйски вскрыл банку говяжьей тушенки, вывалил ее в кипящую воду, мелко нашинковал капусту, нарезал маленькими кусочками, как он любил, картошку, сделал заправку из обжаренных лука и моркови, бросил в кастрюлю специи. Через час густые щи наполнили своим ароматом всю квартиру. Но он не успокоился. Сварил полную кастрюлю картошки, размял ее деревянной толкушкой, влил разбавленный кипятком консервированный молочный концентрат, положил изрядный кусок сливочного масла и все это тщательно перемешал, пока в кастрюле не исчезли комочки. Затем почистил селедочку, покрошил ее с лучком, а на отдельную тарелку нарезал извлеченный из чемодана шпиг с толстыми мясными прожилками. Все это, а также бутылку армянского коньяка «Ани» и тарелку с крупными ломтями ситника он разместил на столе в гостиной, и тут раздался звонок в дверь.

Лена бросилась ему на шею, покрыла его лицо поцелуями и разревелась от радости.

— Сашенька, родной, я знала, я чувствовала, что ты здесь, а как на лестничной площадке в нос ударил запах щей, я и ключи не стала доставать! Радость моя, как же я счастлива! Ты надолго? На целых двое суток? Вот здорово! Мы обязательно завтра после работы пойдем гулять, правда?

— Правда, моя хорошая, что хочешь будем делать. А где мама?

— Ой, забыла тебе сказать, мама вчера уехала в Тверь к сестре. Ее сын, мой двоюродный брат Юра, вернулся с фронта, из Маньчжурии, без ноги, бедненький, представляешь? Мама поехала помочь. Юрка командиром саперного взвода был, только училище закончил, и такая беда, на японскую мину наступил. Мы с тобой одни будем.

Лена осмотрела стол и кастрюли.

— Господи! Спасибо тебе за мужа! Самый красивый,