Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

самый умный, самый сильный и мастер на все руки! А розы! Где ты взял такие чудесные розы?

Она прижалась к супругу и хитренько промурлыкала:

— И самый нежный. Ну что, будем есть и пить или…

— А разве можно?

— Пока еще можно.

— Тогда, конечно, «или»…

— Марш в ванную, товарищ подполковник!

Глава 35

Тридцать седьмой год оказался одним из самых счастливых в моей жизни. В феврале по поручению фюрера я на Ju-52 летал вместе с германской военной делегацией во главе с Герингом в Турцию. Во время полета Герман несколько раз усаживался в кресло второго пилота и брал управление машиной на себя. Но каждый раз через непродолжительное время с мучением вставал, ворча:

— Ганс, как вы помещаетесь в этих дурацких узких креслах? Моя жопа просто болит от них.

Кресла были абсолютно нормальными по размеру. Но габариты Геринга им никак не соответствовали, и мои помощники, второй пилот и бортинженер, долго страдали от хохота до слез.

В то время, когда Геринг управлял самолетом, он вкратце рассказал мне о целях нашего визита. Президент Турции генерал Мустафа Кемаль, получивший почетное народное прозвище Ататюрк[40], уже три года в провинции Тунджели вел войну с курдами, желавшими получить автономию. Их вождь, Сейид Риза, поддерживаемый деньгами и оружием из Персии и Сирийского Курдистана, за которыми явно просматривалась Англия, управлял хорошо обученной армией, курды называли ее «пешмерга», в тридцать тысяч бойцов. Туркам не хватало современного оружия, главным образом артиллерии и авиации. Ататюрк пригласил Гитлера посетить Турцию с официальным визитом, но фюрер послал на разведку Геринга.

Конечно, я не участвовал в переговорах, мы с экипажем в сопровождении турецких летчиков осматривали достопримечательности Константинополя, побывали на двух военно-воздушных базах, посетили знаменитые базары, где накупили чая, специй и золотые украшения для жен, лакомились божественными кебабми и морепродуктами в уютных ресторанчиках Галаты. На третьи сутки, после завершения переговоров, Ататюрк устроил прием в честь нашей делегации в прекрасном дворце Долмабахче на берегу Босфора, где ранее жили османские султаны, а ныне обитал президент Турции. Во время представления членов немецкой делегации и вручения некоторым из них турецких наград Геринг, указывая на меня, сказал Ататюрку:

— Подполковник Баур, личный пилот фюрера, командир особой правительственной эскадрильи, ветеран Великой войны, один из лучших пилотов Германии.

Президент пристально поглядел на меня, сделал знак адъютанту, отрицательно покрутил головой, показав глазами на другой поднос с наградами, и, изъяв из обшитой синим сафьяном коробочки семиконечную серебряную звезду, приколол ее к моему мундиру, произнеся:

— Вы, полковник, будете последним кавалером этой высокой награды. Орден «Меджидие» за военные заслуги учрежден в 1852 году, во времена Османской империи, им не награждали никого в Турецкой республике. И награждать не будут.

Я был польщен. Президент пожал мою руку своей вялой и влажной рукой. Выглядел он неважно, ему явно нездоровилось. Через год Ататюрка не стало, он скончался от цирроза печени. Выяснилось, что долгие годы он систематически крепко пил.

На обратном пути Геринг, недовольно сопя, вертел в руках мою награду и ворчал:

— Неинтересно с тобой, Баур, на приемы ходить. Ты всегда отхватишь лучшее. Мне Ататюрк такой вот орден не вручил, а я что, хуже тебя воевал?

Вскоре я узнал, что согласно подписанному Герингом договору, Германия отправила в Турцию три десятка штурмовиков, десять бомбардировщиков, более пятидесяти гаубиц, минометы, авиабомбы, снаряды. Все это доставлялось в болгарский порт Бургас и кораблями переправлялось в турецкие порты. Авиационную часть поставок курировал Мильх. С ним я и отправился в апреле в Болгарию.

Вначале мы прилетели в Софию, где Мильх встречался с царем Борисом и командованием болгарских ВВС. На встречу с Борисом Мильх прихватил и меня, как «старого друга монарха». Борис, действительно, встретил меня как доброго знакомого. Он спросил:

— Господин Баур, я знаю, что в этом году у вас маленький юбилей. Чем болгарский народ может вас поощрить?

Я ответил отказом, заверив монарха в моем искреннем и глубоком уважении к нему и болгарскому народу. Борис нажал кнопку вызова, в кабинет внесли изумительной красоты икону Божьей Матери с Младенцем в серебряном окладе.

— Я знаю, вы крещены в лоне Римской католической церкви. Но и мы, православные, и вы, католики, — христиане. У нас один Господь и одна Богоматерь. Пусть Ее образ хранит вас, Баур, от всех бед.

Затем мы перелетели в Бургас, где Мильх инспектировал отправку самолетов в Турцию, а я с экипажем бродил по старому городу, скупая в лавчонках сувениры для родных.

Бедность Болгарии поражала. В Германии даже в самые трудные послевоенные годы такого не было. Повсюду ослики, перевозившие всякую всячину, деревянные телеги, крестьяне, обутые в нечто подобное русским лаптям, женщины, одетые в черное, словно в стране всеобщий траур, хмурые, неулыбчивые и сплошь небритые лица мужчин, ватаги босоногих, неряшливых детей, просящих стотинку[41], неистребимый запах навоза, жареной баранины, кофе и прокисшего вина. Мало автомобилей, мало хорошо одетых людей, почти совсем нет светлых и радостных лиц. Зато много весеннего солнца, море, буйно цветущие заросли вишни и черешни, утопающие в белом цвете, словно в снегу, яблоневые сады. Я всегда покидал Болгарию с чувством сострадания, неразгаданного противоречия между нищим народом и богатой природой.

Сорок лет мне исполнилось 19 июля. Накануне фюрер попросил меня не планировать широкое празднество, так как в любой момент возможен полет по стране и за границу. Я был только рад, не любил я эти шумные торжества. В восемь утра позвонил Шауб, поздравил меня и передал поручение фюрера к полудню прибыть в рейхсканцелярию. Затем последовали звонки с поздравлениями от мамы и дочери, супруги, сестер и брата, зятя, Мильха, Геринга, Гесса с супругой, Гиммлера, Гофмана… Звонили министры, генералы, гауляйтеры, актрисы и актеры, старые боевые товарищи и коллеги по работе в «Люфтганзе». Около девяти явился мой адъютант — гауптштурмфюрер СС и капитан полиции Курт Вейзе с растерянным лицом.

— Господин оберштурбаннфюрер, поздравляю вас с днем рождения! А что делать с подарками?

— Какими подарками? — удивился я.

Он отворил дверь, и я остолбенел! В коридоре отеля толпился народ с букетами цветов, коробками, коробочками, футлярами, пакетами. Слава богу, все они оказались либо посыльными, либо адъютантами. Я приказал Вейзе:

— Заноси. Остаешься за старшего, я еду к фюреру.

В рейхсканцелярии фюрер устроил обед в мою честь. Были только близкие: Мартин Борман, Геббельс, Гиммлер, Гесс и директор концерна «Мерседес-Бенц» Якоб Верлин. Диетический шеф-повар фюрера Канненберг специально приготовил мое любимое блюдо — жареную свиную отбивную с картофельными клецками.