Полет в неизвестность - Сергей Дмитриевич Трифонов

Фюрер, как обычно, употреблял диетическую пищу, а остальным предложили на выбор гуляш из телятины с картофельным пюре и овощами, жаренного в сметане карпа, куриные котлетки под брусничным соусом. Из спиртного было только шампанское. Фюрер, поздравляя меня, особо отметил мое мастерство летчика и поблагодарил за мой труд на благо Родины и партии. Гесс подарил бронзовую копию старого и доброго «Рорбаха». Геббельс от имени своей семьи вручил компактную киноустановку для просмотров фильмов в домашних условиях с набором лучших немецких кинофильмов. От СС Гиммлер наградил меня большим серебряным кубком с гравировкой: «Оберштурмбаннфюреру СС Бауру Гансу за заслуги перед СС». А Борман, зная мое пристрастие к рыбалке, подарил шикарный шведский спиннинг с новейшей безынерционной катушкой.

После десерта фюрер поднялся из-за стола и пригласил меня прогуляться в зимнем саду рейхсканцелярии. За нами последовал Якоб Верлин. Я гадал, каков же будет подарок фюрера, что-то уж больно лукавое у него выражение лица. Мы прошли зимний сад, вышли во внутренний двор рейхсканцелярии, и я обомлел. Фюрер облокотился на лакированное крыло черного, сверкающего свежей краской «мерседеса-бенц», четырехдверного кабриолета. Это была совершенно новая модель 320 (W-142), которую Верлин в феврале представил на Берлинском автосалоне.

— Вот, Баур, мой вам подарок. Как, ничего, да? — Фюрер, смеясь, похлопал машину по капоту. — А то, знаете ли, стыдно вам и непатриотично разъезжать на «форде», импортном авто.

Я, переполненный чувствами, поблагодарил фюрера и доктора Верлина. Фюрер, понимая мое состояние, сказал:

— Отпускаю вас на трое суток домой в Мюнхен, вернее на Пильзенское озеро. Порадуйте семью. Пока полетов не будет. Но это, Баур, еще не все. Пойдемте, видимо, уже прибыли послы.

В кабинете фюрера слева в шеренгу выстроились послы Италии, Венгрии, Болгарии, Румынии, Финляндии, Японии. После краткой речи фюрера, в которой он отметил мои заслуги в деле развития авиации этих стран, послы вручили мне государственные награды. Указом короля Италии Виктора Эммануила III я был награжден орденом Итальянской короны офицерской степени, указом короля Румынии Кароля II — орденом короны Румынии III степени с мечами, указом царя Болгарии Бориса — орденом «За военные заслуги» II степени, декретом регента Венгерского Королевства Миклоша Хорти — офицерским крестом ордена Заслуг, указом президента Финляндии Калли Кюести — орденом креста свободы «За военные заслуги» II степени, указом императора Японии — орденом Восходящего солнца шестой степени.

Полагаю, вы можете представить мое душевное состояние? Я был в смятении, еле держался на ногах. Как только церемония завершилась, фюрер немедленно отпустил меня.

В отеле я просмотрел многочисленные подарки и попросил адъютанта все уложить в новый автомобиль. После контрастного душа я завалился спать, поставив будильник на три часа ночи. В четыре, покинув спящий Берлин, я вылетел на Мюнхенское шоссе, и новый «мерседес-бенц» понес меня со скоростью ветра на юго-запад, домой.

Глава 36

В сумерках машина въехала в массивные металлические ворота следственного изолятора Наркомата госбезопасности СССР, именовавшегося в народе Бутыркой. Баур сразу сообразил предназначение этого «генеральского лагеря»: их с Мишем обыскали и отвели в крохотную камеру с одними голыми нарами. Кое-как разместившись, они уснули. В четыре утра за ними пришли и отвели в санитарный блок, где дали помыться под душем, затем осмотрели и сделали Бауру перевязку. Все принадлежавшие им вещи изъяли по описи, дали расписаться и обещали позже вернуть. После череды молчаливых процедур Баура и Миша отправили в общую камеру, в которой их соседями оказались четверо военнопленных. Устроившись на свободных койках, они вновь уснули.

В шесть часов надзиратели разбудили заключенных. После переклички, обыска и завтрака в виде куска черного хлеба и кружки горячего полусладкого чая Баур стал разглядывать соседей, кивая каждому, затем поднялся и громко произнес:

— Разрешите представиться, господа, группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Ганс Баур, командир особого правительственного авиаотряда. А это, — Баур кивнул головой в сторону Миша, — унтершарфюрер СС Миш, мой временный денщик.

Закончившие трапезу немцы поочередно подходили к Бауру, представляясь по уставу. Полковник фон Клюге, начальник штаба армейского корпуса, полковник Фрич, командир танкового полка, штандартенфюрер СС Нобски, начальник штаба панцергренадерской дивизии СС, подполковник Браун, заместитель германского военного атташе в Турции. Баур никого из них не знал. Никто не задерживался, представившись, отходили к своим койкам, в разговор не вступали, каждый занимался своим: штопал изношенный мундир, брился, что-то писал, что-то читал. Офицеры выглядели не лучшим образом, их потрепанные серо-зеленые мундиры в слабоосвещенной камере придавали их лицам (все со следами побоев) пепельный цвет. Было очевидно, все измучены и запуганы.

— Господа, — Баур попытался расшевелить эти фантомные существа, — окажите честь, введите в курс дела, или, как бы это лучше сформулировать, в правила тюремного положения. Я только из лагерного госпиталя, что находился в Позене, с новыми порядками незнаком. Будьте так добры, господа.

Переглянувшись между собой, офицеры, понимая бестактность молчания, видимо, решили установить иерархию общения с генералом СС. Первым, соблюдая должностное старшинство, вытянулся перед Бауром и заговорил полковник фон Клюге:

— Прошу прошения, господин генерал, если позволю дать несколько советов. — Получив от Баура утвердительный кивок, полковник продолжил: — Бутырка — следственный изолятор русской службы государственной безопасности. Здесь содержат генералов, адмиралов и высших офицеров вермахта, люфтваффе, кригсмарин, СС и СД, высших чиновников рейха, а также захваченный в плен командный состав вооруженных сил, полиции, жандармерии, разведки и контрразведки Румынии, Венгрии, Словакии. Есть несколько итальянских генералов и даже болгарских, отказавшихся переходить на сторону коммунистов.

— Откуда у вас эти сведения, полковник? — Баур пригласил фон Клюге присесть к нему на койку.

— Тюремный телеграф, господин генерал, никто не отменял.

— Прошу прощения, вы не родственник фельдмаршала фон Клюге?

— Племянник, господин генерал. — Полковник опустил голову. — Вы, видимо, тоже его считаете предателем?

— Нет, полковник, не считаю. — Баур заметил, все офицеры внимательно глядели на него. — Я исключительно высокого мнения о вашем дяде и всегда уважал его. В октябре сорок третьего по приказу фюрера мне на легком «шторьхе» пришлось эвакуировать фельдмаршала из-под Минска после автокатастрофы, в которой он получил тяжелые травмы. Он был мужественным человеком. Его самоубийство потрясло всех знавших его[42].

Полковник встал по стойке смирно, щелкнув каблуками, произнес дрожащим от волнения голосом:

— Благодарю, господин генерал.

— Присаживайтесь и рассказывайте. Кто из генералов и старших офицеров здесь сидит? Какие тут порядки? Как кормят? Разрешают ли переписку с родственниками? Почему на ваших лицах следы побоев? Вас что, пытали?

— Постараюсь по порядку. Достоверно известно, что среди узников Бутырки генерал артиллерии Гельмут Вейдлинг, генерал-лейтенант Франц Эккард фон Бентивеньи, генерал-лейтенант авиации Рейнар Штагель, генерал-майор Оскар