Китайское чудо. Критический взгляд на восходящую державу - Дженнифер Рудольф

разница между ним и Первым императором в том, что он, Мао, будет более беспощадным и полностью искоренит идеи, которые Первый император совершенно правильно пытался, но в итоге не смог уничтожить.

Если модернистская революция Первого императора провалилась, та же судьба в конце концов постигла революцию Мао. Его коммунистическое мировоззрение оказалось дискредитировано и впоследствии было заменено решительным поворотом в сторону капитализма. В самом деле, к концу XX века Китай стал одной из самых попустительских капиталистических систем мира. Но риторика прорыва из традиционного конфуцианского общества и входа в современный мир продолжалась — только сейчас современный мир стал определяться как капитализм, а не коммунизм.

Результатом поворота Китая к крайней форме неолиберального капитализма стал необыкновенный период экономического роста. Но вместе с тем этот поворот принес растущую поляризацию общества из-за неравенства доходов. К началу XXI века в Китае поднялась дискуссия о самосознании: утратил ли Китай свои ценности и стал ли он миром, где все решают попросту богатство и власть.

И в этом споре Конфуций вернулся.

Первые попытки переосмыслить Конфуция начались не в самом Китае, а в другой части Азии парой десятилетий ранее. В 1980-е годы Сингапур начал развивать форму государственного капитализма, в которой рыночная экономика поддерживается, но и контролируется аппаратом высокообразованных чиновников. Чиновники не избирались демократическим путем, а скорее выбирались через некую форму меритократии. Что примечательно, правительство открытым текстом заявило, что подобная меритократия, где чиновники отвечают за государственную инфраструктуру и правовую систему, а также за духовное управление населением, основана на конфуцианских ценностях. Подобное конфуцианское мировоззрение также было представлено как противоядие для индивидуалистичной, аморальной формы модернизма, бытующей на Западе.

Вместо системы координат «традиции против современности», так выраженно доминировавшей на протяжении предыдущего десятилетия, где Конфуций был представлен иконой традиционного мира, подлежащей разрушению, Сингапур сделал акцент на культурном разрыве между Западом и Востоком, и теперь Конфуций стал иконой Востока, которую следовало возвеличить.

Эта система координат стала все больше распространяться и на Китайскую Народную Республику. В последние годы Китай принялся усиливать меритократические критерии допуска в правительство и энергично подчеркивал важность активного государственного участия в инфраструктуре общества, образовании и экологически чистой технологии. Более того, такой подход стал все сильнее противопоставляться взглядам, доминирующим на Западе. В отличие от формы неолиберализма, доминировавшей в прошлые десятилетия, которая фокусировалась на ограниченных полномочиях правительства и приватизации, Китай позиционирует себя как общество с крайне успешной капиталистической системой, при этом заново развивающее формы управления, которые Китай вслед за Сингапуром ассоциирует с Конфуцием. А потому часть претензий Китая на мировое господство все сильнее опирается на аргумент, что Китай со своей конфуцианской формой правления будет способен справиться с такими вопросами, как экономическое неравенство и глобальное потепление, — вопросами, которые США со своими правительственными структурами, настолько подчиненными лоббистским интересам, решить не способны.

Если Мао воспринимал фигуру Конфуция как главного антагониста своей мечты о коммунистической утопии, новый режим в Китае представляет Конфуция именно той фигурой, которая дает альтернативу западному неолиберализму. С этой позицией связана международная пропаганда, направленная на разъяснение миру того, что когда-то поносилось как традиционная китайская культура. По всему миру строится целый ряд щедро спонсируемых правительством центров, именуемых Конфуцианскими институтами, чтобы поддерживать изучение китайского языка и культуры. Традиции, которые когда-то разрушались, теперь представляются как воплощение мировоззрения, дающего новые возможности человечеству XXI века. Если раньше Конфуций воплощал традиционный взгляд на мир, удерживающий людей в прошлом, сейчас он подается как альтернатива отчуждению, индивидуализму и антропоцентризму современного Запада в целом и, в частности, дисфункциональным формам управления, наблюдаемым в западных странах.

Но где в традициях найдены такие прочтения Конфуция? Восприятие Конфуция как традиционного мыслителя, заставляющего людей покорно следовать их ролям, было основано на узком прочтении позднеимператорской истории Китая. Новое прочтение, напротив, во многом вдохновляется династией Хань — той, которая пришла к власти, когда рухнула недолговечная династия Первого императора Цинь (в 206 году до н. э), — а также более поздней династией Тан (618–907). После падения династии Цинь сменившая ее династия Хань (206 до н. э. — 220 н. э.) продолжила многие нововведения Первого императора, но также вернула идею опоры на традиции прошлого. Конфуцианцев уже не преследовали, а приближали ко двору, и в конце концов они стали новым классом чиновников императорской канцелярии. Они поддерживали создание меритократии, где государством должна управлять образованная элита, отвечающая за строительство государственной инфраструктуры и функционирование правовой системы.

Так можно ли сравнить текущую ситуацию в Китае, когда режим опирается на нововведения Мао, одновременно создавая могущественное государство через формирование меритократии, с ранней династией Хань? И принесут ли следующие несколько веков китайской истории, как это было с династией Хань и впоследствии Тан, восхождение Китая как одного из самых успешных государств в мире?

Эти вопросы входят в число главных дискуссий в Китае. Следует ли воспринимать текущий момент с точки зрения противопоставлений традиции и современности, Востока и Запада, их сочетания или чего-то еще? И кто такой Конфуций — источник спасения или носитель идей, которые следует уничтожить?

Дискуссия идет во множестве форм. Фильмы о династиях Цинь, Хань, Тан и о периоде конца империи стали в последнее время обыденностью — это негласные способы вести дискуссию о настоящем времени и его связи с более ранней историей Китая. Также стали во множестве появляться фильмы и книги о Конфуции — не о том, который ассоциируется с концом императорского периода или даже с династиями Хань и Тан, а о Конфуции из «Бесед и суждений», книги поучений Конфуция, записанных его разнообразными учениками. В них тоже возникли противоположные точки зрения: Конфуций как великий мудрец, создавший новый духовный взгляд на мир (как в очень популярной книге Ю Даня) — или как человек, пытающийся быть хорошим учителем (как в соперничающей с ней книге Ли Лина).

После столетия отрицания его традиций мы видим необыкновенный момент в китайской истории, когда прошлое активно обсуждается, интерпретируется и присваивается заново. Невозможно сказать, к чему это приведет, но за этой дискуссией стоит следить очень пристально. Какой Конфуций появится из этих споров, как будет пониматься настоящее время через призму прошлой истории — все это окажет огромное влияние на то, каким обществом станет Китай и как будет себя позиционировать по отношению к остальному миру.

29. Откуда начался Великий шелковый путь?

Рован Флэд

Обмен технологиями и идеями между людьми и сообществами всегда был основным фактором развития человеческой культуры, от истоков нашего вида до возникновения ранних государств и далее, к развитию географически массивных империй. В регионе, где сейчас находится Китайская