Об Илье Эренбурге (Книги. Люди. Страны) - Борис Фрезинский

1 сентября 1942 года Эренбург получил телеграмму из Магадана: «На днях издательство выпустило свет две части Падения Парижа тчк Книга иллюстрирована Первым пароходом высылаем тчк Третья часть в наборе Выпустим в середине сентября = Магадан Начальник издательства Совколыма Горшков»[503]. Посылка из Магадана дошла до Москвы в начале декабря; описывая эту историю в мемуарах, Эренбург ошибся в годе и вместо 1942-го отнес ее к декабрю 1943-го:

«В конце 1943 года в Магадане вышло издание „Падения Парижа“ с рисунками анонимного художника. Рисунки мне понравились, по некоторым деталям было видно, что художник знает Париж. Я, конечно, понимал, почему не указана его фамилия, но написал в издательство восторженное письмо, надеясь облегчить положение автора рисунков»[504].

На самом деле Эренбург 2 декабря 1942 года телеграфировал в издательство: «Магадан Краевое издательство Книги получил Благодарю Обрадован хорошим изданием тчк Прошу поблагодарить художника за прекрасные иллюстрации тчк Сожалею его имя не обозначено Привет = Илья Эренбург»[505]. Ответная телеграмма подтвердила его подозрения: «Весьма признательны за положительную оценку издания книги тчк Фамилию художника не могли указать ввиду особых условий Дальстроя = Начальник отдела пропаганды Политуправления HP 817 Соколов».

История имела продолжение, описанное в мемуарах так:

«Год спустя (точнее: два года спустя. — Б.Ф.) ко мне пришла жена художника Шребера, рассказала, что он рижанин, действительно жил в Париже, учился у мастера плаката Колена, в 1935 году вернулся в Советский Союз, а в 1937 году был арестован, работал на рудниках, теперь делает плакаты»[506].

Эти строки полностью основаны на записи в записной книжке Эренбурга: «9 окт. 1944. Жена художника Шребера, который иллюстрировал „Падение Парижа“. Из Риги. В 35 г. из Парижа. В 37 г. — 10 лет. На рудниках. Теперь плакаты (учился у Колена)»[507]. На самом деле имя художника Эренбург запомнил и потом записал в записной книжке неточно. Как мне стало известно, это был Исаак Яковлевич Шерман (он скончался в Магадане в 1951 году)[508] — его рисунки к «Падению Парижа» действительно превосходны.

20 января 1943 года посол СССР в Англии Иван Михайлович Майский направил Эренбургу письмо, в котором сообщал:

«Посылаю Вам: 1. пять экземпляров английского издания Вашего романа. 2. ряд выдержек из писем ко мне по поводу Вашей книги. В объяснение должен сказать, что я разослал около сотни экземпляров первого издания книги различным моим знакомым — членам правительства, депутатам, писателям, артистам и т. д. В ответ получил письма, которые полностью или частично посвящены оценке Вашей книги. 3. Ряд вырезок из газет и журналов с отзывами о Вашей книге. Поскольку могу судить, общая реакция на Вашу книгу хорошая. Это не значит, конечно, что все рецензии или отзывы благоприятные. Конечно, нет. Да иначе и быть не может: слишком многие из англичан увидали себя хотя бы частично в нарисованной Вами французской картине. В частности, Ваша книга не понравилась Г. Уэллсу[509]. Весьма характерно также, что наиболее отрицательный отзыв о книге дан на страницах „социалистического“ еженедельника „Нью стейтсмен“. Но во всяком случае не подлежит сомнению одно: книга читается и жадно читается и около нее идет много споров и дискуссий. Об успехе книги свидетельствует также тот факт, что первое издание в количестве 25 тыс. экземпляров разошлось за два дня…»[510].

В ту зиму «Падение Парижа» было в Англии бестселлером. Не забудем, что Англия была единственной страной Европы, где тогда свободно могла публиковаться антифашистская литература.

Дважды в своих письмах к Эренбургу Майский возвращался к истории первого английского издания «Падения Парижа» (между этими письмами — арест и заключение И. М. Майского в последнюю сталинскую кампанию):

21 декабря 1952 года: «Невольно вспоминаю сейчас, как в трудные дни войны с диппочтой в Лондон пришла верстка „Падения Парижа“ для перевода на английский язык. Я просидел над ней всю ночь и на утро понял, какой большой писатель-гражданин создал этот замечательный роман. Много воды утекло с тех пор, но писатель-гражданин не обманул моих тогдашних ожиданий»[511];

5 января 1956 года: «В 1942 г. будучи послом СССР в Лондоне, я получил гранки Вашего романа на русском языке для издания его в Англии. Прежде всего, я сам его прочитал. Роман произвел на меня огромное впечатление, и я решил принять все меры для скорейшего доведения его до английского читателя. В конце 1942 г. перед рождеством, книга, наконец, вышла на рынок. Я рекомендовал ее в особом письме, которое, как это часто бывает в Англии, было напечатано на бумажной суперобложке книги. Затем я разослал несколько десятков экземпляров романа в качестве „рождественского подарка“ моим знакомым из английского политического, а также дипломатического мира. Большинство из них, по английскому обычаю, сразу же по получении „подарка“, еще до прочтения книги, ответили подтверждением ее получения. Но 11 человек несколько позднее прислали мне письма с выражением своего суждения о романе…»[512].

В 1960-е годы, работая над мемуарами «Люди, годы, жизнь», Эренбург перечитал «Падение Парижа». Вот его тогдашнее суждение:

«Как будто мне удалось передать предвоенные годы Франции, то, что я где-то назвал загнанной внутрь гражданской войной. Но одни персонажи мне кажутся живыми, объемными, другие — плакатными, поверхностными. В чем я сорвался? Да в том, в чем и до „Падения Парижа“ и после него срывались многие мои сверстники: показывая людей, всецело поглощенных политической борьбой, будь то коммунисты Мишо и Дениз, будь то фашист Бретейль, я не нашел достаточного количества цветов, часто клал черные и белые мазки»[513].

Что касается неудачи Эренбурга в изображении французских коммунистов, то, увы, она была предопределена невозможностью в сталинские времена показать драму, пережитую ими после заключения советско-германского пакта. Французская компартия, беспрекословно подчинявшаяся директивам Коминтерна, который с 1929 года находился под диктатом Сталина, послушно прекратила антифашистскую пропаганду и, следуя Москве, объявила агрессором не Гитлера, а правительства Англии и Франции. Это деморализовало партию, спровоцировало массовые аресты коммунистов, способствовало расколу французского общества и, в конечном счете, крушению страны (практически только с нападением Гитлера на СССР французские коммунисты в подполье смогли занять достойное место среди героев Сопротивления).

«Падение Парижа» — не исторический роман в прямом смысле слова; его главные герои — вымышленные (хотя современникам событий, описанных Эренбургом, легко было увидеть в Виаре черты Леона Блюма, в Тесса — черты Даладье и Шотана, в Пикаре — генерала Вейгана и т. д.). Это дало писателю необходимую свободу, позволило создать выразительные и запоминающиеся типы политических деятелей Франции 1930-х годов. Мастерски выписанные Тесса и Дессер — безусловные удачи романа. С характерным для сатиры Эренбурга блеском изображен и социалист Виар. В трактовке этого образа сказалось язвительное отношение писателя к политике французских социалистов, которую и тогда, и годы спустя он считал причиной трагедии Франции. В газетных статьях Эренбург неизменно обвинял лидеров этой партии в нерешительности, страхе, в уступках правым; слабым характером Леона Блюма он объяснял отказ социалистов помочь Испанской республике. Л. Блюм и его товарищи действительно боялись войны (они слишком хорошо помнили Первую мировую бойню). Кроме того, в отличие от левых интеллектуалов, считавших Гитлера и капитализм самым страшным злом в тогдашнем мире, а сталинский режим — светлым будущим человечества, лидеры французских социалистов понимали, что и гитлеровский национал-социализм, и сталинский национал-коммунизм равно несут страшную опасность человечеству. Последующие десятилетия показали, что думавшие так были стратегически правы, однако само по себе это понимание не гарантировало им свободу от трагических ошибок. Имея перед собой пример Испании, где поощряемые извне неуклонное полевение Народного фронта и объединение профапангистских сил привели к Гражданской войне, лидеры социалистов Франции пытались лавировать между двумя крайностями, но в итоге не сумели, как теперь принято говорить, консолидировать общество на демократической платформе. Это была трагедия социалистов, обернувшаяся трагедией Франции. Формула Эренбурга о загнанной внутрь гражданской войне точно передает политическую ситуацию во Франции конца 1930-х годов. Франция была спасена от гражданской войны, но не от внешней агрессии, которую выдержать не смогла. Только Англия, где поляризация политических сил была существенно слабее, нежели в Испании и Франции, оказалась в силах противостоять Гитлеру один на один в Европе.