Золотой шар - Михаил Белозеров

Марья Ивановна подошла к черной стене. Они, как цыплята, – за ней. Калите это все страшно не нравилось. Не любил он непонятных вещей, когда от тебя ничего не зависит. «А кто любит? Покажите мне этого человека», – думал он.

– Вы, соколики, не бойтесь, – сказала старуха. – Я вас своим пояском повяжу, а то как бы чего не вышло.

С этими словами она сняла поясок. Жора едва не брякнул, мол, короткий же! Но она этим коротким пояском их обвязала и повела, бормоча что-то себе под нос. Калита прислушался. «Наш просветленный взор проникнет в самую природу вещей, которые отныне станут для вас подобием множества сказочных миров, воздушных и неосязаемых. Так проявляется наш выбор сущего, истинная цель нашего желания. Да сбудется оно!»

«Да это же классическое заклинание для прохода сквозь», – сообразил Калита в тот момент, когда стена раздвинулась, пропуская их через свое нутро.

То, что не могли пробить американские ракеты, разрушить танки и продырявить вертолеты, они с легкостью прошли, обвязанные пояском бабы-яги по имени Марья Ивановна. Стена показалась Калите до неприличия тонкой – как оконное стекло. Позже выяснилось, что Жора шел через длинный туннель, а Дубасов вообще почему-то считал, что они высоко-высоко прыгнули и плавно приземлились.

За стеной простирался все тот же пейзаж разрушенного города, только чувствовалось присутствие людей, потому что тянуло гарью, слышались глухие разрывы, на горизонте до самого неба поднимались дымы. Вдалеке пролетели три МИ-24, строча из пушки и выпуская неуправляемые ракеты. Чачичу захотелось сделаться маленьким и незаметным, потому что он один знал на собственном опыте, что такое вертолетная атака.

– Бабушка, у вас что война здесь? – спросил Калита.

– Так война у нас, почитай, сто лет. Мы на нее уже внимания не обращаем.

– А кто с кем воюет и из-за чего? – спросил Дубасов.

– Вестимо кто. Энти, как их? Пришельцы с коммунистами. Вы тоже коммунисты?

– Нет, Марья Ивановна. Мы были коммунистами, – сказал Калита, невольно припомнив, как его принимали в партию. Было эти черт знает когда. «Когда я был зеленым и глупым, как Жора, – подумал он. – И когда я только-только пришел на ЧАЭС».

– А воюют за «шар желаний».

– А какой сейчас год? – спросил Калита.

Его осенила страшная догадка. «Неужели мы попали в прошлое? Ну да», – подумал он, оглянувшись: стены как не бывало. Изнутри ее видно не было. Изнутри стена казалась прозрачной. Он потрогал ее. Действительно, на ощупь она оказалась, как холодное стекло.

– Так у нас же нет времени, – прошамкала старуха. – Отменили его давным-давно вместе с продналогом. Вот мы и пришли!

«Ну да, – подумал Калита с удивлением, – чего еще можно было ожидать?» Они стояли перед классической избушкой на курьих ножках. Избушка эта переминалась с ноги на ногу и даже, кажись, добродушно кудахтала.

– Вы не смотрите, что она неказиста. Внутри она даже очень уютная, – пояснила Марья Ивановна, поднимаясь по скрипучей лестнице, а они вчетвером – за ней.

Поясок, между прочим, она с них так и не сняла. Калита потом долго гадал, было ли это главной причиной их безропотного подчинения, или нет.

– А почему избушку не разбомбило? – не очень вежливо поинтересовался Жора, оглянувшись на унылый пейзаж, который на горизонте украсила парочка-другая огненных разрывов, и пронеслись какие-то черные самолеты.

Вокруг, сколько хватало глаз, тянулись дымящиеся развалины. Только избушка торчала у всех на виду.

– Кто ж ее разбомбит? – удивилась старуха. – Она ж волшебная, – и распахнула скрипучую дверь. – Проходите, гости дорогие, проходите. Стол уже накрыт. Скатерть-самобранка расстелена.

Они шагнули в темную прихожую, а когда дверь за ними захлопнулась, то поняли, что очутились в каком-то овраге. Была ранняя осень, и татарник, росший поверху, краснел фиолетовыми цветами. И было утро, потому что на траве лежала холодная роса. «Трикстера» по имени Мария Ивановна, конечно, рядом не было и в помине, и избушки на курьих ножках тоже.

– Ты о чем расспрашивал старуху? – поинтересовался Калита.

– Ни о чем… – упавшим голосом ответил Дубасов. – Спросил, далеко ли до «шара желаний».

– Далеко? – иронически спросил Калита, взглянув еще раз на гребень оврага.

– Андрей Павлович, ты же понимаешь… – начал оправдываться Дубасов.

Жора тоже добавил:

– Шли себе мирно, шли… А теперь?!

Первым проснулся Гайдабуров и потянулся к «лекарству»:

– Голова болит…

– А рецепт у тебя есть? – ухмыляясь, спросил Березин, налил ему полстакана спирта и себя, любимого, не обидел.

– Хорошая у меня болячка, – пошутил Гайдабуров, чокаясь, а потом закусывая тушенкой. – Век бы так болеть, – и взглянул в зеркало: уменьшилась или не уменьшилась тень на лице? Но лицо, конечно же, не посветлело. «Хорошо, хоть не потемнело», – успокоил он себя, потому что видел людей в последней стадии заболевания. Лица у них были абсолютно плоскими, черными и бездонными. И были эти люди не умнее травки, но генерала Лаптева слушались беспрекословно.

Был он женат. Хорошо, хоть жена верной оказалась и ждала, как правильная армейская подруга. «Мне бы только вылечиться, – мечтал он. – Уйду из армии, стану фермером. Буду работать на земле. Лошадей заведу, кур. Буду холостить хряков и стричь овец. Чем не жизнь после такого кошмара? А?»

– Типун тебе на язык, – Березин влил в себя, как в цистерну, спирт, вздрогнув от пяток до макушки. – Не обязательно. Я вот пью, и не болею.

Спирта у них было немерено. Таким количеством спирта можно было напоить средний городок, и еще бы осталось на опохмелку. Тушенка, рыбные консервы всех видов, масло в банках, колбаса, сгущенка, вобла и много еще чего – всем этим было завалено полмашины.

Березин просто засовывал руку в эту кучу, что-то вытаскивал, а потом восторженно кричал:

– Оба-на! А это мы еще не пробовали!

Богатство досталось им очень просто. Перед тем, как покинуть военный городок, они ворвались на территорию складов и не разбирая, хватали все, что попадется под руки, пока не опомнились синие человеки и не стали палить почем зря.

– Все равно все разбомбят, – сказал Бараско, забрасывая в кунг последний ящик с баночным пивом.

Он вел вездеход РПН. Они менялись с Березиным через каждые три часа. Костя после всех приключений спал часов двадцать кряду. Они уже раз пять останавливались «до ветра», раза два бегали за водой к ближайшей речке или ручью. Даже сварганили жирный и густой, как оконная замазка, суп. И тут же сожрали его. А Костя продолжал спать.

Дорога становилась все паскуднее. Не дорога, а сплошные зубы дракона. Поэтому скорость была черепашьей. К тому времени, когда они взобрались на перевал, солнце два раза присаживалось над горизонтом. Заметно похолодало. Дорогу перегораживали языки грязного льда. В пропастях голубели озера. Снежные заряды прилетали все чаще и чаще. Внезапно на севере до небес поднялось зарево. Земля под ногами вздрогнула. Через минуту донеслись раскаты, похожие на гром, а потом пришла ударная волна вместе со снегом.

– Капец комплексу… – прослезился Березин и капнул себе спирта, не запивая, прямо в рот.

Бараско остановил вездеход РПН, и они выпили. Наконец проснулся Костя. Сел, посмотрел на их печальные морды и спросил:

– Про меня забыли? За что пьем?

Ему тоже налили, объяснив причину застолья.

– Хороший был генерал, – весело заметил Костя, но сразу помрачнел, вспомнив о своем горе.

– Хороший, – согласился Березин, – только долго меня жизни учил.

– А меня… а меня… – Костя всхлипнул и схватился за раненую руку, – а меня в зомби превратил. Что я теперь маме скажу? И на работе не признают.

Он даже подумал об Ирке, которой пренебрегал два года и у которой были обалденные ноги. И понял, что для Ирки он теперь не то что не жених, а она с ним даже на самую туфтовую тусовку не пойдет. Хотя, с другой стороны, у кого есть жених без лица? В этом вопросе следовало еще разобраться.

Костя с надеждой посмотрел на себя в зеркало. Березин с Бараско тяжело вздохнули и тактично потупились.

– Костя, ну чего ты волнуешься? – успокоил Березин. – Вот майор уже белеть стал.

– Да, – согласился Гайдабуров. – Говорят, что эта болячка теперь в Европе лечится, называется то ли туляремия, то ли тулямия, не помню.

– Чем лечиться-то? – неудачно пошутил Бараско. – Спиртом?

– А-а-а… – вздохнул Костя, – вам-то хорошо говорить…

И такая у него тоска прозвучала в голосе, что Березин воскликнул:

– Ну хочешь?! Хочешь?! Обними меня! Черт с этой душой, и я тоже буду монстром!

– Иди ты к черту! – сказал Костя и посмотрел в окно, где до горизонта простилалась холодная унылая пустыня.

Они выпили еще: Бараско и Березин – для профилактики, Костя и Гайдабуров – в лечебных целях.

Костя отвернулся к стене и стал ждать, когда у него возникнет непреодолимое желание обнять кого-нибудь. Но в организме ничего не происходило, только в носу чесалось, и Костя пару раз чихнул. «Интересно, Гайдабуров чихает?» – подумал он и прислушался. Нет, не чихает, а храпит, как пожарник, демонстрируя железную психику. Костя даже позавидовал ему. «Мне бы такую», – подумал он, и постепенно от спирта и монотонности движения уснул.