Семь дней - Деон Мейер

В кабинете наступила тишина. Снаружи, на окне, ворковали голуби, рассевшиеся на карнизе.

Ньяти тяжело вздохнул и спросил:

— Генерал, знаете, что такое «исандо»?

— Нет, Зола.

— На языке коса «исандо» означает «молот». И на зулусском тоже.

— Понятно.

— Значит, вы не предполагали, что именно Котко — тот самый «коммунист», которого имеет в виду стрелок?

— Нет. Понятия не имел.

— Вынужден задать вам еще один вопрос. Когда вы поручили нам повторно расследовать убийство Слут и показали письма от снайпера, почему вы попросили, чтобы дело вели конкретно Бенни и Мбали?

— Потому что я знаю, что они блестящие профессионалы.

— А не потому, что вы рекомендовали нам Бенни в декабре? И думали, что он — ваш должник?

— Слушай, Зола, я понимаю, ты обязан во всем сомневаться, но уверяю тебя, это не так.

— Кроме того, только вам известно, что случилось с Мбали в Амстердаме. Вы записали ее на тренировочные курсы в Голландии, когда она еще служила в Бельвиле. О происшествии голландцы написали только вам.

Африка вскинул руки вверх:

— Да, я прекрасно понимаю, в каком положении очутился! И тем не менее, уверяю вас, все не так! — Впервые за все время он взглянул на Гриссела: — Бенни, ты меня знаешь… Мусад, мы с тобой давно уже работаем вместе. Вам известно, что я не способен на такую низость!

Мани скрестил на груди свои большие руки:

— Генерал, откуда у белого консерватора-африканера сведения о вашем знакомстве с Котко?

— Я с ним практически незнаком.

— И все-таки откуда ему стало известно?

— Во всяком случае, я этого не знаю. То есть… мы с Котко обедали в ресторане «Балдуччи». В зале за соседним столиком мог сидеть кто угодно. Кроме того, информация могла просочиться и от начальника участка «Тейбл-Вью».

Мани задумчиво кивнул:

— Котко обращался к вам после того, как стрелок начал присылать свои сообщения?

— После того телефонного разговора в сентябре мы с ним больше не общались, — мрачно ответил Африка.

— А вашему знакомому из Межведомственного комитета известно о посланиях стрелка?

— Нет.

— Что будет, если мы арестуем Котко?

Африка посмотрел на голубя, сидящего на карнизе, и покачал головой:

— Мусад, начнется настоящее светопреставление. У него огромные связи…

— Генерал, у нас сейчас тоже творится настоящее светопреставление. Если мы арестуем Котко, вмешаются политики. И репортеры слетятся, как стервятники; в СМИ появится снимок, на котором Котко пожимает руку Балойи… А если мы не возьмем его под стражу до четырех часов, сумасшедший дьявол подстрелит еще кого-то из наших!

После того как генерал ушел, Мани послал за Мбали и посвятил ее в курс дела.

— Не может быть! — недоверчиво воскликнула она, явно расстроившись.

— Может, — ответил Ньяти, кладя ей руку на плечо.

— Хотим мы того или нет, время работает против нас, — сказал Мани. — Бенни, тебе придется слетать в Гаутенг. Я попрошу Мэвис забронировать тебе место на ближайший рейс. Пожалуй, езжай пока домой и уложи вещи в дорогу. Я позвоню в наше йоханнесбургское отделение и попрошу не спускать глаз с Котко. Вон пусть поддерживает тебя в Кейптауне. Тебе понадобится больше фактов в разговоре с Котко. Нескольких звонков Слут в декабре недостаточно.

— Хорошо, бригадир.

— Мбали, все указывает на то, что стрелок знал о знакомстве Африки и Котко. Лучшей возможности схватить его у нас не будет. Вы с Воном должны находиться в постоянном взаимодействии. Похоже, два дела связаны между собой. Начни с участка «Тейбл-Вью». Найди всех, кто служил там в сентябре прошлого года. Особое внимание обрати на сотрудников, уволенных с позором, а также на тех, кто подвергался дисциплинарным взысканиям.

Мбали послушно кивнула.

Бригадир посмотрел на часы:

— К двум часам мы должны выпустить пресс-релиз о Котко. Крайний срок — половина третьего. Тогда релиз успеет попасть и на радио, и в Интернет. Сегодня этот гад не убьет полицейского!

Введя Купидона в курс дела, Гриссел сказал:

— Вон, на моем мобильнике нет громкой связи. Пожалуйста, набери со своего номер Ханнеса Прёйса, чтобы мы оба слышали, что он отвечает!

— Никаких проблем. Давай номер!

Гриссел продиктовал номер.

Купидон позвонил, нажал кнопку громкой связи. Послышались громкие, отчетливые гудки.

— А он тебя услышит?

— Конечно.

— Алло? — раздраженно ответил юрист, возможно, потому, что его подняли в начале восьмого утра.

— Мистер Прёйс, говорит Бенни Гриссел из «Ястребов»…

— Да, капитан, — без особой радости ответил Прёйс.

— Нам очень интересно узнать об отношениях фирмы «Силберстейн Ламарк» с неким мистером Макаром Котко из ЗИК…

Молчание на том конце линии подтвердило подозрения Гриссела.

— Мистер Прёйс, вам известно, о ком я говорю?

— Я… Да, фамилия кажется мне знакомой.

— Мистер Прёйс, вам придется приехать сюда и объяснить, почему вы утаили от нас сведения о Котко и его отношениях с Ханнеке Слут.

— Капитан, я ничего не утаивал. Откуда мне было знать, что он имеет для вас какое-то значение? — запальчиво ответил Прёйс, но Гриссел почувствовал, что его собеседник сдается.

— Вы так скрупулезно изучаете досье всех ваших клиентов! Вы не могли не знать, что Котко связан с организованной преступностью.

Прёйс не ответил.

— Даю вам сорок минут на то, чтобы приехать к нам, — сказал Гриссел. — Иначе я выпишу ордер на ваш арест, и за вами приедут сотрудники отдела по борьбе с организованной преступностью.

Гриссел и Купидон стояли и смотрели на лежащий на столе телефон. Наконец Прёйс ответил:

— Куда ехать?

— Наш адрес имеется в телефонном справочнике. Когда приедете, спросите капитана Вона Купидона. — Он жестом показал Купидону, что можно заканчивать разговор.

Купидон ухмыльнулся и нажал отбой.

— Задай ему жару, Вон. Паршивец все знал с самого начала и ни слова нам не сказал!

— Бенни, я не смогу задать ему жару как следует, если рядом будет Мбали.

Гриссел понимающе кивнул:

— Тогда пригласи ее только после того, как этот засранец расколется.

43

В половине девятого Гриссел заехал домой, чтобы уложить вещи. Движение по N1 в сторону центра было затруднено, поток полз с черепашьей скоростью.

По пути он думал о Джоне Африке. В кабинете Мани ему стало жаль генерала. По отношению к нему Африка всегда поступал по справедливости. Бенни считал Африку человеком прямым и честным. Африка верил в него, когда остальные уже списали его со счетов как пьяницу. Африка и Матт Яуберт. Но Матт уже не служит в полиции.

Главное, он в самом деле не знал, виноват ли Африка. Что делать, если тебе звонит член правительственной комиссии и говорит: «Помоги мне в одном дельце»? Положение у Африки сложное. Он — цветной. Так сказать, недостаточно черный для того, чтобы продвигаться по службе в соответствии с «политикой позитивных действий»; у него жена, дети, ипотечный кредит. И возраст поджимает. Африка разменял шестой десяток. Служить осталось лет пять, ну, может, шесть. Может быть, надеялся, что его еще повысят — в последний раз, обеспечат хорошую пенсию…

Кроме того, по его словам, Африка пытался вернуть деньги. А пьяная драка русских — в самом деле пустяк.

Что бы сделал он, Бенни Гриссел, если бы на его счет перевели двадцать пять тысяч и ему не удалось выяснить, куда вернуть деньги? Ему приходится оплачивать обучение Карлы в университете, обучение Фрица в школе, платить алименты Анне и покупать приличную одежду! Долго ли он сопротивлялся бы и очень ли старался вернуть перевод?

Сказал ли Африка всю правду? И что имели в виду Мани и Ньяти? Гриссел снова вспомнил, как поздно вечером в субботу Жираф зашел к нему в кабинет и сказал: «Если поймешь, что здесь что-то нечисто, сразу обращайся к нам…» Вот и Мбали на что-то намекает… В воскресенье, на Гринмаркет-сквер, она прямо спросила его, почему дело стрелка поручили именно ей. У всех, оказывается, есть свои подозрения — кроме него.

«Ястребы» — другой мир. И он пока не закрепился в нем, так сказать, стоит лишь одной ногой.

Что еще всплывет в ходе расследования? Кто тот член правительства, которого покрывает Африка?

Бенни еще не приходилось сталкиваться с миром большой политики. Он понял, что в любом случае попадает под перекрестный огонь.

В этой стране непросто.

Чтобы не сбиться с курса, лучше думать о деле. Он вспомнил, что говорил Генри ван Эден: «Я заметил, какое у нее сделалось расстроенное лицо, и спросил, что случилось. Она ответила: да ничего, просто ей докучает один русский».