Росские зори - Михаил Павлович Маношкин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Рабы врывались в жилища, набрасывались на вино, пищу, женщин и, удовлетворив свои первые желания, принялись крушить мастерские, в которых работали, и хозяйские дома, вход куда был им запрещен. Опьяненные вином и свободой, охваченные жаждой разрушения, они неистовствовали на площади, разбивали амфоры с оливковым маслом и нефтью о камни мостовой и стены административных зданий. Они буйствовали, как умалишенные, справляя таким образом день своего освобождения, совпавшего с гибелью города. Останавливать их не имело смысла — воины на стенах лишь настороженно поглядывали на рабов, опасаясь, как бы они в своем безрассудстве не попытались отворить ворота. Положение защитников города было незавидное: снаружи выстроились армады степняков, внутри бесчинствовали рабы, а у северных ворот сгрудились городские сарматы, требуя, чтобы их выпустили из Танаиса.
Останя и Фалей находились на юго-западной башне. Отсюда им хорошо были видны городские улицы, лагерь степняков и готовые к отплытию корабли. Общая беда, нависшая над городом, не могла заглушить их беспокойство о Даринке и Авде, которые могли стать добычей обезумевших рабов, и когда Зенон предложил им укрыть женщин на корабле, Останя тотчас сопроводил их в порт. Оставив с ними Раша, он вернулся в город. Даринка попыталась было задержать его, новая разлука пугала женщин. Успокаивая их, Останя сказал:
— Корабли без нас не уйдут. Мы вернемся!
Зенон подтвердил его слова: корабли не выйдут в море, не взяв воинов. Не такое сейчас время, чтобы пускаться в путь без надежной дружины, а Евстафий и Фалей были превосходными бойцами. Он хотел бы удержать их около себя, да не мог: обещал помочь им вернуться в росские земли, а слово купца ценно, лишь когда крепко. Он сдержит свое обещание, высадит их на берегу Меотиды…
Степь притихла, застыли воины на стенах, в порту без движения стояли корабли. А в городе буйствовали разгулявшиеся рабы, тревожно выли собаки да ревел брошенный кем-то осел.
От юрты с трехглавым драконом отделились два всадника — один поскакал к юрте со змеем, второй — к юрте с грифоном. Вскоре оба вернулись назад. Потом к северным воротам приблизилась группа всадников, от них повернула вдоль рва к западным. Впереди на Лосе ехал Фаруд. Держался он непринужденно, так как был уверен, что его жизни опасность не угрожает. Он не ошибся: для горожан важнее было узнать намерения степняков, чем наказать вероломного сармата, угнавшего городской табун. Воины на стенах ждали, что он скажет.
Фаруд спокойно разглядывал защитников города, многих узнал, заметил Останю с Фалеем, но и вида не подал, что заметил: временный союз с ними кончился — началась война, а на войне поступки людей подчинены законам борьбы, перед которыми меркнет все прочее. Таков обычай степи. Сармат или дружит, или враждует — середины для него нет.
— Фабр! Позови Деметрия, я буду говорить с ним от имени великих каганов!
— Деметрий у себя дома — за него я! — ответил Фалей. — Говори!
На лице у Фаруда не дрогнул ни один мускул, когда он услышал, что сказал Фалей.
— Слушай волю каганов! Если хочешь остаться в живых, немедленно открой ворота. Каганы будут ждать лишь до тех пор, пока течет песок! Если не откроешь, город будет разрушен, а жители убиты!
Не ожидая ответа, он поскакал назад, сопровождаемый своими спутниками. Когда он спешился у юрты, великий каган жестом приказал ему стать в стороне. Другим жестом он послал всадников сообщить союзникам-каганам, что ультиматум эллинам передан. Великий каган был доволен: эллинский флот стоял на месте, а солнце уже коснулось края земли. Еще полчаса, и эллины уподобятся волчатам, которых охотник сует в мешок…
Великий каган приказал, чтобы принесли часы. Их подали без промедления. Он резким движением перевернул их и поставил перед собой на разостланную на земле конскую попону. Отсчет времени начался. Великого кагана охватило возбуждение, как во время охоты на быстроногую лань, — скоро, теперь уже скоро он схватит эллинов за горло!
Нельзя было терять ни минуты. Фалей взглянул на пристань — пресбевт Деметрий, Зенон и еще несколько сановных лиц города стояли у причала и смотрели на юго-западную башню. Фалей помахал им рукой со щитом. Это был условный знак: «Ультиматум получен. Сейчас начнется штурм!» В ответ Деметрий несколько раз поднял и опустил руку: «Все на корабли!»
— Все на корабли! — приказал Фалей, и его приказ меньше, чем за полминуты облетел крепостные стены.
Воины устремились к южным воротам — кто по стенам, кто вниз по башенным ступеням и потом улицами города. А город уже во многих местах был охвачен пламенем — оно играючи перебрасывалось с крыши на крышу, набирало силы. Сгрудившиеся у северных ворот сарматы — тут были мужчины, женщины и дети — подняли отчаянный крик: город вот-вот превратится в одно сплошное пламя, а ворота по-прежнему были заперты; по улицам метались обезумевшие рабы с горящими факелами в руках и поджигали все, что могло гореть.
Миновала минута, вторая, третья… Стены и башни города опустели, воины спешили к пристани, забегали по сходням на корабли. Сарматы у северных ворот обнажили мечи и полезли на стены, чтобы силой пробиться в степь, но увидев, что на башнях, охраняющих ворота, никого нет, кинулись отодвигать засов.
Фалей, Останя и Фабр уходили последними. Когда Фабр ступил на лестницу, ведущую с башни вниз, ему в плечо угодила стрела. Фабр вскрикнул, его меч выпал из руки в дымную черноту. Фалей прикрыл Фабра и вместе с ним поспешил за Останей. К воротам они прорывались с обнаженными мечами, потому что путь им преграждали рабы. Город теперь напоминал гудящую огненную печь. Рушились деревянные надстройки, перекрытия и стены жилищ, снопы искр бешеным фейерверком взлетали вверх. Последнее, что они заметили, покидая обреченный город, был обезумевший от страха и боли осел. Он выскочил из переулка, будто облитый
