Святая и греховная машина любви - Айрис Мёрдок

— Но неужели нет ни одной приличной пьесы в прозе?

— Понятия не имею. Я ведь не хожу в театр.

— Ну, тогда как вы можете судить о пьесах? Возможно, вы совсем не правы.

— Я не говорю, что я прав. Я только говорю, что говорю серьезно.

— Какой вы циник! А правда, что ваша мама была раньше актрисой?

— Хотела, но у нее не вышло. Пришлось вместо этого заниматься постановкой голоса в школе для девочек.

— Кто бы мне поставил голос, — сказала Эмили.

— У вас очень милый голос, — возразила Харриет.

— Я имею в виду свой лондонский прононс. Блейз, впрочем, говорит, что ему нравится.

— Да, очень нравится.

— Ах, значит, он у меня все-таки есть? Вот спасибо тебе!

— Блейз, включи, пожалуйста, свет, что-то вдруг стало темновато, — сказала Харриет.

— Я раньше тоже хотела стать актрисой, — сообщила Пинн, обращаясь к Монти. — Я написала пьесу. Вы не могли бы ее прочитать?

— Харриет, может, тебе лучше присесть? — сказал Монти.

— Нет, спасибо… Стоять как-то… лучше.

— Что там собаки так растявкались? — Эмили обернулась. — Они у вас тут как стая волков, честное слово.

— Можете, если хотите, разгромить ее в пух и прах, только скажите, что вы на самом деле думаете. Для меня это важно.

— Там кто-то пришел, — сказал Монти. — Не с улицы, а со стороны кухни. Это, наверное…

— Дейвид! — воскликнула Харриет. Но вместо того, чтобы спешить вслед за Монти на кухню, лишь отошла в угол комнаты и опустилась на стул. Собаки продолжали надрываться.

Монти решительно направился на кухню, Блейз следовал за ним по пятам. В проеме выходящей на лужайку двери обозначилась грузная фигура Эдгара. Наконец дверь захлопнулась, и заливистый собачий лай оборвался. Монти с удивлением отметил, что на улице уже почти стемнело, туманное предзакатное солнце освещало лужайку приглушенным светом, как на картинах Вермеера.

Эдгар, как-то странно кренясь набок, дошел до стола и обеими руками уперся в красную клетчатую скатерть. Монти, как, впрочем, и Блейзу, сразу стало ясно, что Эдгар пьян.

— Ну, ты тут сам с ним разберешься, да? — сказал Блейз, ретируясь обратно в гостиную.

— Как это ты отсюда явился? — спросил Монти. — А, понятно, через забор. Ну и дурак, пьяный к тому же. Сядь-ка лучше.

— Мне надо видеть Харриет, — сказал Эдгар громко и ясно, старательно выговаривая каждое слово. — Я должен ей… кое-что сказать.

— Садись. Ты весь в грязи. И пиджак порван. Упал? — Карман болтался, открывая для обозрения пиджачную подкладку. Одна штанина была изрядно выпачкана в земле.

Эдгар удивленно уставился на длинную прореху, тянувшуюся от кармана вниз.

— Кажется, упал. Да, точно упал. Мне надо видеть Харриет. Нет, не буду я садиться.

— Дейвид придет?

— Нет. Он так плакал. А теперь… я должен…

Неверной, но неожиданно стремительной походкой Эдгар проследовал мимо Монти прямиком в гостиную, где уже повисла тишина ожидания. Он остановился перед Харриет, которая сидела в углу комнаты у стены.

— А… Эдгар, — как-то обессиленно сказала Харриет и попыталась улыбнуться.

Эмили хмыкнула. Пинн сказала: «Ого!» Блейз, нехорошо улыбаясь, подлил себе еще виски. Эдгар покачнулся.

— Твой сын, — сказал он, обращаясь исключительно к Харриет, — все это время сидел в Локеттсе. Чуть не выплакал себе все глаза.

— Я сейчас же иду к нему, — сказала Харриет, но почему-то никуда не пошла, а продолжала завороженно разглядывать капельку слюны, дрожащую на нижней губе Эдгара, и его налитые кровью глаза.

— Не стоит, — сказал Монти. — Мы с Эдгаром сами сейчас уйдем — Эдгар, пошли.

— Однако, — повысил голос Эдгар, — однако я пришел сюда не за этим. Харриет!.. Я пришел, чтобы предложить тебе мое покровительство.

— Ну, знаете! — пробормотал Блейз.

— У меня есть дом, Монти знает, красивый дом, и я предлагаю его тебе, он к твоим услугам, без меня, меня не будет, только моя экономка, тебе нужно уехать, нужно прибежище, что-нибудь простое и достойное. Нельзя попустительствовать, есть вещи, которые нельзя, иначе новая ложь, и новое зло, я пришел выступить в твою защиту, пришел выступить…

— Думаю, сейчас не самый удачный момент для выступлений, — сказал Монти. — Идем лучше домой.

— Предложить, как я уже говорил, мое покровительство, больше ничего, дом обесчещен, не так просто разобраться, что делать в этой чудовищной ситуации…

— А кто говорит, что это должно быть просто? — изрек Блейз, который, кажется, и сам успел порядком набраться.

— Что это за комик? — спросила Пинн.

— Не надо ему ничего отвечать, — быстро сказал Монти, обращаясь к Блейзу. — Через минуту он выговорится, и я его уведу.

— Милый Эдгар… — начала Харриет.

— Я тебе не милый Эдгар, ты очень добрая, а лучше бы ты была не такая добрая, у меня тоже есть чувства, я не бесчувственный чурбан, я тоже из плоти и крови, я брал тебя за руку, и ты позволяла, я понимаю, ты смеялась надо мной, отчего не смеяться, красивые женщины всегда надо мной смеялись…

— А он забавный, — заметила Эмили.

— Он должен был от них отречься…

— Позвольте, — вмешался Блейз, — я, конечно, ценю ваши тонкие наблюдения, и очень мило с вашей стороны, что вы приходите, берете мою жену за руку и предлагаете свое покровительство — неважно, в каком смысле…

— Эдгар, хватит пороть чушь, — сказал Монти. — Пошли. — Он попытался подхватить Эдгара под локоть, но Эдгар ловко вывернулся, а Харриет тревожно взмахнула рукой: не надо.

— Думаешь, раз ты такая хорошая, то ты сможешь их всех спасти. Не выйдет, ты их не спасешь — зато они тебя осквернят. Что идет вразрез со Святым писанием, на то тебе никак нельзя соглашаться, ты же христианка, ты веришь в христианский брак, вот и живи по-христиански, и не сворачивай с пути истинного. Ты должна уехать, только тогда он увидит, что натворил. А так он ничего не увидит. Все это ложь, этот человек лжец, и пусть он сам теперь расхлебывает всю эту кашу. А ты ставишь их в такие условия, что они просто вынуждены лгать снова и снова. Никто, ни один праведник не сможет исправить содеянное ими, даже ты не сможешь. Ты простила их, но они тебе этого не простят, они еще потом возненавидят тебя за твое великодушное прощение, и будут продолжать, как раньше, строить свои козни, просто не смогут иначе. В конце концов ты поймешь, что никого не спасла, а стала сама соучастницей преступления, — но тогда уже будет поздно. Он должен решить, он должен выбрать, он сам себя поставил перед этим выбором.

Пока что он упорствует во грехе и даже не признает своей вины. Ты навек останешься его жертвой — твое же попустительство толкает его снова на грех. Ради него — ты должна положить конец этому распутству.

— Ну хватит уже, хватит! — сказала Пинн.

— Спасибо за совет, — пробормотала Эмили.

— Эдгар, — сказала Харриет. — Я выслушала тебя очень внимательно. Но ты забываешь, что есть еще ребенок.

— Ты не мог бы увести своего друга? — обернулся Блейз к Монти.

— Я никуда не уйду. Я должен договорить до конца. Я выражаюсь недостаточно ясно, а я должен выразиться ясно. Слушай меня, Харриет. Разве ты не видишь, в какое положение ты его поставила? Он вынужден тебе лгать — что ему остается делать? Ты ведь даже ничего от него не требуешь. А ты потребуй, пусть он выберет, пусть примет наконец решение. Абстрактная терпимость и сочувствие тут ничему не помогут. Истинная доброта не в этом. Ты всего лишь хочешь избавить себя…

— Ну все, хватит с нас этих выступлений! — Блейз со стуком поставил свой стакан на стол и двинулся на Эдгара. — Сыты по горло! Монти, сделай что-нибудь, ради бога, подержи его за другую руку. Или, может, тебя все это забавляет?

— Не надо! — вскрикнула Харриет.

Блейз попытался ухватить Эдгара за руку, однако Эдгар, не желая быть ухваченным, вырвался и, неловко размахнувшись, заехал локтем Блейзу прямо в глаз. Блейз осел на пол. Харриет ахнула. Эмили подбежала к Блейзу. Монти шагнул к Эдгару, который все еще стоял посреди комнаты, бестолково размахивая руками и явно недоумевая (куда это вдруг подевался Блейз?), и нанес ему не слишком умелый, но достаточно точный удар ребром ладони по шее (любимый удар Мило). Эдгар тяжело рухнул на пол.

— Скорее, надо его увести, — сказал Монти. Тут же подскочила Пинн, вдвоем они кое-как подняли Эдгара на ноги и поволокли к выходу.

— Харриет!.. Харриет!.. Мокингем!.. — выкрикивал Эдгар, что уже несколько смахивало на боевой клич.

За дверью оказался другой мир. Солнце окончательно утонуло в облаках, на землю спускались сумерки. Дрозд на старой корявой березе, лаково чернеющий среди оцепенелой листвы, распевал в тишине мирную вечернюю песню. Почтенная миссис Рейнз-Блоксем, неспешно проходившая по другой стороне улицы к своему дому, с любопытством оглядела живописную группу в дверях. Она и раньше подозревала, что от соседа-психиатра можно ожидать чего угодно. Эдгар уже затих и покорно висел на руках у своих конвоиров. Но когда они попытались протащить его через калитку, он на глазах у миссис Рейнз-Блоксем, следившей за странной троицей теперь уже с собственного крыльца, мертвой хваткой вцепился в деревянный столб.