Святая и греховная машина любви - Айрис Мёрдок

— А вы что тут дефилируете?

— Блейза ждем, — ответил Эдгар.

— И где этот ваш Блейз?

— Понимаешь, — сказала Харриет, — после того как вы с Эдгаром ушли, — (Эдгар глухо застонал), — Эмили Макхью сразу же подхватилась и убежала, Блейз за ней — и с тех пор никаких вестей.

— По-моему, все ясно, — проворчал Монти, досадуя на обоих, но все же радуясь тому, что, по крайней мере, он сам еще не утратил способности мыслить здраво. — Эдгар тут столько всего нагородил — (Эдгар снова застонал), — что Эмили расстроилась, Блейзу пришлось провожать ее домой. А возвращаться было уже слишком поздно — вот он и остался.

— Возможно, конечно, такое, — сказала Харриет. — И я не возражаю, пусть бы он… остался, раз так поздно… Но что же он не позвонил? Он ведь знает, что я… что я… — Тут губы ее плотно сжались, и глаза, явно не впервые за эту ночь, наполнились слезами.

— Ах ты, что же это такое… — забормотал Эдгар.

— А сами-то вы звонили Эмили? — спросил Монти.

— Харриет не знает номера, а в телефонной книге его нет, — ответил Эдгар.

— Думаю, Харриет, сейчас тебе лучше всего лечь спать, — сказал Монти. — Глупо мучить себя всю ночь почем зря. Ясно же, что Блейз и Эмили могли добраться до ее дома только глубокой ночью. Он наверняка решил, что ты уже легла, и не захотел тебя беспокоить. Так что хватит тебе играть эту трагическую роль, иди лучше спать. Если Эдгар решил наложить на себя епитимью и бдеть всю ночь, то при чем здесь ты? Пусть себе бдит, я даже могу составить ему компанию. А ты иди спать.

— Нет, нет, я никуда не пойду, разве я смогу уснуть?.. А вдруг с ним что-то случилось, вдруг он попал в аварию? Мне так страшно… Я должна видеть Блейза, должна… Все равно в таком состоянии мне пи за что не уснуть… Нет, я больше не могу, я с ума сойду.

— Ай-ай-ай, что же это, — горестно приговаривал Эдгар, тоже, видимо, не впервые. — Мне так стыдно, так стыдно. Это было безобразно!..

— Спасибо вам, — сказала Харриет. — Вы оба такие добрые. Ах, Монти, слава богу, что ты пришел! — Она с чувством сжала его руку.

— Знаете что, я есть хочу, — объявил Монти. — Не возражаешь, если я приложусь к твоим бутербродам, — раз уж мы решили бдеть вместе? И пивка бы хорошо, если есть.

— Посмотри в холодильнике, — сказала Харриет. Они все вместе перекочевали на кухню и расположились за длинным столом. Монти и Эдгар ели бутерброды, запивали холодным пивом, Харриет, сидевшая между ними, собирала в складочку край клетчатой скатерти и тоскливо глядела в окно. Там над лужайкой уже начало светать, луна постепенно бледнела, и сквозь призрачно-серое оцепенение один за другим проступали силуэты деревьев.

— Дейвид даже не стал со мной разговаривать, — сказала Харриет. — Прошел молча, ни слова не сказал. А глаза такие красные.

— Ничего, он оправится, — сказал Эдгар. — У мальчишек это быстро проходит.

— Он не мальчишка… не просто мальчишка. Он глубокий, сложный человек.

— Не убивайся ты так, Харриет, — сказал Монти. — Тяжело, конечно, но все как-нибудь наладится. — Неизвестно, правда, как, добавил он про себя; что за ахинею я несу? В ту же минуту на него повеяло до жути знакомым холодком, будто где-то открылась невидимая дверь, и душу пронзило невыносимое желание видеть Софи. Если бы можно было идти куда-то ее искать — он бы ее нашел. Раньше, даже в самые худшие времена, одно ее присутствие оберегало его от всех бед. В худшие времена: когда она злилась на него, когда лгала, когда умирала.

— Господи, скорей бы уже Блейз пришел… или позвонил…

— Возможно, он сейчас как раз на пути домой, — сказал Эдгар. — Мало ли что могло его задержать. Ночью, а тем более без машины, оттуда сто лет можно добираться. Он может прийти в любую минуту.

— А мне что-то начинает казаться, — сказала Харриет, — что он никогда не придет. Всякое ведь бывает в человеческой жизни. Одни уходят навсегда, другие умирают…

— Прошу прощения, мне надо отлучиться в уборную, — сказал Монти.

Выйдя из кухни, он плотно затворил за собой дверь и свернул к лестнице, плавным полукругом уходящей наверх; в холодном свете высокого арочного окна уже отчетливо прорисовывалась каждая ступенька. Поднявшись на второй этаж, он остановился. Было очень тихо. Наконец в тишине Монти расслышал дыхание спящего Дейвида. На цыпочках подкрался к двери, осторожно, стараясь не скрипнуть, нажал на ручку и вошел.

Дейвид лежал на постели, полуприкрытый простыней. Он был все в той же рубашке, голова откинута набок — так, будто, засыпая, он метался в бреду, — длинные волосы легли на подушку торчком (казалось даже, не легли, а встали дыбом от ужаса), одна рука свешивалась до пола, как на картине Уоллиса «Смерть Чаттертона». Во сне лицо Дейвида снова сделалось далеким и чужим. Бледное, выглаженное зыбким утренним светом, оно было похоже на прекрасную посмертную маску. Минуты две Монти молча смотрел на спящего, потом бесшумно вышел. Каким безумцем надо быть, чтобы ждать утешения от мальчика — к тому же погруженного в собственные страдания? Вываливать ему на голову свои горести было бы глупо, даже подло.

Монти неспешно спускался по лестнице, когда в прихожей зазвонил телефон. Харриет, а вслед за ней и Эдгар тотчас выскочили из кухни. Эдгар бросился включать свет, Харриет схватила телефонную трубку.

— Милый… ты… слава богу. Да, да, конечно… как я могла забыть… Ну, разумеется… Я так волновалась… но теперь все в порядке… Да, сейчас лягу, уже иду, не беспокойся… Да, увидимся… Как камень с души… Спасибо, родной, что ты позвонил… спасибо тебе, спасибо…

Положив трубку, Харриет подошла к лестнице. При полной иллюминации, устроенной Эдгаром, Монти было хорошо видно, как она мгновенно преобразилась, горестные складки на ее лице разгладились, теперь оно сияло радостью и спокойствием.

— Ну и как, все в порядке? — спросил Монти.

— Да, да… все совершенно нормально… У меня просто вылетело из головы — у него же сегодня Магнус Боулз… сегодня как раз его день. Блейз только проводил Эмили до поезда, а сам поехал к Магнусу… Он еще раньше пытался мне звонить, но неполадки на линии… никак не мог дозвониться. Сегодня он всю ночь сидит с этим несчастным. Блейз так внимательно относится к Магнусу, никогда еще не было, чтобы он отложил или перенес встречу с ним. Что ж, как видите, все кончилось хорошо. Спасибо тебе. И тебе тоже спасибо. Ну, кажется, теперь я могу идти спать.

— Я, пожалуй, тоже, — сказал Монти. — Спокойной ночи. — Выйдя на улицу и чуть не споткнувшись о лежащего на крыльце Баффи, он бегом бросился к калитке. Баф-фи лениво полаял ему вдогонку. Солнце уже встало, ярко освещенная дорога была пустынна и полна деталей, как картина в ожидании центральной фигуры. Но я же и есть центральная фигура, догадался Монти и вдруг увидел себя словно со стороны: человек в черном бежит по дороге, словно спасаясь от преследователей, лицо изможденное, волосы всклокоченные, поднятый ворот рубашки топорщится. Лишь у дверей своего дома, лихорадочно роясь в кармане в поисках ключа, он заметил, что его и правда преследуют: Эдгар, с трясущимися на бегу телесами, уже сворачивал в распахнутую калитку. Солнце золотило его почти бесцветные волосы, отчего он был немного похож на психа и немного на прежнего, молодого Эдгара времен учебы в колледже. Его мальчишеское розовое лицо выражало страстную мольбу.

— Монти… Можно я?..

— Как, ты сказал, называется та школа?

— Какая? Где Бинки директор? Бэнкхерст.

— Скажи ему, что я готов у него работать, если они не передумали.

— Превосходно!.. Значит, я могу договариваться? Монти, можно я у тебя…

— Нет.

— Но куда же я пойду в такой час? Мой клуб откроется только…

— Иди куда хочешь, — сказал Монти. — Ко всем чертям. Возвращайся к Харриет. Она предоставит тебе постель. Возможно, даже свою. Разве ты не за тем к ней таскаешься? — Он переступил через порог и закрыл за собой дверь. Вот неблагодарная свинья, тут же выругал он себя. Дернул же черт такое сказать, ведь у меня даже в мыслях ничего подобного не было. Наверное, я все-таки помешался.

Он прошел в гостиную. На столе все еще лежала раскрытая «Илиада». Книга была снята с полки специально для Эдгара — чтобы он мог проэкзаменовать Монти на предмет греческого. Правда, никакого экзамена не получилось: этот отрывок Монти помнил наизусть. Захлопнув книгу, он подобрал с пола одеяло и начал медленно подниматься по лестнице. Безмолвный, недосягаемый призрак Софи скользил за ним. Потом растаял, с неясным стоном сокрылся под землей. Впрочем, то был лишь призрак. А Софи теперь — ничто… нигде… никогда.

— А этот какой славный, смотри, — сказала Харриет, оборачиваясь к Люке, хотя для себя оба уже, конечно, все решили.

Люка взглянул не нее глазами коварного искусителя — когда он так смотрел, Харриет с трудом верилось, что перед ней всего-навсего восьмилетний мальчик.