Серп и крест. Сергей Булгаков и судьбы русской религиозной философии (1890–1920) - Екатерина Евтухова

современный философ не утверждал, что построил абсолютную философскую систему; все они пытались решить различные проблемы, сосредоточивая свою мысль на каком-либо конкретном аспекте жизни.

То, как Булгаков погрузил субъект / объект в жизнь, подчеркнув необходимость рассмотреть человека в его жизни в мире, а не в качестве абстрактного «мыслящего субъекта», отвечало фундаментальным проблемам познания в немецкой философии, но в то же время было прочно укоренено в традициях русской мысли. В рассуждениях Булгакова нашел выражение подход, характерный для русской мысли, остававшийся подразумеваемым в трудах более ранних мыслителей. Одной из самых примечательных и специфических черт русской мысли XIX века было то, что мы могли бы назвать «направленностью», ее категорическим отказом от функционирования в созерцательном вакууме, изолированном от проблем жизни общества. Пожалуй, эта часто наблюдаемая тенденция в развитии русской мысли наиболее ярко заявила о себе, начиная с Чернышевского, но она также сказывалась и в идеях славянофилов, склонность которых трактовать социальные категории (община, народ и т. д.) как философские концепты отразила их постоянную вовлеченность в социальный процесс, их неспособность и нежелание делать различие между философией и жизнью[343].

Неоромантизм и христианство

До сих пор мы могли следовать за рассуждениями Булгакова в рамках философского анализа, но теперь этот метод заводит нас в тупик. Экономический реализм, или погружение субъекта и объекта в жизнь, позволил выстроить удовлетворительное толкование отношения субъекта с объектом; тем не менее это было только частичным решением более глубокого религиозного вопроса, возникавшего в результате слияния позитивизма и неоромантизма. Экономический реализм фактически ограничился интуитивным признанием человека активным существом, функционирующим в мире и неотделимым от этого динамичного отношения. Секулярные рамки, внутри которых разрабатывался аргумент «Философии хозяйства» (во всяком случае, ее первой части), оказались неподходящими для разрешения глубоко религиозных вопросов, которые сама эта работа поставила. В рассуждениях Булгакова наблюдается явный перелом: столкнувшись с вопросом веры, его труд перестает быть собственно философией и переходит от логически последовательных рассуждений к метафоре[344]. В качестве организующей основы на смену философским рассуждениям о субъекте и объекте приходят ключевые понятия христианства о грехопадении и воскресении. Хотя христианское решение проблемы намечено и в тексте «Философии хозяйства», ее полное разрешение, предложенное Булгаковым, становится понятным только тогда, если мы вместе с этой книгой прочитаем «Свет невечерний», труд, написанный вскоре после нее. В двух работах взятых вместе выстраивается картина, выраженная языком неоромантизма, в которой представлен глубоко значимый процесс хозяйственной жизни, пронизанной религиозно-мистическим началом. Этому началу он дает название София.

В предисловии к «Философии хозяйства» ее первый том, посвященный миру как хозяйству, характеризуется как попытка раскрыть онтологию хозяйства, или общие основы хозяйственного процесса. Булгаков предпринял эту попытку в рамках общей христианской философии. По его мнению, серьезное отношение к христианству предполагает его восприятие в онтологическом и космологическом измерении, и философия хозяйства отчасти справилась с этой задачей. Второй том должен был быть посвящен оправданию хозяйства, его «аксиологии и эсхатологии». В него предстояло включить исследование проблемы об отношении плоти и духа (этика хозяйства) и о смысле истории и культуры. Второй том так и не был написан. Вместо него в 1917 году Булгаков опубликовал религиозно-философский труд, который подвел итоги его религиозной эволюции на протяжении предшествующего десятилетия.

На первый взгляд, по сравнению с «Философией хозяйства» «Свет невечерний» представляется работой совершенно другого плана, написанной с иными целями. Строго религиозно-философская по замыслу, книга «Свет невечерний» должна была объяснить, во что верит православный христианин, или подробно рассказать о его верованиях. Она задумывалась как своеобразное литературно-«музыкальное» обращение к православию, не как изложение христианского вероучения, но как собрание мифов, из которых, по Булгакову, состоит религиозная система. Вслед за пространным введением, в котором излагаются принципы подхода Булгакова к религии и религиозной философии, в книге говорится о том, что он воспринимал в качестве главных «мифов» православного христианства. В отличие от стандартных богословских трудов, которые сосредоточиваются на учении о существовании Бога, эта книга посвящена способу восприятия Бога, мира и человека в их взаимоотношениях, который, по мысли Булгакова, присущ православному христианству.

Ключом к пониманию связи между «Философией хозяйства» и «Светом невечерним» является небольшая работа, написанная в промежутке между этими двумя трудами (декабрь 1915 года – январь 1916 года), указывающая на то, что на самом деле проблемы, отложенные Булгаковым для второго тома «Философии хозяйства», были рассмотрены в «Свете невечернем». Вступительный параграф «Основных мотивов философии хозяйства в платонизме и раннем христианстве» гласит:

Учение о существе хозяйства, как деятельного, творчески-трудового отношения человека к миру, – так сказать, хозяйственная онтология, – опирается, как на свою основу, на общее понимание природы мира и человека, иначе говоря, на космологию и антропологию. Какова мировая сущность? В чем существо человека? Как понимается мир, «трансцендентальный объект» хозяйства, и каков человек, «трансцендентальный его субъект»? Космология и антропология являются основными посылками для философии хозяйства, и потому соответственные учения должны быть первее всего выделены и установлены при изучении интересующих нас мировоззрений[345].

Иными словами, учение о хозяйстве должно быть не только внутренне непротиворечивым и самодостаточным; любая концепция хозяйства также основывается на более глубоком понимании мира и человечества. В этой небольшой книжке исследуется «космология» и «антропология» хозяйственных мировоззрений платонизма и раннего христианства. Из этого вытекает, что собственная система хозяйства Булгакова, разработанная в «Философии хозяйства», должна также опираться на соответствующую космологию и антропологию. Действительно, «Свет невечерний» представляет собой именно такую попытку сконструировать прочно базирующуюся на православном христианстве опорную систему для булгаковской философии хозяйства[346]. Итак, только вместе взятые, «Философия хозяйства» и «Свет невечерний» излагают целостное христианское мировоззрение, отвечая на вопрос «Как возможно хозяйство?»

Картина жизни как динамического взаимодействия между субъектом и объектом, нарисованная средствами экономического реализма, является частью более масштабной всемирно-исторической драмы; и здесь мы подходим к христианскому мировоззрению Булгакова, центральному вопросу его философии хозяйства. Отношения субъекта и объекта, которые мы наблюдаем в процессе производства, также имеют место на макроисторическом уровне, где в качестве участников всемирной драмы выступают коллективное человечество как трансцендентальный субъект и природа как объект. Булгаков соглашается с позитивистами XIX века в том, что наша жизнь в мире есть постоянная борьба за выживание (дарвинизм) и что материальное благосостояние является нашей основной заботой (марксизм). Но там, где позитивисты склонны рассматривать такое положение дел как необходимое и вечное, Булгаков говорит, что так было не всегда. Несовершенный мир, в котором мы живем, не является предопределенным: с одной стороны, он представляет собой результат изначального падения коллективного человечества, обусловленного первородным грехом;