Ставка на Проходимца - Илья Бердников

Я, словно жалкая пародия на североамериканского ковбоя, раскачивался в слишком широком для меня седле и щурился из-под шляпы на закатное марево. У меня на боку даже револьвер имелся, завершая этот затасканный многочисленными киновестернами образ. Правда, этот револьвер был не благородным изобретением полковника Кольта, произведенным в Хартфорде, штат Коннектикут, но я не переживал по этому поводу: мой самовзводный наган тысяча девятисотого года, прозванный «офицерским», был не менее легендарен. А вот головной убор несколько подкачал: вместо «стетсона» на моей голове красовалась соломенная шляпа сомнительного вида, похожая на то, что в ридной Украине обычно называлось «брылём». Только такой «брыль» с обвисшими полями и помятой тульей вряд ли прибавлял мне солидного вида. Так что до гордого ковбоя я явно не дотягивал. Зато эта шляпа неплохо защищала от местного немилосердного солнца и потому меня вполне устраивала.

Мой «конь» неторопливо мерил путь длинными голенастыми лапами, которые я никак не мог назвать «ногами», а тем более «копытами». Пахло пылью, сухими водорослями и чем-то еще неуловимым, но до боли знакомым. Так бывало, когда я принюхивался к воздуху в своем загаженном тяжелой индустрией городе и понимал, что вонь от заводов есть, но я настолько привык к ней, что воспринимаю ее как должное, как грубый холст, на который художник-парфюмер наносит палитру остальных запахов: благоухание цветущей сирени, аромат из булочной, запах женских духов…

Точно, духами определенно пахло!

Я невольно оглянулся через плечо на влекомую местными «конями» телегу, где мой взгляд тут же перехватили две пары женских глаз: одна — голубых, другая — карих. Я подмигнул Люське и Ками, они улыбнулись мне в ответ. Люська погрозила пальчиком и хлопнула вожжами по спинам «коней». Тягловые животные ускорили ход, и мне пришлось понукнуть своего «коня», чтобы не произошло столкновения.

Не могу сказать, чтобы у меня было плохое или хорошее настроение. Количество событий, произошедших за несколько минувших дней и ночей, напряжение и усталость притупили восприятие, и я просто ехал по холмистой равнине и радовался чистому небу, заходящему солнцу, ветерку, что дул в спину, донося запах Люськиных духов… Все это настолько отличалось от того, что происходило несколько дней назад, что прошедшее казалось порой просто жутким фильмом, просмотренным в кинотеатре на дневном сеансе. Словно ты, переполненный эмоциями и со взвинченной звуками и спецэффектами нервной системой, вышел из темного зала, а на улице солнечный свет, привычный шум города… И ты идешь в полупустое кафе, заказываешь себе что-то и просто сидишь, наблюдая суету города и переваривая просмотренный фильм.

Вот только, к великому моему сожалению, события последних нескольких суток фильмом не были.

— Может, нам разделиться и осматривать дома с двух сторон поселка? — предложила мне Ками. — Так мы быстрее все проверим, и кто-то из нас сможет сменить Данилыча на посту.

— Хорошо. Твоя правая сторона, моя — левая. Оружие держи наготове…

Ками хмыкнула неопределенно, но все же вытащила из кобуры свой похожий на тюнингованный маузер пистолет-пулемет. Девчонка…

Я проводил Ками взглядом, пока она не скрылась между хижинами. Впрочем, системы моего комбинезона продолжали ее отслеживать, помечая силуэт девушки зеленым контуром, даже когда нас стали разделять несколько каменных стен. Удобная и полезная все-таки штука, эти шебекские боевые комбинезоны!

Первая хижина, в которую я заглянул, ничем не отличалась от второй и третьей, а все они были практически неотличимы от той, где мы остановились, за исключением разных размеров помещений, богатства росписи на кожаных одеялах, а также количества и качества горшков. Горшки были повсюду, куда я только не заглядывал. В горшках хранили все что угодно: от зерна до тканей и вяленого мяса, хотя последнее, как мне кажется, лучше было бы хранить подвешенным к потолку в хорошо вентилируемом помещении.

— Ками, как у тебя? — спросил я, когда рассматривание горшков в очередной хижине меня окончательно вогнало в уныние: здесь горшки стояли рядами и ярусами один на другом, образовывая пирамиду с широким основанием. В центре пирамиды торчало бревно, украшенное всякой дребеденью: бусами из ракушек, пестрыми перьями, лентами, напоминая из-за этого какой-то тотемный столб.

— Горшки сплошные, — отозвалась девушка, и даже через радиосвязь я различил, что она так же, как и я, удручена этим зрелищем. — У них что, других способов хранить и транспортировать вещи не было?

— Видать, не было, — рассеянно ответил я, скользя взглядом по расписанному каким-то местным Леонардо или Микеланджело одеялу.

— Ле-ша, скажи мне: что мы ищем? — поинтересовалась Ками.

— Все, что может объяснить нам, почему жители оставили свой поселок, — меланхолически ответил я, понемногу начиная осознавать, что большой светлый круг вверху прибитого к стене одеяла не что иное, как…

— Ками, иди-ка сюда, детка, — позвал я девушку, только после понимая, что «деткой» раньше никого не звал, да и не собирался. Ишь, папашка какой выискался. Бывает же: ляпнешь невпопад…

— Иду.

Ками, похоже, на «детку» не отреагировала никак. Или притворилась, что не заметила моей оговорки.

Появилась она настолько быстро, что я заподозрил ее в спринтерском рывке, хоть дыхание шебекчанки говорило обратное: ровное, никакого учащения или сбоев. Ну не за дверьми же она стояла!

— Ого, сколько горшков! — изумленно прокомментировала девушка горшечную пирамиду и тут же деловито продолжила: — По следам снаружи понять, в какую сторону ушли жители, невозможно. Все следы полностью смыты дождем. Правда, я обнаружила несколько мертвых животных в загородке. Умерли они недавно и явно не своей смертью: головы каждого почти подчистую отгрызены или отсечены острым предметом.

Я встревожился было от такого известия, но после вспомнил про шастающую в округе Маню и успокоился.

— Что за животные? — спросил я, включив фонари шлема и продолжая изучать густо изрисованное красной, синей и черной краской кожаное полотно.

— Местные их как лошадей используют, — ответила Ками и также включила фонари, отчего комната ярко осветилась, как, наверное, никогда еще не освещалась со времен своей постройки. — У одного животного не хватает задней конечности, — добавила она многозначительно. — Значит, убийца ест немало: животное весьма крупное…

Я отмахнулся от ее рассказа и показал на одеяло:

— Смотри: это палитра событий, что-то вроде истории в комиксах, нарисованной местными живописцами. Вот, — я ткнул пальцем в светлый маленький круг, — солнце… а вот, — я обвел огромный круг, что даже не поместился на одеяле, и художник нарисовал только нижнее его полукружие, — тот самый спутник, что появился перед наводнением.

Ками внимательно следила за перемещением моего пальца.

— Вот здесь селение, жители которого отгородились завалами и сидят под дождем, — продолжал я. — А здесь жители покидают свой поселок и идут куда-то, спасаясь от чего-то черного…

— Может, от воды? — предположила Ками, всматриваясь в корявые рисунки.

— Нет, вода здесь синяя, как и весь рисунок, а эти черные пятна вообще похожи больше на кляксы или пучки водорослей….

— Смотри, они идут вместе с дождем! — заметила Ками. — Видишь: они идут только под струями, что льются из туч!

— И, похоже, едят людей, — сказал я мрачно, рассматривая одну из клякс, из-под которой торчали ноги человека. Несколько мазков красной краски добавляли убежденности в том, что эта клякса совсем не для того накрыла человека, чтобы его согреть.

Я сорвал одеяло, или, если угодно, полотно со стены и направился к дверям.

— Пойдем.

— Думаешь, это серьезно? — спокойно проговорила Ками, когда мы вышли под дождь, что и не собирался слабеть.

— Мне Пиона и Псевдо-Геи с головой хватит, — обеспокоенно проговорил я, сам размышляя о том, что ведь было у меня предчувствие чего-то нехорошего, было! И не отпускало оно меня ни на секунду, просто заглушили его происходящие события…

И Маня к тому же куда-то пропала. Противная зверюга!

— Ты в воде точно ничего не заметила, когда за мной погружалась? — спросил я у Ками. — Никакого движения, мелькающих теней?

— Нет, — ответила Ками. — А ты видел?

Я открыл было рот, но в динамиках шлема пискнуло, в уголке забрала промелькнул столбик каких-то букв-иероглифов, и усталый голос Данилыча поинтересовался:

— Ребята, как вы там?

— Вспомнил про рацию, Данилыч? — обрадованно спросил я.

— Промокла рация, — ответил ворчливо шофер. — Еще когда на скалы выбирались, промокла и вырубилась. Просто твоя сестренка напомнила про браслетки с Шебека: они и у меня, и у Санька оставались, да еще ты ей свой отдал. Я попытался настроить один, как видишь — получилось.

Я не стал говорить Данилычу, что, скорее, это электроника комбинезона перехватила и настроилась на волну браслета: пусть радуется хоть такому маленькому достижению.