Вознесение Габриеля - Сильвейн Рейнард

Слова Сорайи немного успокоили Джулию, но даже небольшое успокоение было лучше, чем никакого.

— За оставшиеся дни я хотела бы получить от вас список всех, кто мог бы подать на вас жалобу, с указанием возможных причин. Мне нужна очень подробная характеристика всех ваших конфликтных ситуаций с мисс Петерсон. Я попрошу одного из моих помощников провести небольшое расследование. В университете у меня есть, так сказать, доверенное лицо. Я с ним свяжусь и тоже попробую что-нибудь узнать. До тех пор, пока конфликт не будет урегулирован, вам с профессором Эмерсоном нужно вести себя поосторожнее. Никаких совместных появлений в публичных местах. И прошу вас не рассказывать ему то, о чем мы с вами говорили. Если жалоба касается неформальных отношений, у него будет свой адвокат, который позаботится о защите его интересов. Мне не хочется, чтобы из-за ваших интимных разговоров в постели пострадала защита, которую я буду строить для вас.

Глаза Джулии на мгновение вспыхнули.

— Габриель значит для меня гораздо больше, чем просто приятель. Если я в опасности, значит и он тоже. Наши отношения сложились по обоюдному согласию, и я не хочу, чтобы, защищая меня, он причинил вред себе. Любое обвинение в равной мере относится к нам обоим.

Сорайя с любопытством смотрела на Джулию.

— Вы уверены, что он занимает такую же позицию? Вы сообщили моему секретарю, что интересы Габриеля будет представлять Джон Грин. Если вы решили, как говорится, выступать единым фронтом, почему он не взялся защищать вас обоих?

Джулия открыла рот, но не смогла придумать ответ.

Сорайя сочувственно ей улыбнулась:

— Послушайте, вы не первая аспирантка, оказавшаяся в подобной ситуации. Я представляю, насколько вы сейчас расстроены и сбиты с толку. Но вы должны понимать: если жалобы против вас и вашего приятеля получат ход, не исключено, что он пожертвует вами ради защиты своей карьеры. Вам следует подготовиться на случай, если он решит бросить вас на съедение волкам.

— Габриель никогда такого не сделает. Он меня любит. Мы с ним говорили, что эту проблему будем решать вместе. И другие — тоже.

Сорайя снисходительно поглядела на нее:

— Любовь легко убить, особенно безработицей. Но не будем забегать вперед… Кстати, Габриель прислал мне предварительный гонорар, который я ему верну. Думаю, для меня лучше всего защищать вас pro bono.[14]

Джулия смущенно кивнула. Она и забыла, что услуги адвоката стоят денег.

— Я вам заплачу, но… не сразу. Мне понадобится некоторое время.

— Когда адвокат берется вести дело на общественных началах, он делает это не ради выгоды в дальнейшем. Я не вижу особой выгоды брать с вас деньги. Вам они понадобятся на учебники и на переезд в Массачусетс. — Улыбка Сорайи стала более жесткой. — Я не сторонница «сексуальной инквизиции», проводимой университетом. Поэтому все, чем я могу сбить спесь с декана Араса или унизить его, послужит во благо. Поверьте, представлять ваши интересы — одно из немногих удовольствий, выпадающих мне за последнее время. Фактически это я должна была бы приплатить вам за такую привилегию.

Вечером того же дня Джулия лежала, свернувшись калачиком, в кровати Габриеля и пыталась заснуть. Габриель сидел в кабинете, сердито вникая во все хитросплетения университетской политики по отношению к аспирантам. Он доискивался возможной причины, заставившей декана обратить внимание на Джулию.

Габриель делал все это для нее. Из-за нее могла пострадать его карьера. Возможно, теперь ей не видать Гарварда. Не выдержав напора этих мыслей, Джулия заплакала. Ей было тяжело сопротивляться непомерному давлению обстоятельств. И самым скверным было не знать, каков характер опасности.

Джулия вытерла слезы, приказав себе быть сильной. В это время в спальню зашел Габриель, чтобы взглянуть на нее. Увидев ее заплаканное лицо, он лег рядом.

— Дорогая, не плачь. Прошу тебя, не плачь. — Он помолчал. — Если бы я знал, что ты так расстроена, я бы не засиживался в кабинете. Мы ведь наняли лучшего адвоката. Мы дадим этой жалобе бой. Весьма вероятно, произошло обычное недоразумение и в пятницу вечером все кончится.

— А если жалоба касается нас обоих?

— Тогда мы вместе будет с нею разбираться, — стиснув зубы, пообещал Габриель.

— Ты забыл про вторую жалобу — о сексуальном домогательстве?

— Не волнуйся из-за нее. Лучше думай о своей диссертации и учебе. Я сам о себе позабочусь и никому не позволю делать тебе больно. Обещаю.

Габриель перевернул Джулию на спину и начал целовать ее лицо.

— Я боюсь, — прошептала Джулия.

Он гладил ей волосы, потом поцеловал в нос.

— Знаю. Но что бы ни случилось, я не позволю, чтобы тебе помешали поступить в Гарвард. Все будет отлично… Скажи, что я могу для тебя сделать? — с горечью глядя на нее, спрашивал Габриель. — Я не знаю, как и чем тебя утешить.

— Поцелуй меня.

Габриель поцеловал ее в губы. Это был робкий поцелуй мальчишки, не знающего, как соседская девочка отнесется к его действиям. Ей сейчас была нужна совсем не робость.

Джулия ответила тем, что стала наматывать на свои пальцы волосы Габриеля, а потом притянула его к себе, неистово целуя и заманивая его язык в свой рот.

Габриель тоже поцеловал ее, но сдержанно, после чего коснулся ее лба своим.

— Я не могу, — сказал он.

— Ну пожалуйста. — Джулия потянулась к нему, водя руками по широким плечам и мышцам спины, настойчиво притягивая его к себе.

— Я не могу заниматься с тобой любовью, когда ты грустна. У меня возникает ощущение, будто я делаю тебе больно.

— Но я нуждаюсь в тебе.

— А может, я лучше приготовлю тебе горячую ванну или сделаю еще что-нибудь?

— Занимаясь с тобой любовью, я чувствую себя счастливой. И понимаю, как сильно ты меня любишь. Прошу тебя, мне очень нужно почувствовать, что ты меня хочешь.

Его брови соединились в одну линию.

— Джулия, я конечно же тебя хочу. Но я не могу воспользоваться твоим состоянием.

Джулия была не из тех женщин, кто требует многого, а требовала она почти всегда что-то хорошее. И почти всегда это было хорошо и для Габриеля.

Он это знал. Ему было тяжело отказывать ей, глядя в эти большие грустные карие глаза. Однако следы, оставленные ее слезами, притушили его либидо. Он предпочел бы просто крепко ее обнять и успокоить одним своим присутствием.

Но лицо Джулии говорило ему, что она нуждается в нем, в их близости, в соединении души и тела. Пока Габриель гладил ей волосы, решая, что делать, он кое-что понял и в себе. На что бы ни намекал ему психотерапевт, у него не было сексуальной зависимости. Вопреки словам Скотта, Габриель не был ненасытным охотником за наслаждениями, испытывающим такой сексуальный голод, что мог бы уложить в постель каждую мало-мальски привлекательную женщину.