Вся Агата Кристи в трех томах. Том 1. Весь Эркюль Пуаро - Агата Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Комиссар ахнул от неожиданности и даже подался вперед, всем своим видом выражая крайнее изумление.
— Мадам Добрэй? Вилла «Маргерит», что тут рядом?
— А я что говорю. Очень даже приятная дамочка.
Старуха презрительно вскинула голову.
— Мадам Добрэй, — бормотал комиссар. — Просто немыслимо!
— Voilà, — проворчала Франсуаза. — Вот и говори вам после этого правду.
— Да нет, что вы, — поспешил ее успокоить следователь. — Нас просто удивило ваше сообщение, вот и все. Мадам Добрэй и мосье Рено, они что же, э-э?… — Тут он деликатно замялся. — А? Наверное, так и было?
— Откуда мне знать? Впрочем, что ж тут удивительного? Мосье ведь был milord anglais — trиs riche,[89] а мадам Добрэй, она еле концы с концами сводила, но trиs chie,[90] хотя они с дочерью живут очень скромно. Но меня не проведешь, это женщина с прошлым! Теперь она, правда, уже в летах, но, ma foi,[91] еще хоть куда! Сама не раз видела, как мужчины на нее заглядываются. А в последнее время она — все в городе это заметили — в расходах не стесняется, видно, денежки-то завелись. А ведь было время, каждую копейку считали.
Франсуаза тряхнула головой с видом совершенной уверенности в своей правоте.
Мосье Отэ в задумчивости поглаживал бородку.
— А мадам Рено, — заговорил он наконец, — как она относилась к этой… дружбе?
Франсуаза пожала плечами.
— Она ведь всегда уж такая вежливая, такая обходительная… Говорят, она ничего и не подозревает. И все-таки сердце-то, оно ведь все чувствует, как вы думаете, мосье? День ото дня мадам все худеет да бледнеет у меня на глазах. Теперь уж она совсем не та, что месяц назад, когда они приехали сюда. Мосье тоже очень изменился. Точно его что-то мучило. И нервный стал — вот-вот сорвется. А чему тут удивляться — такие странные отношения… Ни выдержки, ни благоразумия. Одно слово — style anglais![92]
Я от возмущения аж подпрыгнул на стуле, но следователь как ни в чем не бывало продолжал допрос, не удостоив внимания выпад Франсуазы.
— Так вы говорите, мосье Рено сам проводил мадам Добрэй? Значит, она ушла?
— Да, мосье. Я слышала, как они вышли из кабинета и подошли к парадной двери. Мосье пожелал ей доброй ночи и запер дверь.
— В котором часу это было?
— Минут двадцать пять одиннадцатого, мосье.
— А когда мосье Рено пошел спать, вы не знаете?
— Минут через десять после нас. Эта лестница такая скрипучая, всегда слышно, когда кто-нибудь поднимается или спускается.
— Что же было потом? Ночью вы ничего не слышали?
— Совсем ничего, мосье.
— Кто из прислуги раньше всех спустился вниз утром?
— Я, мосье. И сразу увидела распахнутую дверь.
— А окна, они все были закрыты?
— Да, мосье. Все было в порядке, ничего подозрительного.
— Хорошо, Франсуаза, можете идти.
Старуха зашаркала к дверям. На пороге она обернулась.
— Скажу вам одну вещь, мосье. Эта мадам Добрэй скверная женщина! Да-да, мы, женщины, лучше знаем друг друга. Это недостойная особа, попомните мои слова.
Покачивая головой с важным видом, Франсуаза удалилась.
— Леони Улар, — вызвал следователь.
Леони появилась на пороге, заливаясь слезами, чуть ли не в истерике. Но мосье Отэ оказался на высоте и весьма ловко справился с рыдающей девицей. Она только и твердила о том, как увидела связанную мадам с кляпом во рту, но зато уж живописала эту сцену с истинным драматизмом. Ночью же она, как и Франсуаза, ничего не слышала.
Потом пришла очередь ее сестры Дениз, которая подтвердила, что хозяин, мосье Рено, разительно изменился в последнее время.
— С каждым днем он становился все угрюмее, потерял аппетит. Всегда был в дурном настроении.
У Дениз была своя версия преступления:
— Тут и думать нечего, с ним расправилась мафия! Эти двое в масках, кто они, как вы думаете? Ужас что творится в мире!
— Возможно, вы и правы, — невозмутимо заметил следователь. — А теперь скажите мне, милочка, это вы вчера открывали дверь мадам Добрэй?
— Не вчера, мосье, а позавчера.
— А как же Франсуаза сказала, что мадам Добрэй была здесь вчера?
— Нет, мосье. Действительно, вчера мосье Рено посетила дама, но это была вовсе не мадам Добрэй.
Удивленный следователь выспрашивал и так и этак, но Дениз твердо стояла на своем. Она прекрасно знает мадам Добрэй. Та дама, что приходила вчера, правда, тоже брюнетка, но ниже ростом и гораздо моложе. Переубедить девушку было невозможно.
— Вам раньше приходилось видеть эту даму?
— Нет, мосье, — сказала она и добавила неуверенно: — И еще, мне кажется, она англичанка.
— Англичанка?
— Да, мосье. Она спросила мосье Рено на очень хорошем французском, но акцент… пусть самый легкий, всегда выдает иностранцев. К тому же, когда они выходили из кабинета, они говорили по-английски.
— И вы слышали, о чем они говорили? Я хочу сказать, вы поняли что-нибудь?
— О, я хорошо говорю по-английски, — с гордостью ответила Дениз. — Правда, эта дама говорила слишком быстро, и я не ухватила смысла, но последние слова мосье Рено, которые он сказал, открывая дверь, я поняла.
Девушка помолчала, потом старательно, с трудом выговаривая слова, произнесла по-английски:
— Да-а… да-а… но, рати боога, идите сечас!
— Да, да, но, ради бога, сейчас уходите! — повторил следователь.
Он отпустил Дениз и, поразмыслив немного, снова вызвал Франсуазу. Он спросил ее, не могла ли она ошибиться, точно ли мадам Добрэй приходила вчера. И тут Франсуаза выказала удивительное упрямство. Вот именно что мадам Добрэй была здесь вчера. И сомневаться тут нечего, конечно, это была она. А Дениз просто-напросто выставляется тут перед вами, voilà tout![93] И про иностранную даму она все сама сочинила. Хочет показать, что тоже не лыком шита — английский знает! Наверное, мосье и вообще ничего не говорил по-английски, а если и говорил, это ничего не доказывает, ведь мадам Добрэй отлично болтает по-английски, а с мосье и мадам Рено она только по-английски и разговаривает.
— А мосье Жак, сын мосье Рено, — он здесь часто бывает — так он вообще еле-еле говорит по-французски.
Следователь не стал спорить с Франсуазой, он только поинтересовался шофером и узнал, что как раз вчера мосье Рено отпустил Мастерса. Вероятно, ему не понадобится автомобиль, сказал мосье, и шофер может взять отпуск.
Тут я заметил, что Пуаро недоуменно нахмурился — лоб его над переносицей прорезала глубокая морщина.
— В чем дело? — прошептал я.
Он нетерпеливо тряхнул головой.
— Прошу прощения, мосье Бекс, надо полагать, мосье Рено и сам умел водить автомобиль?
Комиссар вопросительно