Непорочная пустота. Соскальзывая в небытие - Ходж Брайан

До дня своей смерти я не забуду то лето, когда все мои внуки собрались здесь, и ту ночь, когда малышка Шей рассказала, как видела Лесовика. Не знаю, почему ей в таком возрасте было дозволено узреть то, чего большинство людей не увидит ни разу в жизни, но мне и в голову не пришло, что она выдумывает. Я поверила ей.

Вот единственное объяснение, которое у меня есть: как только Шей решила сообщить об этом трейлере и о том, что в нем происходит, Лесовик ощутил эту решимость и был вынужден покончить с ее намерениями».

Половина воскресенья ушла у меня на попытки отыскать то, что отыскала Шей, но полагаться я мог только на карту, которую она нарисовала. Невозможно было узнать, насколько точно эта карта отражала местность даже в момент создания, а ведь леса живые, они никогда не перестают меняться. Деревья вырастают и падают, ручьи меняют направление, ветви перекрывают тропы, которые когда-то были широкими, как тротуары.

А у тех, кто поставил там этот трейлер, было восемь лет, чтобы его перевезти. Но вот чего у них, судя по всему, не было — так это причины его перевозить.

У меня была с собой карта, и связка веток на спине, и, как у любого охотника, винтовка — не дедушкино ружье, потому что его я до сих пор не отыскал, а мое табельное оружие, которое я по привычке возил в багажнике, — но иногда охотники возвращаются домой с пустыми руками.

Но я хотя бы вернулся с пониманием того, что еще должен захватить с собой, когда снова отправлюсь на поиски.

«Я не хочу рассказывать об увиденном, но его хватило, чтобы понять, что это не человек опутал ее всеми этими лозами и тащит к свиной луже быстрее, чем я могу бежать. К тому времени, как я их нагнала, он ее уже задушил.

Он сделал это не потому, что хотел защитить этих людей как таковых. Я думаю, он хочет, чтобы чума продолжалась, пока не убьет всех, кто ею болен, и на этой земле не останется никого, кроме тех, кто снова станет обращаться с ней как следует.

Поговаривают, что люди, которые принесли сюда эту чуму, считают, будто закон не может до них дотянуться, потому что их укрытия невозможно отыскать. Однако я уверена: дело в том, что Лесовик готовит им судьбу страшнее, чем любой полицейский, и ослепляет тех, кто приходит сюда извне, чтобы их найти.

Но Шей всегда смотрела на эти леса другими глазами».

— Помнишь, как бабушка любила ее называть? — спросила Джина. Я со стыдом признался, что не помню. — «Наш маленький лесной эльфеныш», — сказала она, а потом добавила — быть может, чтобы я почувствовал себя лучше: — Мальчики такое не запоминают. Это больше для девочек.

— Может быть, — проговорил я и снова приподнял одеяло, чтобы взглянуть на лицо сестры. Последние несколько часов я провел в страхе перед тем, что бабушкин чердак пропитан какой-то магией и, когда мы вынесем Шей обратно во внешний мир, те восемь лет разложения, которых она избежала, наконец-то ее нагонят.

Но она все еще выглядела просто спящей.

Вместо этого магия последовала за ней. А может быть, Лесовик, заметив нас с нашим бременем, которое мы несколько миль несли по лесу, ощутил и нашу решимость и открыл перед нами завесу, чтобы мы могли видеть. Так или иначе, я снова пришел к месту, указанному на старой карте, и на этот раз Шей послужила ключом.

— Как думаешь, а наоборот это работает? — спросила Джина.

— В каком смысле?

— Если мы поднимемся, а те, кто там сидит, выглянут наружу, они смогут нас разглядеть? Или увидят только деревья?

— Мне очень не хочется это проверять.

Трейлер был достаточно маленьким, чтобы его можно было прицепить к грузовичку, и достаточно большим, чтобы два или три человека могли провести в нем целый день, не слишком часто спотыкаясь друг о друга. Он угнездился в полости, выкопанной в склоне холма, и был покрыт выцветшим буро-зеленым камуфляжным рисунком. Когда-то хозяева спрятали его под нейлоновой сеткой, сплетенной с ветвями и лозами, но, судя по всему, давно не утруждали себя тем, чтобы ее поправлять, и где-то она провисла, а где-то и вовсе упала на землю. Электричество трейлер получал от генератора, газ — из баллонов с пропаном. Из крыши его торчала парочка труб; с тех пор, как мы сюда пришли, они непрестанно извергали пар, из-за которого вокруг трейлера уже давно ничего не росло.

В конце концов пар иссяк, а несколько минут спустя из трейлера донеслись щелчки открывающихся замков. Дверь распахнулась, и показались двое. Они отошли на несколько шагов, прежде чем снять противогазы и повесить их на шею, с наслаждением вдыхая прохладный осенний воздух.

Я прошептал Джине, чтобы она вела себя тихо и не высовывалась, вышел из нашего укрытия и направился к прогалине; быть может, эти двое и заметили меня позже, чем должны были. На бедре у каждого висела кобура, но у них, похоже, не было инстинкта сразу к ней тянуться.

А в вышине надо мной шумели деревья, хотя я не слышал и не ощущал ветра.

— Привет, Рэй, — сказал я, прицеливаясь в них от пояса.

— Дилан, — отозвался он с усталым отвращением в голосе. — А я-то поверил, что ты не из УБН.

Я уже некоторое время гадал, не заскочил ли он в гости, когда навещал свою двоюродную бабушку, и не пришла ли Шей сюда следом за ним, догадавшись, что он такое на самом деле, — она ведь была благородной и, если надо, очень упрямой.

Я взглянул на долговязого парня с армейской стрижкой, стоявшего рядом с ним.

— Кто это?

— Это? Энди Эллерби.

— Внутри еще кто-то есть?

Устрашающая борода Рэя словно встопорщилась.

— Ты не хуже меня должен знать, что варка мета — работа максимум для двоих. — Он поковырял землю носком ботинка. — Послушай, Дилан, ведь здесь твои корни. Со своими так не поступают. Давай-ка попробуем все обсудить, что скажешь?

Я посмотрел на его напарника. Как и у Рэя, на лице и верхней части лба у него — там, где плотно прижимался противогаз, — были красные полосы; он враждебно на меня глядел.

— Энди Эллерби, были ли мы с тобой знакомы в детстве?

Он отвернулся и сплюнул.

— А какая разница, были мы знакомы или нет, если ты не помнишь, как меня зовут?

— Хорошо, — сказал я. — Так мне будет гораздо проще.

Я вскинул полицейскую винтовку к плечу и обнаружил, что, когда на кону стоит нечто по-настоящему важное, все еще могу прицелиться во что-то живое и нажать на спусковой крючок. Расстояния хватило, чтобы начинка патрона двенадцатого калибра разлетелась облаком, широким, как форма для пирогов. Она угодила Энди в грудь и отбросила на трейлер с такой силой, что он оставил там вмятину.

В винтовке было еще три таких же патрона, но я в них больше не нуждался и поэтому несколько раз передернул затвор, чтобы выбросить их следом за пустой гильзой. Рэй с недоумением посмотрел, как неиспользованные патроны падают на землю, и его рука дернулась, потому что он вспомнил о висящей на поясе кобуре, но к тому времени я уже добрался до пятого патрона и всадил его Рэю под грудину, туда, где начинал выпячиваться его живот.

Он глядел на меня с земли, визгливо хрипя и пытаясь вдохнуть, хватался за то место, куда я выстрелил, и не мог понять, почему его руки остаются чистыми, не запачканными кровью.

— Травматический патрон, — объяснил я. — Мы пользуемся ими для пресечения беспорядков. Нельзя просто так перестрелять толпу ребят с самодельными ножами, пусть даже они ведут себя как стая дикарей.

Я опустился на колени рядом с Рэем, вытащил из его кобуры пистолет, прежде чем он о нем вспомнил, и отбросил в сторону. Джина выбралась из укрытия, обхватив себя руками, и смотрела на нас с самой ужасной смесью надежды и страха во взгляде, которую я только видел.

— Я понимаю, что ты этого не хотел, и понимаю, что ты этого даже не знаешь, но все-таки именно из-за тебя моя сестра так и не встретила свой двадцатый день рождения. — Я вздохнул, взглянул на тускнеющее небо и прислушался к звукам всех живых существ, видимых и невидимых. — Что ж… быть может, в следующем году.