Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

— Прямых указаний о боевом развёртывании войск они по телефону не давали. А согласно инструкции, такие действия осуществляются только после поступления официального приказа правительства или наркома обороны…»

Т.е. нарком и нач. ГШ всё же предупреждали, но Павлов ждал именно письменного приказа…

«— Но я скажу больше: директива Главного командования не вводила в полной мере в действие наш план обороны государственной границы, а только требовала от войск прикрытия занять огневые точки укрепрайонов, а от авиации — рассредоточиться по полевым аэродромам и замаскироваться.

— Ну хорошо… Но могли же вы хотя бы приказать вывести гарнизоны из военных городков?

— Если бы я это сделал, а Гитлер не напал, мне бы снесли голову.

— Интересное признание. — В глазах старшего батальонного комиссара засветились недобрые огоньки. — Вы опасались за свою голову и потеряли тысячи, если не сотни тысяч голов красноармейцев и командиров!

— Если б знать всё наперёд!.. Этак мы должны были бы уже с десяток раз покидать военные городки.

— Скажите, Дмитрий Григорьевич… Если б нарком по телефону прямо приказал вам действовать по боевой тревоге… Действовали бы?

— А если бы потом немцы не напали?.. И не поступила директива?.. Кто бы из нас ходил в провокаторах?

Старший батальонный комиссар взял из лежавшей на столе пачки папиросу, протянул зажжённую спичку Павлову, который тоже достал папиросу, затем прикурил сам, тоскливо и беспокойно глядя в суровое и бледное лицо собеседника, в его светлые и упрямо-колючие глаза, выражавшие душевную муку и смятение разума. После продолжительного молчания, потушив в алюминиевой пепельничке окурок, сказал со вздохом:

— Я поначалу очень сомневался в вашей виновности… А сейчас убедился: вы как военачальник виноваты…

— Значит, по-вашему командуя округом, я ничего не сделал в целях укрепления его боеготовности, а потом, командуя фронтом, тоже ничего не достиг? — Взгляд Павлова был напряжённым, глаза метали стрелы.

— Если б командование Западного фронта ничего не предпринимало после начала агрессии, немцы, возможно, уже были бы у стен Москвы.,. Следствию надо будет знать не только то, что полезного сделано бывшим командующим Павловым, но и то, что он должен был сделать, но не сделал, и по каким мотивам не сделал… Этим интересуется и нарком обороны. — Старший батальонный комиссар скользнул задумчивым взглядом по лицу Павлова. — Вот вы говорите о своей роли в укреплении боеготовности войск округа. Этого никто не отрицает. Но ведь укреплением могущества армий Западного Особого, как и других военных округов, непрерывно занимались высшее командование, вся страна, партия и правительство. Это не громкая фраза, а сущая правда. Вспомните о новых формированиях на территории округа, о количестве полученной боевой техники, о комплектовании частей командным составом, о многих мероприятиях… И вы лично сделали многое, что вам полагалось делать. Даже очень многое!.. — Он на мгновение примолк, будто споткнувшись о мысль, что говорит столь назидательно с человеком, который ещё вчера обладал огромнейшей властью. Однако продолжил: — Но не всё, что требовалось, и не сделали весьма существенное, за что и держите ответ, ибо ваши просчёты привели к тяжёлым последствиям. Я начинаю улавливать психологическую сущность ваших ошибок и хочу сказать вам о той, возможно, вашей вине, которую никто фиксировать в документах не будет. Пост командующего военным округом, может быть, ещё не соответствовал ни уровню вашего мышления, ни зрелости характера истинного полководца, ни глубине необходимых знаний…

И снова потекли вопросы, в которых уверенно звучали знание распоряжений, поступивших из Москвы в округ, информированность о степени и качестве их исполнения, знание объёма деятельности командующего войсками округа и фронта, его конкретных дел; в этих вопросах звучали и логически точно выстроенные предположения, догадки и допущения. Формулировались они таким образом, что уже в самой их постановке просматривались ответы, которые потребуются следствию…

Павлов по этим вопросам чувствовал, что судьба его предрешена, понимал, что и старший батальонный комиссар знает, чем всё кончится.

Ему пришлось, глядя правде в глаза, признать, что в преддверии войны он как командующий округом не сделал многого из того, что обязан был сделать.

Приговор суда был беспощаден…» (Стаднюк И.Ф. Война. М., 1987 г. Есть в Интернете).

Данная беседа «старшего батальонного комиссара» и Павлова интересна тем, что она написана по протоколам допроса. Именно эти вопросы поднимались и ставились перед Павловым во время следствия и на суде. И самые важные среди них: как Павлов повышал боеготовность округа перед 22 июня и почему он не вывел из Бреста три дивизии — 6 и 42-ю стрелковые и 22-ю танковую. И именно это и показал Стаднюк в процитированном диалоге. Хотя, конечно, Стаднюк в 1980-е просто не знал, какие приказы были Павлову до 22 июня. Но зато Стаднюк прекрасно разобрался с тем, что происходило, например, в ночь на 22 июня.

Понимал ли Павлов, за что его судят? Конечно, вполне понимал и отдавал себе отчёт в том, что он сделал: «Из-за своей бездеятельности я совершил преступления, которые привели к поражению Западного фронта и большим потерям в людях и материальной части, а также и к прорыву фронта, чем поставил под угрозу дальнейшее развёртывание войны». Павлов сказал это ещё на допросе 9 июля 1941 года! А затем и в заключительном слове подтвердил, в чём заключается его вина:

«Мы в данное время сидим на скамье подсудимых не потому, что совершили преступления в период военных действий, а потому, что недостаточно готовились в мирное время к этой войне»!!!

Чаще всего «оппоненты» (и «адвокаты генералов») и требуют подать им приказ, на основании которого те самые три дивизии должны были выводиться из Бреста до 22 июня. Мол, Павлов отдал ведь приказ на вывод этих дивизий в ночь на 22 июня, а до этого никаких приказов на вывод быть просто не могло! Но тогда почему следователи на каждом допросе и на суде трясли генерала армии по поводу того, почему эти ключевые дивизии так и не были выведены из Бреста?! Видимо, не знали следователи и «ст. батальонные комиссары», что до 22 июня никаких приказов быть «не должно». Но.

Если бы был только один приказ о выводе — в ночь на 22 июня, то Павлову ничего не стоило так и сказать на суде: приказ о нападении Германии получил только 22 июня и после этого и дал команду выводить эти дивизии из мешка. И всё. Больше никто не смог бы Павлова уличить в саботаже: в ночь на 22 июня приказ получил, и дивизии начали выходить из города-крепости на основании этого приказа. И если в Брест команда о выводе пришла от Коробкова только к 3.30, то Павлов в этом уже не виноват.

Однако Павлов постоянно менял показания по этому вопросу уличаемый подчинёнными, — то ли в начале июня давал приказ на вывод этих дивизий, то ли 15 июня, а то ли непосредственно перед 22 июня. И его раз за разом «пытали» — почему не были выведены дивизии из Бреста?! И «пытали» не за то, что он мифическую «инициативу» не проявил (Захаров в Од-ВО проявил, а Павлов и ему подобные — нет), Павлова трясли только потому, что он не выполнил именно приказ о выводе. До 22 июня. Как было сказано в одном из вопросов в первом же протоколе: «Если основные части округа к военным действиям были подготовлены, распоряжение о выступлении вы получили вовремя, значит, глубокий прорыв немецких войск на советскую территорию можно отнести лишь на счёт ваших преступных действий как командующего фронтом»…

Но как ответил на суде уже командующий 4-й армией Коробков, «приказ о выводе частей из Бреста никем не отдавался. Я лично такого приказа не видел». И Коробков в данном случае отвечает вполне прямо: приказа о выводе от Павлова вообще не было. До 22 июня! И это факт — войну и нападение в Бресте все встретили в солдатских казармах спящими.

Хотя Павлов вроде бы после 1.00 22 июня, после разговора с Тимошенко звонил Коробкову и предлагал приводить части в «боевое состояние»: «Согласно указанию наркома я немедленно вызвал к аппарату ВЧ всех командующих армий, приказав им явиться в штаб армии вместе с начальниками штабов и оперативных отделов. Мною также было предложено командующим привести войска в боевое состояние и занять все сооружения боевого типа и даже недоделанные железобетонные…» Однако штабы дивизий в Бресте получили некие команды уже от Коробкова, дай бог к 3.30 утра. Т.е. Коробков не очень и соврал — Павлов дал расплывчатую команду, и уже Коробков «включил дурака», не удосужился дать команду на вывод: мол, получил всего лишь «странную» команду о приведении «в боевое состояние» да «привёл в боевую готовность штабы».