Сталин. Кто предал вождя накануне войны? - Олег Козинкин

Обвинительное заключение составлено 21 июля 1941 г. в г. Москве.

Видимо, Стаднюк именно этого «ст. батальонного комиссара», «зам. начальника с/ч Управления особых отделов НКВД СССР» и вывел в этой беседе с Павловым. В статьях обвинения для Павлова и его замов, в ст. 58–16 и ст. 58–11, указано:

«58–1а. Измена родине, т.е. действия, совершённые гражданами Союза ССР в ущерб военной мощи Союза ССР, его государственной независимости или неприкосновенности его территории. <…>

58–16. Те же преступления, совершённые военнослужащими, караются высшей мерой уголовного наказания — расстрелом. <…>

58–11. Всякого рода организационная деятельность, направленная к подготовке или совершению предусмотренных в настоящей главе преступлений, а равно участие в организации, образованной для подготовки или совершения одного из преступлений, предусмотренных настоящей главой, влекут за собой меры социальной защиты, указанные в соответствующих статьях настоящей главы…»

Самая важная фраза в обвинительном заключении: «Павлов… не готовил к военным действиям вверенный ему командный состав, ослабляя мобилизационную готовность войск округа…» Для командира его уровня «ослабление мобилизационной готовности войск» и есть самое большое преступление, его вполне достаточно для расстрела. Важно также, что «ослабления мобилизационной готовности» вполне достаточно, чтобы напавший враг смог беспрепятственно разгромить обороняющихся. Именно ослаблением готовности войск и занимались Павлов и его подельники, саботируя Директивы НКО и ГШ о приведении в повышенную боевую готовность войск округа после 10 июня. Именно ослаблением готовности войск является отсутствие горючего в округе, размещение авиации на самой границе, удержание в Бресте трёх дивизий и ещё нескольких частей, которые, согласно планам обороны округа и тем более после Директив и приказов Москвы от 11–18 июня, должны были уйти из города и занять оборону вокруг него. Именно ослаблением готовности войск занимался Павлов, устраивая «плановые показательные» учения на артполигоне под Брестом 22 июня, располагая там бронетехнику брестских дивизий, как на выставке.

Ослаблением боевой готовности является отмена 21 июня приказа ГШ о приведении авиачастей в боевую готовность с 20 июня. Ослаблением мобготовности является и то, что Павлов после получения Директив НКО и ГШ от 11–18 июня не вернул в части артиллерию округа с приграничных полигонов, а зенитная осталась под Минском (в 500 км от границы). Более того, Павлов отправлял артиллерию округа на «стрельбы» в том числе и после 15 июня — рапорт начальника контрразведки 10-й армии уже неоднократно приводился:

«…До распоряжению штаба округа с 15 июня все артиллерийские полки дивизий, корпусов и артполки РГК были собраны в лагеря в двух местах: Червонный Бор (между Ломжей и Замбровом) — 22 полка 10-й армии и в Обуз-Лесном — артполки тыловых дивизий армии и других частей округа…»

«— Вот об этом давайте и поговорим. Не для следствия… <…>

— Ошибку мы исправляли коллективно. Я сделал доклад на декабрьском совещании… <…>

— Это известно, — перебил Павлова старший батальонный комиссар. — На этом совещании нарком обороны и начальник Генерального штаба потребовали от командующих военными округами держать в постоянной боевой готовности войска. Особо указывалось на необходимость боеготовности зенитных средств и противотанковых орудий. Почему вы не выполнили этих указаний?

— Как так не выполнил?! А чем занимались войска округа, если не боевой подготовкой? Но главное не в этом. Вы не хуже меня знаете, что из всех создаваемых в округе механизированных корпусов только один полностью имел материальную часть. А если приложить к этому всё остальное, чего нам недоставало…

— Не забегайте вперёд, Дмитрий Григорьевич. — Старший батальонный комиссар наклонился над столом и внимательно посмотрел Павлову в глаза. — Скажите, как могло случиться, что в предвидении войны зенитная артиллерия округа оказалась собранной на полигоне восточнее Минска? Особенно это касается четвёртой армии… И не только зенитная… Почему и наземную артиллерию стянули в лагеря в район Минска, да ещё с самым мизерным количеством снарядов — для учебных стрельб?.. Сапёры тоже съехались на окружной сбор. А сколько стрелковых войск оказались занятыми разного рода работами вне своих гарнизонов!.. Как всё это объяснить?.. Или почему вы держали в районе Бреста, прямо на границе, так много войск?.. Это же ловушка!.. Почему именно в день начета войны в четвёртой армии были назначены на Брестском полигоне показные учения с присутствием там всех командиров соединений и частей?

— Что касается учений на Брестском полигоне, то они были отменены вечером накануне войны, — сумрачно, с нарастающей подавленностью ответил Павлов. — А все иные полигонные и лагерные сборы проводились согласно плану боевой подготовки войск округа, который я отменить не имел права.

— Почему?

— План утверждён Генштабом».

Это верно. План занятий на «летний период обучения» утверждается в ГШ, и ещё зимой. Но 11 июня в Минск пришла директива НКО и ГШ, которая предписывала: «Для повышения боевой готовности… ВСЕ глубинные стрелковые дивизии… вывести в лагерь в районы, предусмотренные для них планом прикрытия». Что на языке военных имеет только одно значение и смысл — приведение дивизий второго эшелона в повышенную боевую готовность, по которой отменяются все плановые занятия. Ибо вывод в районы, предусмотренные планом прикрытия и обороны госграницы, — событие чрезвычайное. И если командующему было что-то непонятно, то не сложно позвонить в Москву для уточнения. Чего Павлов как раз не делал…

«— Но вы же видели, что пахнет порохом и кровью! Неужели не могли сообразить, что все боевые средства должны быть на своих местах?..

Сейчас легко рассуждать!

— Да это же элементарно! Кто вам мешал хотя бы подтянуть войска к местам дислокации и донести об этом наркому?

— Я не имел сведений, что война действительно разразится! — Каждое слово Павлова теперь звучало со злым упрямством».

Именно это и предусматривала Директива наркома от 11 июня — вывод войск в сторону границы в районы, предусмотренные ПП («в места дислокации»). Но скорее всего Стаднюк в те годы о ней не знал…

«— Вы сами обязаны были добывать эти сведения и докладывать их правительству, — В голосе старшего батальонного комиссара засквозило скрытое раздражение. — Незадолго до начала войны вы доложили товарищу Сталину, что лично выезжали на границу и никакого скопления немецких войск там не обнаружили, а слухи об этом назвали провокационными… Когда это было?

— Примерно в середине июня.

— Куда именно вы выезжали?

— В район Бреста.

— И были на пограничных наблюдательных пунктах?

Павлов достал платок, вытер вспотевшую бритую голову, промокнул коротенькие усы и, не поднимая глаз, ответил:

— Нет, я доверился разведчикам третьей и четвёртой армий.

Старший батальонный комиссар тяжело вздохнул, оторопело посмотрел на Павлова, затем достал из планшетки несколько листов бумаги с машинописным текстом и заговорил:

— Вот копия вашего майского распоряжения… Здесь для каждой дивизии определены позиции, которые они должны занять в случае опасности, но только по сигналу боевой тревоги».

Здесь Стаднюк ведёт разговор о плане прикрытия ЗапОВО. И новый, майский, Павлов как раз своим подчинённым и не довёл. Что и рассказали после ВОВ командиры корпусов и дивизий (всех округов, кроме Одесского). А тот разговор по телефону, когда Павлов «успокаивал» Сталина, приводит в своих воспоминаниях маршал авиации Голованов.

«— Когда вы дали войскам округа такой сигнал?

— После того, как была расшифрована директива наркома обороны и начальника Генштаба.

— Но в ночь накануне начала войны нарком и начальник Генштаба предупреждали вас по ВЧ что директива подписана и что надо действовать?