Младшая сестра - Лев Маркович Вайсенберг

«Ружья!» — мелькнуло в ее голове.

Так вот о чем все эти дни шептался Шамси со своим другом!

Баджи едва не разжала руки — стрельнет еще!

Мешок был снесен в подвал и помещен рядом с коврами и тюками шерсти, мешками риса и сахара, длинными ящиками персидских сушеных фруктов.

В последующие ночи арба приезжала не раз. Мешки и ящики стаскивали в подвал. В них были винтовки, отнятые беками-елисаветпольцами у солдат русской армии, возвращавшихся с турецкого фронта на родину, и тайно доставленные в Баку. В них были турецкие ружья с кинжальным штыком, скупленные в районах военных действий. Были в них и тяжелые устаревшие широкоствольные берданки и даже дробовики, с какими ходят на мелкую дичь. Любое оружие казалось годным, ничем не брезговали мусаватисты, готовясь сокрушить Совет.

К началу марта сам Шамси затруднился б ответить, чего в подвале больше: ковров, тюков с шерстью, мешков с рисом и сахаром, ящиков с сушеными фруктами или оружия, призванного это добро охранять.

— Зачем столько ружей, дядя? — спросила однажды Баджи.

— Где ты видела ружья? — насторожился Шамси.

— В подвале — в ящиках и в мешках.

— Там рис, сушеные фрукты… — с деланным равнодушием сказал Шамси, но взглянув на Баджи, понял, что ее не обмануть.

Будь они прокляты, эти мешки и ящики: узнает кто-нибудь — беды не избежать! Какого черта выбрал Хабибулла именно этот дом? Нечего сказать, удружил! И какого черта поддался он, Шамси, уговорам?

— Посмей только заикнуться, что ты видела здесь хотя бы одно ружье, — убью тебя этим самым ружьем! — меняя тон, сказал он угрожающе.

С виду в доме Шамси ничего не изменилось.

Все так же вкусно стряпала старшая жена, искусно ткала ковры младшая. Все так же грызлись между собой обе жены, бездельничала дочь Фатьма, резвился сын Бала. Все так же от зари до зари работала племянница Баджи.

И все так же по пятницам сам глава дома ходил во двор Таза-пир-мечети, а по воскресеньям — за ограду Александро-Невского собора.

Но теперь, внимая мирным призывам мулл, священников и раввинов или прислушиваясь к молитвам своих домочадцев, Шамси не терял из памяти ружей, спрятанных в его подвале: кто знает, быть может, надеяться на них верней?

Ключ от подвала

В марте прибыл в Баку на пароходе «Эвелина» отряд «дикой дивизии» из Ленкорани. Бакинский совет направил к пароходу отряд красногвардейцев с требованием разоружиться. В ответ с «Эвелины» открыли огонь, несколько красногвардейцев было убито и ранено. Бакинский совет потребовал немедленного подчинения, угрожая в противном случае уничтожить весь мусаватский отряд. На «Эвелине» испугались и сдали оружие, но одновременно штаб мусаватистов начал мобилизацию сил.

Всю ночь Хабибулла обходил по списку дома людей, которых «мусават» рассчитывал подбить на выступление, и распространял слухи, что Бакинский совет отнимает у азербайджанцев оружие, готовясь на них напасть.

Ночь прошла тревожно, в разных концах города раздавались одиночные выстрелы. Не терпелось, видно, мусаватистам начать схватку.

С утра на улицах и в мечетях возникли сборища, организованные мусаватистами. В речах выступавших уже не было слышно призывов клиру и дружбе. Кого только не ругали, кому только не угрожали озлобленные вчерашней неудачей мусаватисты! Все — провокационно уверяли они — объединились в Совете против азербайджанцев: русские, армяне, грузины, евреи. Мусаватские горланы требовали возвращения отнятого на «Эвелине» оружия, призывали к выступлению против Совета.

В этом злом хоре мусаватистов голос Хабибуллы не был тишайшим. Он звучал с утра не переставая. Хабибулла охрип, стараясь перекричать возбужденную толпу, и с удовлетворением сознавал, что ему удается разжечь и увлечь за собой базарных торговцев и лавочников, владельцев бань, кебабных и чайных, а также зависимых служилых людей, наивных ремесленников и даже кое-кого из темной, забитой городской бедноты, готовой от голода и отчаяния, в надежде на лучшую участь, броситься куда угодно.

О волнениях в городе стало известно на промыслах. Рабочая охрана тотчас была приведена в боевую готовность.

Всю ночь стоял Юнус на вахте у ворот «Апшерона», с винтовкой в руке, с красной повязкой на рукаве, и зорко вглядывался в каждого проходившего мимо ворот.

Утром его пришел сменить Арам.

— Поезжай, Юнус, за сестрой, — сказал Арам, беря из рук Юнуса винтовку и прикрепляя к своему рукаву повязку. — Мало ли что может случиться…

Юнус поехал.

В городе рыли окопы, заколачивали двери и окна магазинов. Всюду Юнус наталкивался на возбужденные группы людей, предводительствуемые мусаватистами. Рабочий вид Юнуса не внушал им доверия — мусаватские пикеты несколько раз останавливали его, спрашивали, куда он идет.

— К дяде в гости иду, Шамси Шамсиеву, ковроторговцу, — хмуро отвечал Юнус, проталкиваясь вперед.

«Ну и время нашел ходить в гости!.. Странный племянник у ковроторговца!..» — провожали его пикетчики подозрительным взглядом.

Угли в жаровне пылали ярко, в комнате для гостей было тепло, но хозяин сидел в застегнутом доверху зимнем бешмете.

— Заболел, что ли? — спросил Юнус, указывая на бешмет.

— Стар стал, не греет огонь… — ответил Шамси, вздохнув. — Спасибо, племянник, что пришел навестить дядю.

— Я пришел за сестрой, — сказал Юнус прямо, — пусть живет у меня.

Шамси насмешливо улыбнулся.

— Женщина живет у отца или у мужа, как полагается. Я же твоей сестре — отец.

— Баджи будет лучше у брата, — сказал Юнус.

Шамси повертел головой.

— Баджи! — позвал он. — Иди-ка сюда!

Идти Баджи было недалеко — она подслушивала за дверью.

Юнус взглянул на сестру. С осени она подросла, вытянулась, немного пополнела. Сквозь матовость щек пробивался легкий румянец.

— Видишь, как я ее холю? — спросил Шамси самодовольно. — Видишь, какая она сытая, толстая?

— И я буду холить, — сказал Юнус.

Шамси усмехнулся:

— Посмотри лучше на себя в зеркало!

Измятую шапку, худые щеки, рваный шарф вокруг шеи, ветхую куртку в нефтяных пятнах увидел Юнус, машинально взглянув в зеркало на стене.

— Каша доброго вкуснее баранины злого, — сказал он.

— Это кто же, по-твоему, злой? — спросил Шамси недоуменно. — Я, что ли?

— Пословица так говорит, — ответил Юнус сухо.

— Пословица! — буркнул Шамси. — Пословицы у тебя в голове, глупые мысли в такое время… А чем будешь кормить сестру — подумал? Хлеб стоит дорого. Жизнь на промыслах трудная, порядка там нет…

— Больше порядка, чем здесь!

— Видно, тебе тот порядок больше нравится, потому так и говоришь… Скажи лучше прямо… Может быть, и ты — Красная гвардия? Амшара! — Шамси пренебрежительно скривил рот.

— Не начинай, дядя… — сказал Юнус, стараясь сдержаться, но чувствуя, как в нем закипает гнев. — Добром прошу тебя, дядя, отдай сестру, не то…

Не так легко было отнять у Шамси даровую служанку.

— Не