Гений АвтоВАЗа (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич

Глава 20

Как тесен мир и как плохо в тесноте

В Министерство торговли мы заранее отправили письмо с приложением в виде альбома, дав им подготовиться. Это Внешторг возбудился с полуоборота, кровно заинтересованный в увеличении экспорта, и автомобили занимают важное место в списке высокотехнологической продукции. Во внутрисоюзной торговле авто — крохотная песчинка. Тем более ВАЗы и так разлетаются нарасхват, «москвичи» бесполезно проталкивать, пока не обновятся. Всё же оптимизм, заряд которого мы получили во Внешторге, грел изнутри. Пока поднимались на лифте к кабинету 806, указанному в приглашении, Катерина протянула руку и на миг стиснула мне пальцы. Для неё это было такое запредельное проявление несдержанности, как для другой — обещание отдаться прямо в холле министерства.

Предчувствие успеха покинуло меня, едва только прочитал табличку на двери кабинета 806: «Начальник отдела розничной торговли автомототранспортными средствами и маломерными судами Лев Иосифович Гринберг».

— Ты как привидение увидел, — заметил мою оторопь Высоцкий.

— Хуже. Фамилию очень нехорошего человека из Тольятти. Он мою фамилию тоже знает. Товарищи, я на коридоре обожду.

— Сергей Борисович, документация с твоей подписью едва ли не на каждой странице, — возразила Катя. — Надо идти вместе. Если он будет против, ты более чётко разложишь: как и почему.

В приёмную прошли втроём, и возникшее ещё в коридоре предчувствие не обмануло меня: за секретарским столом сидела Оксана Вострикова. Либо, правильнее, Оксана Гринберг, поскольку на пальце сияло обручальное кольцо. Широкое, на две трети фаланги, как обожают торгаши. Выглядела она как картинка, которую немного портило отстранённое выражение холодной стервы на идеальном лице. Волосы сохранила блондинистого цвета, уложив в затейливое сооружение.

Я сказал — сидела за столом? Нет — восседала.

— Здравствуйте! — начал Михаил Степанович. — Мы с Минского автозавода. Нам назначено на одиннадцать.

— Я доложу, — ответное «здравствуйте» Оксана проглотила. — Обождите в приёмной, — нажала на кнопку селектора. — Лев Иосифович! К вам делегация из Минска.

— Как только смогу освободиться — проводите ко мне в кабинет, — прошипело из динамика.

То есть от четверти часа до получаса он нас продержит намеренно. Что же… Мы сняли верхнюю одежду и повесили на вешалке для посетителей. Я подошёл к секретарскому столу вплотную.

— Рад видеть в добром здравии.

По тому, как глянула в ответ, явно знала заранее о моём грядущем появлении. Ничего не сказала, только вытянула из сумочки пачку сигарет с зажигалкой. Царственно поднялась и направилась к выходу. Даже Высоцкий, мужик в возрасте и наверняка не бабник как я, не удержался, заглянул в высокий разрез юбки сзади. О, да, товарищ Гринберг — большой любитель разрезов и всего, что они открывают.

Шепнул своим:

— Я — сейчас!

И устремился следом.

Оксана шла по коридору, остановилась, оглядываясь. Ждала меня.

— Ты же не курила?

— Не ждала услышать заботу о моих лёгких именно от тебя… Пойдём на лестницу. На коридорах курить запрещено.

Там она сделала буквально пару затяжек и бросила в урну почти целую сигарету, измазав фильтр помадой.

— О тебе есть кому заботиться, — я указал на её правую руку с обручалкой.

— Ты не позвонил, — безапелляционно отрезала молодая женщина. — Я ждала три месяца. Гринберг за это время успел выхлопотать перевод в Москву и оформить развод с Розой. От таких предложений не отказываются, не имея лучшего.

На безрыбье и Гринберг — рыба. Слышал бы он наш разговор…

— И как тебе?

— С бывшими полагается держать хвост пистолетом. Но ты — другой. Отвечу прямо: ужасно. Гринберг ревнив. Как мужик слабеет, ни на что не годен, мне плевать, он — психует. В Тольятти был предупредителен, здесь деспот и собственник. Окружение отвратительное, сплошь тараканы в банке, я в глазах общих знакомых в системе торговли — просто купленная красивая игрушка.

О дороговизне красноречивее слов сказали бриллианты на пальцах и в ушах.

— Может, просто не с теми общаешься?

— Статус такой… Разве что завести любовника втихую, чтоб он не знал, за кем я замужем… Но это уже проходила — с тобой. Мне нужен единственный мужчина, это раз.

— Уже немало. А ещё?

— Мне нужна… только ты не смейся… самореализация. Ограничиться ролью «при мужчине» для меня мало, как оказалось. Царица приёмной — это тупик, и он меня бесит. В Москве не удалось устроиться и не удастся, порой смотрю на областные города. Да тот же Минск. У вас же есть театрально-художественный!

— Конечно. С нами в приёмной ждёт дизайнер Екатерина, она как раз закончила его по специальности «изобразительное искусство». Хочешь, расскажет про вуз?

— Не надо. Я не определилась. Понимаю, что так больше жить нельзя, но ещё не решилась — куда бежать, — и без паузы выстрелила: — Знаешь, что ты мне жизнь сломал?

— Ничего себе предъява… Чем?

— Ты единственный, кто на первом свидании сразу стал интересоваться моим внутренним миром, душой, а не заботился лишь, чтоб нырнуть под юбку. Ты ударил пристававшего ко мне хулигана, хоть было уже понятно — между нами кончено. До тебя я воспринимала мужиков просто как похотливых козлов. Вспоминая первого женишка — как ещё и сильно пьющих козлов.

— Отчасти ты права. Таких много.

— Но ты — не такой! — Оксана едва не кричала, и я начал прислушиваться, не найдётся ли любитель фитнеса для подъёма на 8-й этаж без лифта, не стоит, чтоб это слышали другие. — С тех пор живу с Гринбергом, а ищу настоящего, своего! Устроенный, при зарплате — да, это важно, но я без особых претензий, запросто обойдусь скромными условиями. Эти бриллианты красивы, — она взмахнула пальцами, украшенными на несколько тысяч рублей. — Но они не искупают, не заменяют главное, чтоб понимал меня, разделял мои чувства!

— Вдобавок — помогающий с самореализацией и без инстинкта самосохранения.

— Что не так с самосохранением? — она потянулась за другой сигаретой, но передумала. Рука дрожала. Оксана выплеснула эмоции и усилием воли возвращала себя в норму.

— Актрисы — ветреные. Самому себе растить такую… Шучу, не обижайся.

— Ох, Серёжа… А я — не ветреная, я — с железными моральными устоями? Вот и поплатилась. Прости, всё говорим обо мне… Скоро пора возвращаться в приёмную. Ты — один? Эта Екатерина…

Ого, успела приревновать? Кате расскажу, пусть веселится.

— Был не один, сейчас — свободен. Катя Журавлёва — табу, работаем вместе, я же не Гринберг, не завожу служебные романы.

— Не напоминай о нём. Закурила, чтоб иметь повод убегать из приёмной и не слышать его мявканье по селектору. Дома надоел.

Как это не вязалось с картинной позой на момент нашего появления! Точно — актриса. Пусть без образования.

— Раз времени мало… Он видел наш проект?

— Видел. Даже заинтересовался. А как прочитал твою фамилию — за сердце схватился. Закричал: даже в Москве этот негодяй не оставит меня в покое! Сожалею, но он вывернется наизнанку, чтоб торпедировать поддержку со стороны Министерства торговли. Если это всё, что ты хотел узнать, пошли.

Я кивнул. Но почему-то не двинулся с места, смотрел на неё, ничего не мог с собой поделать. И поплатился. Оксана ждала, затем порывисто бросилась ко мне, обняла, прижалась бёдрами, вверху — щекой к щеке.

— Понимаю — ничего не будет. Но… позвони мне. Просто так. Поздравь с 8 Марта. Или раньше, 7 февраля, это мой день рождения. Я вот выговорилась, и чуть легче. Хватит на неделю терпения переносить Гринберга. Серёжа! Я не могу тебя забыть.

Не обнять прижимающуюся к тебе женщину невозможно. Даже чуть коснулся её губами, когда прошептал:

— Хорошо, поговорим. Но лучше ты мне набирай, не хочу звонить, вдруг твой выйдет в приёмную и услышит. Телефоны МАЗа у тебя есть. Идём?

— Идём.

На коридоре остановилась у зеркала.