Паутина - Весела Костадинова

почти нет, иногда усталость накатывает, да есть стала как не в себя, сильно вес стала набирать. Но Ирина быстро меня в руки взяла, диету выписала…. Так что сейчас все в норме.

При упоминании моего врача бабушка недовольно поджала губы. Налила себе чай, мне — любимый какао и села напротив.

— Лиана, — она облизала тонкие губы, — а что с учебой? Сессию ты чудом сдала… но что дальше?

Я вздохнула, понимая, что предстоит нелегкое объяснение. Отпила какао оттягивая момент.

— Бабушка… мне нужно с тобой поговорить. Серьезно поговорить….

— Да, внученька, не мешало бы…. Давно пора было этот разговор начать, родная. Ты из-за судов приехала?

— Частично… — призналась я, вздохнув. Врать и выкручиваться смыла не было. — Но не только….

— Мать отправила? Или этот…. Максимилиан? — в голосе бабушки проскользнули нотки не просто гнева, а искренней злости.

— Бабушка! — меня покоробили ее слова о Максе. — Никто меня не присылал, — пальцы невольно скользнули по подарку Макса. — Я приехала, потому что хочу сказать тебе кое-что. Это важно.

— Да, Лиана, важно. Ты права, — она дернула головой. — Важно то, что ты сейчас махнула рукой на будущее, на все, о чем мечтала, на все, к чему стремилась. Важно то, что ты словно зомбированная звонишь мне чтобы сказать пару дежурных фраз, чтобы голосом робота сообщить, что все в порядке. А я вижу, что не в порядке! Вообще все не в порядке! Лиана…

— Бабушка… я знаю… — голос оборвался на полуслове, но я заставила себя говорить. — Вся моя жизнь из-за одного ублюдка покатилась к чертовой матери, это правда! — я не выдержала, вскочила с места, дыхание сбилось, сердце колотилось так сильно, что я почти слышала его удары в висках. — Но я приехала к тебе не только из-за судов!

Она не шелохнулась, только сжала губы в тонкую линию.

— Я знаю, что папины работы были сделаны вами совместно, но… бабуль, неужели ты допустишь, чтобы его исследования, его труды, всё, чему он посвятил жизнь, попало в чужие руки?

Бабушка сузила глаза, её лицо напряглось, но выражение не смягчилось.

— Именно этого я и стараюсь не допустить, — отчеканила она, глядя мне прямо в глаза.

Её взгляд был жёстким, почти режущим, как скальпель, рассекающий все мои доводы на части.

— Ты совсем слепая, Лиана? — её голос звучал холодно, резко, даже жёстко. — Ты совсем ничего не видишь? Ты хоть понимаешь, что происходит с тобой и твоей жизнью?

Я хотела возразить, но она не дала мне такой возможности, её слова прозвучали как пощёчина:

— Ты хоть видишь, что два абсолютно незнакомых и сомнительных человека стали тебе дороже всех, кого ты знаешь много лет?

Мне стало почти больно от ее слов, от ее неприязни к Максу и Наталье.

— Лиана, Клара — понятно, она всегда была сумасбродкой, но ты-то умная девочка! — бабушка смотрела на меня с болью, но в её голосе звучала жёсткость, от которой у меня внутри всё сжалось. — У тебя всегда был сильный, отцовский характер и его же аналитический взгляд. Неужели ты не видишь, как эта парочка манипулирует тобой, как они настраивают тебя против всех? Ты же почти живёшь в этом их Центре…

Я почувствовала, как по телу пробежала горячая волна гнева.

— Да потому что там мне смогли помочь! — закричала я, уже не сдерживаясь. — Потому что Макс вытащил меня с того света, бабушка! Потому что он, а не кто-то другой, был рядом, когда жизнь меня ломала!

Голос сорвался, но я уже не могла остановиться.

— Потому что ты в своей ревности не видишь самого главного — он любит меня! Любит! И бережёт. Защищает!

Бабушка вскинула голову, её глаза вспыхнули.

— Любит? — её голос тоже сорвался на крик. — Это его любовь, Лиана? Оградить тебя от мира? От меня? Лишить будущего?

Она шагнула ближе, её лицо было напряжено, а руки дрожали.

— Он заставил тебя сохранить этого ребёнка! Почему, Лиана? Не потому ли, что хочет навсегда привязать тебя к себе? — её голос дрожал не только от злости, но и от чего-то похожего на отчаяние. — Боже, Лиана, тебя там зомбируют, что ли?

В глазах у меня потемнело.

Я сжала кулаки, ногти впились в ладони.

— Бабушка, тебе плевать на мои чувства! — голос сорвался, но я не могла сдержать ту боль, которая внезапно вспыхнула внутри. — Ты видишь только свои обиды, ты смотришь на всё через призму прошлого! Неужели к этому мы пришли?!

Она раскрыла рот, чтобы ответить, но я не дала ей шанса.

— А ты сама? — меня уже несло, ярость вытесняла боль, заполняя грудь. — Не тебя ли Роменский обработал, чтобы ты для него своими руками папины наработки отобрала?

Бабушка резко замерла, но я не остановилась.

— Думаешь, я тупая? Думаешь, не знаю, что вы виделись?

Её глаза метнулись в сторону, и я почувствовала, как по спине пробежал неприятный холод.

— Что он сказал тебе, бабушка? Какие песни пел?

— Если кто и беспокоится о тебе, Лиана, так это Игорь! Что с тобой в этом Центре сделали, что ты лишилась и мозга и наблюдательности?

Я моргнула, не сразу осознавая смысл её слов. Внутри будто что-то оборвалось, обнажив пустоту, в которой разрастался холод.

— Ты сейчас серьёзно? — голос стал тише, но от этого не менее угрожающим. Я почувствовала, как внутри что-то сжимается, словно трещина побежала по самому основанию моего мира.

— Более чем. — Она скрестила руки на груди, её осанка стала жёстче, будто она готовилась к сражению. В её взгляде не было сомнений, только холодное убеждение в собственной правоте. — Не Игорь, в отличие от твоего «спасителя», отгородил тебя от семьи, не Игорь запер в своей секте, не Игорь заставил отказаться от своих принципов! Он психует, он понимает, что что-то идет не так. Его по-настоящему волнует твоя судьба и ты! И да, он был у меня, мы говорили, и я согласна с его доводами!

— В секте, значит, да? — меня всю трясло. — Это Макс, да, меня запер?

Как она могла? Как она могла так перевернуть реальность?

Я хотела кричать, хотела сорваться, но лишь глухо рассмеялась, коротко, горько, почти истерично.

— Да, Лиана, да, — продолжала бабушка. — Игорь хорошо скрывает эмоции, он холоден внешне, но это не скроет того, что он чувствует внутри!

— Ненавижу…. — прошептала я, сама уже не понимая, к кому относятся эти слова. Роменский, словно мое проклятие, снова отнимал у меня самое дорогое. — Ненавижу!

С улицы раздался шум колес, но ни я ни бабуля не обратили на это внимания, глядя друг на друга как две ощерившиеся