Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

— Да, я…, — хриплю, сжав в пальцах ремень суки. — А мне можно?

— Конечно, садись! Секунду. — Он оббегает стол, сталкивает книги со стула, стоящего напротив его рабочего места, и на меня взгляд безумный переводит, полный непонятного, странного волнения. Смерть что ли волнуется? Волнуется из-за встречи со мной?

Плюхаюсь на покачивающуюся табуретку, которую, собственно, стулом трудновато назвать, но не жалуюсь. Глупо было бы жаловаться в моей ситуации.

Ноа Морт возвращается на свое кресло, усаживается и на меня взгляд переводит. Так и хочется спросить, не ошиблась ли я дверью? Потому что этот мужчина совсем не похож на костлявого старика с косой. У него каштановые, неаккуратно взъерошенные волосы, на подбородке едва заметная щетина. Глаза добрые, и я не шучу! Именно добрые, не те глаза, которые ты должен увидеть, перед тем, как коньки отбросить. Темно-шоколадного цвета с рыжеватой крапинкой. Очень интересные. Сам Морт высокий, худоватый, но с широкими плечами, за которыми смогла бы целая армия укрыться, а не кануть в Лету.

Хлопаю ресницами и открываю рот, чтобы сказать что-то, но неуклюже застываю. Я не ожидала, что мое представление о том, каким будет этот разговор, окажется настолько ошибочным. Это выбивает из колеи. Я вообще с трудом верю, что передо мной Смерть!

— Ариадна, я рад тебя увидеть. — Признается Ноа Морт, сплетая перед собой длинные пальцы, а я натянуто улыбаюсь. Очень круто. Смерть рада меня видеть. — Как ты?

— Как я? — Глухо переспрашиваю я и покачиваю головой. — Ну, так, нормально.

— Это хорошо.

— Ага.

Мужчина поджимает губы, перекладывает какие-то листы и вновь на меня смотрит.

— Будешь кофе? Люди любят кофе. Из-за них я поставил кофе-машину.

— Я это уже поняла. Нет, спасибо! — Он выжидающе ждет, что я поясню свой ответ, и мне приходится раскошелиться на еще одно предложение. — Не люблю кофе.

— Реджина любила кофе.

— Да… она была заядлым кофеманом. Но я…, — замираю и растерянно гляжу в глаза Смерти. Он кривит губы. Улыбнуться, что ли пытается? А у меня в груди все возгорается, я невольно подаюсь вперед и стискиваю в кулаки пальцы. — Вы знали мою маму?

Ноа Морт красивый мужчина, пусть и не похож на обычного человека… Глаза у него особенные. Живые и добрые. У людей таких не бывает. Без тени злобы или презрения.

Человек отживает свой срок и никогда похожего взгляда не встречает. Это страшно. Мы глядим друг на друга, и что мы видим? Ложь. Лицемерие. Напыщенную и фальшивую радость. Заботу, которая видна лишь в уголках глаз, но никогда не видна в поступках. Так, может, люди ошибаются? Может, взгляд Смерти не должен быть устрашающим? Может, он должен успокаивать? Говорить о том, что за чертой легче? Теплее? Счастливее?

— Да, Ари. Я очень хорошо знал твою мать.

— Вы дружили? — Глупый вопрос. Но я не могу не задать его.

— Можно и так сказать.

— А как еще можно сказать?

Ноа дергает уголками тонких губ. Он мне напоминает кого-то, но я никак не пойму, кого именно. Мне кажется, я с ним даже встречалась. А, может, это галлюцинации?

— Джин была мне дорога.

— Джин…

— Да. Реджина.

— Я поняла. — Отлично, он дал маме прозвище! Странно все это. — Дело в том, что она попросила меня найти вас. Сказала, вы сможете ответить на мои вопросы.

— Она ведь умерла.

Я внезапно хочу спросить, откуда он знает? А потом ударяю себя по лбу. Он об этом наверняка узнал раньше всех. Он ведь Смерть, черт возьми, может, сам за ней и пришел. Я неожиданно думаю, что если у Морта есть друзья, то жизни его не позавидуешь. Забирать всех, кто дорог. Смотреть, как они уходят. Наверно, это невыносимо.

— Вы ведь знаете, кто я, верно?

— Ты про то, что ты ведьма?

— Именно.

— Конечно! — Ноа откидывается на широком стуле и кивает. В стеклянных стеллажах с книгами отражается его самодовольная улыбка. — Я все о тебе знаю, Ариадна.

— Все? — Растерянно вскидываю брови. — И почему же? Или вы обо всех все знаете?

— Нет. Не обо всех.

— И чем же я выделилась из толпы?

— Я ведь сказал: Джин была мне дорога.

— Только мне кажется странным, что Смерти был дорог обычный Человек?

— Реджина никогда не была для меня обычным человеком, — едва слышно отрезает он и неуверенно поднимается из-за стола. На нем потертый пиджак и прямые штаны, он одет просто, неброско, а главное — бедно. Будто Смерти плохо платят. Смерти вообще платят?

— Нет, Ари. Не платят.

— Что, но я…

— Мне нужно показать тебе кое-что, — сев на край стола, говорит Морт, не обращая на мой изумленный вид никакого внимания. — И я знаю, что тебе будет трудно это увидеть.

— О чем вы? — Растерянно округляю глаза. — Что показать? Это касается мамы?

— Это касается всей твоей семьи.

В груди все сжимается. Стискиваю зубы и спрашиваю:

— И что же это?

— День, когда вы попали в аварию.

Я будто пропускаю по груди сильнейший удар. Он меткий и безжалостный. Пальцы сами сжимают подлокотники, и внутри становится так холодно, что сжимается все тело. Я пытаюсь глядеть в глаза Ноа Морта решительно, но ноги не слушаются и нервно дрожат в такт сердцебиению. Увидеть аварию? Прочувствовать это снова?

Я громко сглатываю и отворачиваюсь. Зачем мама послала меня сюда?

— Она хотела, чтобы ты узнала правду, — отвечает Смерть, а я резко перевожу на него взгляд. Какого черта он копается в моих мыслях? — Прости, это само собой получается.

— Прекратите.

— Извини.

— И извиняться прекратите! Каким образом вы собираетесь показать мне тот день?

— Мы туда перенесемся.

— Что сделаем? — Глухо переспрашиваю я. — Перенесемся?

— Ты увидишь мои воспоминания, Ариадна.

— Вы видели аварию?

— Да.

— И маму мою видели?

Он выдерживает паузу, а затем очень тихо, практически шепотом отвечает:

— Да.

Я неожиданно для самой себя поднимаюсь на ноги и взволнованно откидываю назад непослушные волосы. Черт! Я не хочу опять видеть это, слишком трудно. Хожу туда-сюда и нервно мну ладони. Неужели нет другого выхода?

— Это просьба твоей матери, Ари, — говорит Смерть, и я останавливаюсь, переведя на него взгляд. Он отталкивается от стола и неуверенно приближается ко мне, сгорбив спину. Я гляжу на него снизу вверх. Мне не страшно, мне становится плохо. — Я понимаю.

— Что понимаете?

— Что тебе больно. Но ты должна быть сильной.

— Мама, правда, этого хотела?

— Возьми меня за руку, Ариадна, — приказывает он и оказывается совсем близко. Его пальцы длинные, ладонь широкая. Я вдруг думаю, что если уж он ухватывается за руку, то никогда уже не отпускает. — Страх отступает, когда ты смотришь ему в глаза.