Смертельно прекрасна - Эшли Дьюал

Я закрываю глаза и невольно обхватываю себя ладонями за талию.

Ты думаешь, самое плохое уже случилось, а потом жизнь делает еще хуже.

— Ариадна, — говорит Морт, и, приподняв подбородок, я замечаю, что мужчина стоит совсем близко. Он касается длинными пальцами худого лица и хмурит густые брови. Его глаза кажутся поразительно знакомыми, и когда я подмечаю похожие черты лица, живот у меня вовсе сводит. Нет. Не могу так. — Я не знаю, что сказать.

— Не знаете? — Я рассеяно смотрю на Ноа.

— Я не мог поступить иначе. И Джин не могла.

— Реджина Блэк.

— Я хотел бы сказать нечто такое, что успокоит тебя. Но я не умею.

— Да, не умеете, — растеряно поднимаюсь и взъерошиваю волосы. Внутри горит нечто неконтролируемое, горячее и колючее, отчего подкашиваются ноги, взвывает все тело. Я ничего не понимаю. Я не могу ничего понять. — Почему?

Ноа молчит. Выпрямляется и смотрит на меня пристальным, понимающим взглядом, от которого становится еще хуже. Отворачиваюсь и горблю спину, покачиваюсь слабо и измотано, будто бы сил во мне больше не осталось.

— Я совсем не знала свою мать.

— Она защищала тебя.

— От чего? От правды?

— Правда ранит людей.

Недоуменно прищуриваюсь. Правда ранит? А ложь приносит удовольствие? Что мне должно помочь? Незнание? Беззащитность?

Впиваюсь пальцами в виски и надавливаю так сильно, что голова вспыхивает.

— Кто вы? — Опускаю руки. — Кто вы, Ноа?

— Я — Смерть, Ариадна.

— Вы знаете, о чем я.

Ноа молчит. Даже у Смерти недостаточно сил, чтобы признать то, что подкашивает обычных смертных. Он расправляет широкие плечи, а я шепчу:

— Мама спасла меня. И я понимаю ее. Но принять ее ложь? Принять то, что она врала мне? Секреты выплывают на поверхность. А вопросы находят свои ответы. Жить и слепо верить, словно тайны так и остаются тайнами — глупо. И она должна была это понимать.

— Она молчала, чтобы спасти тебе жизнь, Ариадна.

— Она молчала о том, кто я… — Растерянно протягиваю я и смотрю на мужчину. — Она молчала о том, кто вы. Это самое важное, неужели неясно, неужели непонятно, что нельзя так поступать с теми, кого мы любим. Нам не нужны секреты, не нужны жертвы, я не хочу даже думать о том, что бы подумал мой папа. Что бы он сделал?

— Лукас был хорошим человеком.

— Да. Был. А вы — нет. Не вы, не мама. Вы не имели права.

— Не тебе судить. Джин жила ради вас. Тебя и твоей сестры. Она скрывалась, потому что надеялась никогда больше не связываться с этой стороной своей жизни.

— Как можно не связываться с тем, что является твоей сущностью?

— Ты бы никогда не узнала, о том, кто ты, если бы не стечения обстоятельств.

— Судьба? — Я вдруг усмехаюсь и касаюсь ледяными ладонями горящего лица. Щеки так и пылают. — Может, я не туда на прием записалась? Может, мне стоило пойти к ней?

— Ты здесь, потому что так нужно, Ари. — Отрезает Ноа Морт, подходя ко мне. — И ты можешь отрицать это, ненавидеть, не понимать, но ничего не изменится.

Он отчитывает меня? Я сжимаю в кулаки пальцы и сдерживаю дикую растерянность, злость, обиду. Я смотрю на мужчину и ничего не понимаю. Что он делает? Рассказывает о том, как мне жить? Как просто принять перемены и поверить в полную чушь, продолжить ходить, будто бы ничего не изменилось?

— Вы все сказали?

Ноа Морт недоуменно сводит брови. Я невольно представляю, как в своей голове он перебирает различные фразы, которые когда-либо ему говорили люди, которые смогли бы разбудить во мне понимание или привязанность; набор штампов, вроде: все нормально, ты справишься, все получится. Те самые лозунги для неудачников, которыми так излюбленно пользовалась мама.

— Ты хотела узнать правду. — Наконец, после гробового молчания, говорит Ноа.

— Да.

— Но теперь тебе больно.

Он глядит на меня, будто изучает, будто копается в душе, а я отворачиваюсь, словно пытаюсь закрыться. Но ничего не выходит. Его взгляд проникает даже сквозь кожу.

— Скажи что-нибудь. — Просит он.

— Разве вы не читаете мои мысли?

— Ты ведь просила не читать.

— А вы сказали, что это невозможно.

— Я стараюсь. — Он кивает, а я рассеянно гляжу в пол. Что мне делать?

Мысли сплелись в один огромный шар, и виски пылают от боли. Даже если бы Морт захотел залезть мне в голову, вряд ли бы он что-то понял.

— Я должна идти. — Наконец, шепчу я. — До свидания.

— Ари, — восклицает мужчина, и я невольно замираю на месте. Гляжу на него, поджав губы. Он сглатывает и недоуменно подходит ближе. — Возвращайся.

Вернуться? Куда? А главное — зачем. Неожиданно все окрасилось черным цветом, не помню, чтобы когда-то я ощущала подобное внутри: тлеющую пустоту и растерянность.

Смотрю в глаза Ноа, а затем сжимаю в тисках ремень сумки и выхожу из кабинета.

Я несусь вдоль коридора, наблюдая за плавающим горизонтом. Двери вытягиваются, стены темнеют, сжимают меня в неистовых объятиях, будто пытаются задушить, будто им все равно, кого поймать в ловушку. Главное упасть на плечи, а Судьба решит, что будет.

Я почти уверена, пожар в груди ненастоящий … Кожа не может так пылать. А легкие не могут так гореть. Но правдой, несмотря на все мои мысли, является то, что происходит, а не то, что творится у меня в голове. Возможно, огня и нет. Его не видно. Но внутри меня определенно сгорают последние остатки смелости и разума. Быть храброй — дар, не все им обладают. Принимать удары и стоять ровно — очень трудно. И люди падают. Падают все. Разница лишь в том, кто поднимается.

Я прохожу мимо девушки за регистрационным столом и рвусь к выходу. Переступив порог здания, вскидываю голову, закрываю глаза и глубоко втягиваю прохладный воздух. Я должна сделать что-то с кровью, пропитанной ненавистью, злобой, обидой. Я должна.

— Ари? — Это Норин. Я слышу, как хлопает дверца машины.

Опускаю подбородок и вижу тетушек. Они смотрят на меня. Наверно, хотят узнать о том, что произошло. Но я не могу сказать. В горле будто иголки. Во всем моем теле будто иголки, и они торчат из меня, словно пики, кровоточат и горят.

— Что случилось? — Беспокоится Мэри-Линетт, подходит ближе, а я отступаю назад. Не могу стоять ровно, меня колотит, будто на улице неистовый мороз. — Ари, что с тобой?

— Что Ноа тебе сказал?

Я не отвечаю. Неожиданно до меня доходит, что все сказанные мной слова окажутся ложью. Злость не даст сказать то, что я действительно думаю. Она исказит смысл.

Стискиваю зубы и срываюсь с места. Бежать. Мне нужно побыть одной.

— Ари! — Мэри идет за мной. — Что происходит? Куда ты?

— Хочу привести в порядок мысли.