О тревогах не предупреждают - Леонид Петрович Головнёв

Китиков внутренне напрягся. Осторожно взял снимок. Внимательно вгляделся в него.

— Да, — вздохнул он, — красивая у вас невеста.

И опять вздохнул — тяжело и горько.

Алешин засмеялся:

— Моя невеста хорошая, а вы вздыхаете?

Китиков помрачнел:

— Я не поэтому… Просто я… — он не находил нужных слов, маялся. — Вы, конечно, с нею будете счастливы… Но вот я… Одним словом, товарищ старший лейтенант, — выпалил он вдруг, — нет на свете любви. Не было и нет! Выдумали ее…

— Как это — нет? — возразил Алешин. — Почему это выдумали? Нет, дорогой мой товарищ, с вами трудно согласиться. Лично я убежден, что настоящая любовь есть. Как же без нее?

— Значит, вы — особый человек, если верите…

Сказав так, Китиков снова вздохнул. Алешин не стал больше дискутировать, не стал продолжать разговор. Только заметил:

— Давайте, Павел, как-нибудь еще раз вернемся к нашему спору. Согласны?

— Согласен, — не очень-то уверенно ответил солдат, но в глазах его засветилось затаенное изумление — никогда прежде не называл командир батареи своего подчиненного по имени.

После того разговора Алешин уже точно знал, какой камень на душе солдата. Он вызвал Губанова, все объяснил ему и в заключение сказал:

— Так что, Игорь Олегович, и вы и я плохо знаем еще своих подчиненных. Не так ли? Вот и поручаю вам как можно оперативнее и побольше узнать о личных делах Китикова. Это нужно, сами понимаете, не для праздного любопытства, а во имя солдата, ради него самого, для молодой семьи.

Вскоре кое-что прояснилось.

Около двух лет назад, сразу после окончания ГПТУ, Китиков был направлен на кондитерский комбинат слесарем-наладчиком. Там и повстречал он Лену, которая с первого взгляда лишила его душевного покоя. По характеру Китиков рос угрюмым, нелюдимым. Оно и понятно. Воспитывался без отца. Да и мать не очень-то следила за ним. Так что ласки он почти и не видел. А тут такое светлое чувство вдруг проснулось в нем. Огромное, волнующее, настоящее. И что важно — не одностороннее, не безответное. Словом, пришла любовь. Поженились они. Только пожить им вместе довелось совсем мало — призвали Павла в армию.

Говорят, что разлука и закаляет, и проверяет чувства. Верно говорят. Все это Павел испытал на себе. Полгода приходили от Лены письма. Были они ласковые и нежные. И легко, радостно было на сердце молодого солдата. Но потом вдруг письма перестали приходить. Месяц их нет, второй, третий… В чем дело? Узнал через друзей, что жена жива, работает. Что же приключилось с ней? Почему не пишет?

— Почему она не пишет? — спросил Алешин у Губанова. Но взводный лишь развел руками:

— Ничего не понимаю, Алексей Дмитриевич. Что будем делать?

— Прежде всего закажите телефонный разговор с кондитерским комбинатом. Кого спросить? Лену, конечно. Если не ответит — любого.

К телефону подошла какая-то Екатерина Васильевна — бригадир. Алешин обрушил на нее град вопросов:

— У вас работает Елена Китикова? Что с ней? Нет, не родственник… У нее, как вы знаете, муж — солдат. Да, он служит у нас. Нормально-нормально… Только вот жена ему перестала письма писать. Что случилось с ней? Другого, может, себе нашла? Нет, я не вторгаюсь в чужую семью. Наоборот. Хочу им помочь. Да, я командир рядового Павла Китикова. Конечно, прошу быть со мной вполне откровенной…

— Не беспокойтесь, товарищ командир, — неслось из далекого города. — Наша Леночка девушка скромная. Да, да, и очень порядочная. Только вот часто болеет, бедняжка… Что? Не слышу! Что вы сказали?

— Поговорите с ней, пожалуйста, Екатерина Васильевна, — кричал в трубку Алешин. — Правильно, как мать с дочкой. Спасибо вам. Я еще позвоню…

Через день снова был разговор с незнакомой, но, по всему видать, очень душевной Екатериной Васильевной. Но, к сожалению, ничего определенного так и не удалось узнать.

— Молчит почему-то наша Лена, — сказала бригадир. — Замкнулась в себе и молчит. Не обидел ли ее ваш солдат, товарищ командир?

— Мой солдат сам ходит мрачнее тучи, — ответил Алешин.

Так ничего и не выяснив, Алешин и Губанов пошли к командиру дивизиона — посоветоваться.

Узнав, в чем дело, майор Бронин пригласил в кабинет замполита капитана Чугуева. Начали думать сообща.

Лейтенант Губанов, чувствуя себя виновником всей этой истории, попытался все спустить на тормозах:

— А не слишком ли мы далеко заходим, желая помочь солдату?

Бронин посмотрел на него строго и удивленно:

— Мне странно слышать этот вопрос, лейтенант. В помощи солдату нельзя зайти, как вы выразились, «слишком далеко». А вот в нанесении ему душевной травмы зайти далеко очень даже просто. Не так ли?

— Так, — смутился Губанов. — Я просто думал…

— Думать надо было раньше, — отрезал майор. — И не просто. И не вообще. Не абстрактно. А вполне конкретно. О каждом своем подчиненном. И это не просьба — первейший ваш долг!

В натянутой тишине Бронин прошелся по кабинету. И опять обратился к Губанову, но говорил не только ему — всем:

— Когда мы наконец усвоим азы нового мышления? Секунды, километры, тонны — все это день вчерашний. За разговорами и делами о нормативах, цифрах и показателях мы едва не упустили самое главное — человека. Воина! Солдата! Именно он, его душа — вот самый центр, вокруг которого должно вертеться все остальное. А вы… У меня такая идея, — уже спокойно сказал Бронин. — Вы, Губанов, сейчас же напишите Лене теплое письмо. Объясните, как переживает Китиков. И попросите ее написать нам, в чем дело?

Воскресенье выдалось солнечное, теплое. Позавтракав, Оля сходила в аптекарский киоск, что был на станции, принесла маме лекарство, которое ей выписал врач, заварила плоды шиповника. Накормив и напоив больную, попросила:

— Можно мне, мамочка, на водопад сходить, искупаться хочется!

— Иди, дочка, иди, — устало ответила Зинаида Павловна. — Сейчас Нюра с Васей придут. Не беспокойся.

Выходя из калитки, Оля встретилась с мамиными гостями — тетей Нюрой и дядей Васей.

— Ты куда, Оля, погодь. — Тетя Нюра загородила ей дорогу, забросала вопросами: — Как там мама? Есть ли температура? Что надо принести?

— Ей лучше. Температуры нет, но сердце ноет. А приносить ничего не надо. Спасибо! Заходите, пожалуйста. Она вас ждет.

— Да ты погодь, говорю, — снова остановила ее тетя Нюра. — Сегодня твой придет. Алешин. Он еще с вечера рубашку стирал. А сегодня ни свет ни заря гладил. Бронину звонил, просил, чтобы тот захватил его на станцию. У командира сегодня жена с сыном приезжают.

Оля почувствовала, как учащенно забилось сердце и на щеках заалел румянец.

— Да не волнуйся ты, — тетя Нюра похлопала своей шершавой ладонью девушку по щеке. — Любит он тебя. Любит.

Чтобы скрыть радостное чувство, Оля быстро побежала в сторону водопада.

— Вот егоза, дай бог ей