Некровиль - Йен Макдональд

– Я стал другим.

– Ах да. Туссен. Друзья тебя так называют, верно? Хочешь, чтобы я обращался к тебе так же?

– Нет. – Внезапно ему стало стыдно за избранные имя и личность. Он смутился, как подросток. – Ксавье. Если тебе нужно называть меня как-нибудь, называй по имени, которое сам и придумал. Но я тебе не «сынок».

– Ксавье. Дизайнеры наркотиков, бездельники, занимающиеся небесным серфингом, скучающие светские девицы с мозгами между ног, золотоискательницы из Города утопленников, ищущие путь в приличное общество: я очень сомневаюсь, что такая компания будет тебе полезна.

– Я выбираю друзей не с точки зрения их «пользы».

– Конечно. Само собой. Но, прости за банальность, «когда-нибудь все это будет твоим, сын мой» – а у тех, кто связан с корпорадами, хорошая память на скандалы. Знаю, ты этого не желаешь, но оно твое. Так положено. Этого требует преемственность. Твоя ДНК включена в коды доступа, это было сделано сразу же после того, как ты появился на свет. Просто призови их, когда захочешь, и они будут служить тебе. Я знаю, в двадцать один год все это пугает. Ступай куда хочешь, прислушайся к своей жажде странствий. Присоединяйся к águilas – это славная, здоровая жизнь, они хорошие люди, судя по тому, что я о них знаю, – иди и летай с ними, живи с ними, будь одним из них. Если понадобится оборудование, модификации, что угодно, я заплачу. Если тебе надо к ним – ступай к ним, и когда будешь готов, сколько бы времени это ни заняло, возвращайся и займи свое законное место.

– Мне не нужно твое разрешение. Если я присоединюсь к águilas, то только потому, что хочу быть кем-то другим, а не наследником престола. Если я попрошу дать мне свободу, позволить уйти и не возвращаться, ты на такое осмелишься?

– Свобода – это иллюзия. Спроси своих приятелей-águilas. Они добиваются свободы только путем коварнейших компромиссов с законами, гораздо более неумолимыми, чем те, которые действуют здесь.

В тот же день Туссен пошел к Сантьяго и одолжил денег на модификацию тела, чтобы стать настоящим águila.

– Грезишь наяву, да? – Непристойная фамильярность прикосновения Хуэнь/Тешейры к руке заставила его резко очнуться. – Давай, мясо, у нас дела. Надо кое с кем повидаться.

Насколько велики должны быть грехи отца, чтобы сын мог небрежно размышлять о его убийстве?

Прога лифта неохотно приняла идентификационный код Туссена.

– Отвези нас в отдел управления данными, – объявил Квебек.

Лифт услышал, но не подчинился.

– Для этого нужен код безопасности, – объяснил Туссен.

– Пожалуйста, введи его.

На центральной колонне из патинированного дерева услужливо выступила наборная панель с десятью кнопками.

Туссен представил себе, как позеленевшие медные двери распахиваются на равнину из пестрящего слюдой гранита; вообразил угол, под которым лунный свет будет пробиваться сквозь стены из узорчатого стекла. Павлин откроет сотню глаз, ультрамариновый тектозавр лениво пошевелится на своем насесте. Отец проснется в спальне, удивленный и, возможно, испуганный, но спустится в кабинет, выглядя безупречным и готовым ко всему, как обычно. Чего он не мог вообразить, так это выражения лица Адама Теслера, когда тот поймет, кто привел к нему тихих убийц.

Он набрал код. Ноль. Два. Три. Семь. Шесть. Семь. Одна цифра. Одна цифра отделяла предательство от спасения.

Квебек поймал его за запястье, когда он опустил палец на последнюю шестерку. Хватка мертвеца была поразительно сильной.

– Осторожнее, – сказал он.

Туссен нажал «шесть». Мембрана над ними открылась, и платформа лифта поднялась в прозрачную шахту на боковой части шпиля.

– Господи, он же мой отец, я не собираюсь стоять в стороне и смотреть, как вы его хладнокровно убиваете, – ровным голосом произнес Туссен.

– Я же тебе сказал, что мы не собираемся его убивать, – ответил Квебек, глядя на неуклонно расширяющуюся панораму городских огней.

Дождь стекал стометровыми слезами по внешней стороне защитной трубы. В полукилометре над полупрозрачным зеленым куполом атриума подъемная платформа резко остановилась. Созвездие мигающих огней висело в ночи; патрульный конвертоплан с оружием наготове парил на своих винтах в пространстве между тремя башнями. Туповатая прога лифта перекинулась идентификационными кодами с безликими охранниками.

– Ой-ой, какие все сегодня нервные, – сказал Квебек. Он посмотрел на Хуэнь/Тешейру. – Вряд ли их можно за это упрекнуть.

Контрольная колонна просигнализировала, что код Туссена принят. Конвертоплан устремился сквозь неутомимый дождь, посверкивая зелеными дюзами. Лифт продолжил подъем к нависающим тучам. В пятидесяти метрах от пентхауса он остановился и открыл мембранную дверь в стене шпиля.

Скучающая молодая женщина за стойкой удивилась: в столь поздний час в компьютерном центре обычно бывали только сотрудники. Вслед за изумлением на ее лице отразилась подозрительность.

– Ах, сеньор Теслер, – простите, но мне придется связаться со службой безопасности для проверки.

– Даже если речь идет о сыне президента? – лукаво поинтересовалась Шипли, опершись локтями о стол и склонившись к рецепционистке.

– Даже в этом случае, сеньора.

Болезненный трепет парализовал Туссена, когда Шипли взяла ее лицо в ладони.

– Нет! – закричал он, когда лицо Шипли превратилось в потоки серебристой тектоплазмы. Recepcionista сопротивлялась и булькала, пока вещество по имени Шипли вторгалось в ее глаза, уши, нос и рот. Руки отпустили ее лицо; большое, мускулистое тело рухнуло с открытым ртом и выпученными глазами. Recepcionista обошла стол, сняла с кочеры черную резиновую куртку с шипами и надела ее поверх делового костюма.

– Что ж, неплохо, – сказала она своим и одновременно чужим голосом, потом указала большим пальцем на кочеру. – Выкинем? Вдруг ее кто-нибудь увидит.

– Оттащи за стол. Когда ее найдут, будет уже слишком поздно что-то предпринимать.

Биолюминесцентные маркеры провели их внутрь по коридорам, завитым спиралью. Несколько техников и бригада уборщиков, с которыми они столкнулись по пути, едва удостоили их взглядом. Здесь были только те, кто имел на это право. А если не имел, то это чья-то другая проблема. Вполне вероятно, что они не узнали наследника престола.

Мертвецов тут не было. Только мусорное мясо, noncontratistos. «Теслер-Танос» была единственной из могущественных корпорад Тихоокеанского региона, которая не опиралась на армию законтрактованных мертвых. Ими руководил Дом смерти, темная левая рука Адама Теслера. Туссен так и не понял, было ли пренебрежение собственным творением актом крайнего презрения или несравненного великодушия.

На небесах, конечно, все обстояло совсем иначе. Небеса были обителью мертвых: орбитальные фабрики «Теслер-Танос» держались на ночных вахтовиках – тех, кого зашанхаили[163] прямиком в paraiso[164].

Туссен всегда ценил монастырскую простоту компьютерного центра; строгая обстановка, намекающая на бесконечно сложное внутреннее устройство. Большие наклонные экраны на потолке, каждый – квадрат из маленьких изображений, пятьдесят на пятьдесят; настенные виртуализаторы, объявшие универсальные