Помни - Барбара Брэдфорд

— Ну что ж, я полагаю, мне лучше сразу вывалить тебе все свои несчастья, — объявил он с грустной миной.

— Что еще за несчастья?

Вместо ответа Кли спросил:

— Что это у тебя там в ведре со льдом, не шампанское ли?

— «Периньон». Твое любимое.

— Давай-ка выпьем по бокалу, дорогая, и я все тебе расскажу.

Ники с беспокойством села на софу, надеясь, что проблемы, о которых упомянул Кли, преодолимы. Она просто не вынесет, если он должен ехать в очередную командировку. Она хочет быть с ним. Она нуждается в нем, нуждается в его ласке и внимании.

Кли подошел к кофейному столику, ловко откупорил бутылку и наполнил два хрустальных бокала, стоявших на подносе. Чокнувшись с Ники, сделал большой глоток и, подойдя к камину, объявил:

— М-м-м-м, хорошо. Ну и денек выдался в агентстве.

— Что у тебя стряслось, Кли? Не томи! — умоляюще попросила Ники.

Он поставил бокал на каминную доску.

— Ладно. Слушай. Во-первых, у меня течь в ванной комнате. Прошлой ночью, по возвращении, я обнаружил, что у меня потоп. Ванная и спальня скрылись под водой — почти. Сегодня я обзвонил нескольких слесарей, но, по всегдашней французской моде, ни один не сможет прийти раньше завтрашнего дня. Во всяком случае, моя домработница сделала все, чтобы остановить это стихийное бедствие, но попасть к себе в квартиру сегодня я не смогу никак. Поэтому… — Сунув руку в карман пиджака, он извлек оттуда зубную щетку и хлопнул ей о каминную доску. — Сегодня придется ночевать здесь. Ведь ты позволишь мне стать у тебя лагерем, не так ли?

— Конечно, позволю! — воскликнула Ники, облегченно рассмеявшись. — Будет просто здорово, так что вряд ли я сочту это за несчастье. То есть я хочу сказать, что имею в виду то, что ты ночуешь здесь. Но мне искренне жаль твою квартиру.

Кли усмехнулся.

— Ей все равно требовался ремонт. — Его лицо снова приняло скорбное выражение. — Кроме того, мы не сможем поехать на ферму в среду, как собирались, Ник. У меня дела…

— Какие?

— Двое из моих партнеров должны отлучиться по разным причинам. Мы с Питом Нейлором раскидали их работу между собой. Ты не возражаешь, если мы поживем в Париже еще недельку или около того?

— О, Кли, ты же знаешь, что я обожаю Париж. И потом, мне все равно, где находиться, лишь бы быть с тобой.

— Дорогая, лучших известий я не получал уже многие недели, — сказал Кли, лучезарно улыбаясь. Но глаза его были серьезны. Он очень чутко реагировал на малейшие перемены в ее поведении и теперь понял, что ее чувства к нему стали глубже с того времени, когда они были вместе в Провансе и Нью-Йорке.

Сделав еще глоток шампанского, он продолжал:

— Есть еще одна вещь, которая тебя должна разочаровать. Йойо будет в Париже не раньше конца недели. Так что, боюсь, нам придется сегодня праздновать вдвоем.

— Мне, конечно, жаль, что встреча с Йойо откладывается, — сказала Ники, потягивая шампанское, — но главное все же в том, что мы вместе и что мальчик на пути к нам, а не гниет в пекинской тюрьме. Ты сам-то с ним уже говорил?

— Нет, но он звонил в агентство в воскресенье. Жан-Клод сообщил мне, что ты будешь в Париже сегодня. По-видимому, он разговаривал с твоей секретаршей.

— Да, он звонил в компанию на прошлой неделе.

Кли кивнул, допил шампанское и налил себе второй бокал.

— Хочешь еще, Ники?

Она покачала головой.

— Нет, пока не надо, спасибо.

Облокотившись о каминную доску, Кли спросил:

— Как твоя поездка в Рим, Афины и Мадрид, увенчалась успехом?

— Отлично, спасибо. А как ты съездил в Берлин и Лейпциг?

— Неплохо, совсем неплохо. У меня такое чувство, что придется ехать туда снова в самом недалеком будущем. Там столько всего происходит, а мы толком ничего не увидели. — И он стал рассказывать о политической обстановке в Западном Берлине, Лейпциге и странах Восточного блока, в особенности в России.

Ники внимательно слушала, как всегда, с уважением относясь к его суждениям. Но в то же время она думала о нем. Она не могла отделаться от мысли, как прекрасно он выглядит, какой он загорелый, как выгорели его каштановые волосы от постоянного пребывания на солнце. На нем были темно-синий шелковый костюм, бледно-голубая рубашка и темно-синий галстук — никогда он не казался Ники таким неотразимым. Несмотря на благоприобретенный французский стиль и европейский лоск, его лицо было истинно американским, мальчишеским и открытым. Карие глаза светились добротой и искренностью, а широкий ирландский рот был благороден и мил. Да, Клиленд Донован бесспорно красив.

Чувства к нему захватили Ники, переполнили душу. Впервые она по-настоящему поняла, как много он значит для нее. Никто в мире не был для нее важен так, как он, и понимание этого поразило ее.

На несколько секунд она отвлеклась, погрузившись в размышления о нем, и не заметила, что он замолчал. Лишь когда он тихонько присвистнул, Ники, вздрогнув, пришла в себя. Она резко выпрямилась.

— Эй, Ники, ты где? — расхохотался Кли. — Я тебе надоел?

— Ну что ты! — ответила она.

— Что случилось? — спросил Кли. — У тебя такое странное выражение лица.

— Я люблю тебя, — сказала Ники.

Кли поперхнулся.

— Что?

— Я люблю тебя.

Он пересек комнату в три шага и сел рядом с ней на софу. Крепко взяв ее за руки, он заглянул ей в лицо.

— Ники, не могла бы ты повторить это еще раз?

— Я люблю тебя, Кли. Я люблю тебя.

— О, Ники, — только и смог выдохнуть он, а потом взял ее лицо в ладони и поцеловал. Прижавшись к ней, он осторожно опустил на подушки и, убрав прядь льняных волос с ее лица, сказал:

— Я тоже тебя люблю, ты знаешь. Я так страдал, пока тебя со мной не было.

Ники дотронулась до его губ, провела по ним пальцем.

— Знаю. Go мной было то же самое.

Его поцелуй был страстным. Его язык то метался, едва касаясь ее языка, то замирал в томительной истоме. Вдруг Кли остановился и прошептал ей в волосы:

— Пойдем в постель. Я хочу тебя.

Он помог ей подняться, и они пошли в спальню. Скинув одежду, они обнялись и стояли так некоторое время, безмолвно, близко, радуясь, что снова вместе.

Наконец он произнес:

— Такого со мной еще не было.

— Со мной тоже, — ответила она, и он знал, что так оно и есть на самом деле. Она любила Чарльза совсем не так, как любит Кли; они вызывали в ней разные чувства.

Вновь наступило молчание. Он зарылся лицом в ее волосы, руки его скользнули по ее спине; он притянул ее к себе, так что их бедра соприкоснулись.

Ники охватило возбуждение, как до этого Кли, и теперь уже она взяла инициативу в свои руки и, слегка отстранившись, потянула его к кровати.

Они легли лицом друг к другу, глядя глаза в глаза, не произнося ни слова. Слова им были не нужны. Каждый читал на лице другого одержимость.

— О, Ники, моя любимая Ники, — прошептал Кли и привлек ее ближе, положив правую руку ей на шею. — Я хочу обладать тобой безраздельно, взять тебя всю…

— Я знаю… И хочу того же.

Их губы встретились снова, он приподнялся над ней, подсунул руки ей под спину, прижал к себе. Губы его стали настойчивыми, требовательными. Она отвечала ему страстно, ее желание догоняло его желание. Он вошел в нее внезапно, без прелюдии, как это было несколько раз в Провансе, и у нее перехватило дыхание от неожиданности. По мере того как он проникал в нее все глубже и глубже, ноги ее скрестились у него за спиной, и она приковала себя к нему, стала частью его, подчиняясь их общему, все убыстряющемуся движению.

— О Господи, Ники, о Господи, — выкрикнул Кли, прервав долгий поцелуй. Дыхание его стало прерывистым, как и ее.

Она напряглась под ним, дрожь пробежала по ее телу.

— Кли! Я люблю тебя! — Она открыла глаза и посмотрела ему в лицо. — Я люблю тебя, — тихонько простонала она. Дрожь усилилась, и она всецело отдалась ему.

Как и всегда, ее страсть вознесла Кли к вершинам блаженства, он утратил контроль над собой и неудержимо истек в нее, выкрикивая ее имя, слыша, как она зовет его, говоря ей, что никогда так не любил ни одну женщину.

Он обрушился на нее, тяжело дыша, потом приподнял голову, наклонился и поцеловал ее лицо. Щеки ее были влажны; на языке чувствовался солоноватый вкус.

— Ты плачешь, — сказал он удивленно, вытирая ей слезы. — Что с тобой, Ники? Почему ты плачешь?

— Я не знаю, — пробормотала она, взглянув на него, и, чуть улыбнувшись, прошептала: — От счастья, наверное.

Он ответил лишь своей неловкой, так хорошо знакомой ей улыбкой и, ничего не говоря, обнял ее и не отпускал от себя долго-долго.

— Этот пикничок куда лучше того, что мы устроили тем вечером на ферме, — сказал Кли, обгладывая цыплячью ножку.

— Не согласна, — замотала головой Ники. — То был лучший пикник в моей жизни. Ты приготовил столько вкусных вещей, арахисовое масло и сандвичи, и желе.