Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

что норд – их единственная надежда на то, чтобы добраться до Киева. И осознание того, что они остались в незнакомом месте с незнанием языка, начало вызывать в её сердце панику, когда незнакомые слова стали какими-то плавными и тягучими, постепенно обретая смысл.

– Распорядитель там, у пристаней! – в который раз, терпеливо, как маленькому ребёнку, объясняла дородная торговка с обрезами тканей и уже пошитой одеждой.

– И это лишь малая часть возможностей, которые тебя ждут, если ты примешь меня, – послышался над ухом знакомый шёпот. – Ты будешь чисто говорить на любом языке, который знают йотуны, как на своём родном.

Рой стоял чуть поодаль, облокотившись на столб, держащий навес над лавкой тканей.

– Не отвечай ничего, – он улыбнулся, – мы же не хотим, чтобы твои друзья подумали, что ты не в себе. Твой большой волосатый друг был слишком самонадеян, думая, что во всей Польше люди говорят на одном языке. Тут Венгрия недалеко, диалект другой.

Агне досадливо закусила губу и легонько потеребила воина за плечо.

– Что?! – взбешённый множеством неудач, он сам не ожидал, что сорвётся.

– Распорядитель у пристаней. Мы прошли мимо.

– Откуда ты знаешь?

Агне помимо воли обернулась, но у столба уже никого не было.

– Не спрашивай.

– Опять твои ведьмовские фокусы?

– Опять они, – она обречённо улыбнулась. – Я это не контролирую.

Домик, в котором находились распорядители, нашёлся быстро. Он сиротливо ютился между торговыми лавками и дешёвыми постоялыми дворами для матросни и терялся на их фоне. В серых утренних сумерках он был практически невидим. Троица проходила мимо этого совершенно ничем не примечательного здания, когда шла от причала на торговую площадь.

Распорядитель, щуплый мужичонка, вёрткий, как белка, и с хитрыми лисьими глазами, встретил гостей у порога. Он как раз собирался идти к торговым рядам, чтобы собрать плату за места.

– Добрейшего утречка, – на ломанном нормандском языке поздоровался он с Къеллом, – что-то рано для караванов с ваших берегов. Или вы отдельное торговое место хотели арендовать? Так идите, выбирайте. Я к вам позже подойду, о цене сговоримся.

– И тебе не хворать, – довольный Къелл облегчённо выдохнул. – Хотел узнать, не будет ли обоза в Пинск?

– В Пинск… – задумчиво протянул распорядитель. – Нет, мы обозы по крепостям не собираем, этим занимается магистрат, и они попутчиков обычно не берут – сами охраняют, сами снаряжают. Пограничная крепость. Сами понимаете.

– А что же, и людей там не привечают? – Къелл насторожился. Вдруг он придёт, а ему и ворот не откроют. А то и обстреляют из луков, не разбираясь кто и куда.

– Служивых там полно. А вот простого рабочего люда не хватает. Можете сходить в магистрат спросить, возможно вас и возьмут. Вам зачем в Пинск-то? – запоздало спохватился распорядитель. – Лазутчики?

– Да какие мы лазутчики, – Къелл засмеялся, – дальше мы путь держим, нам бы переждать пока лёд на Припяти тронется, и в путь.

– Тогда ладно. От Пинска недалеко есть деревня, она обеспечивает крепость всем самым необходимым, но сильно страдает от налетов венгров. Ты, я смотрю, мужик крепкий, там тебе точно рады будут. Только обоз будут собирать не раньше, чем через месяц.

Къелл помрачнел.

– А ежели попутный какой? – с надеждой в голосе спросила Агне.

– Покуда большая зимняя ярмарка идёт – не будет попутных обозов, – сообщил он. – Но вот уже через десять дней закончится, соберутся люди по домам разъезжаться, может и присядете кому на хвост. Но это вы сами ищите и договаривайтесь.

Известие о том, что придётся ещё неделю проторчать в Варшаве, не добавило Къеллу настроения. Это нужно где-то спать, где-то есть, а денег в обрез.

Распорядитель, правильно истолковав тяжёлый вздох норда, сжалился над ним:

– Прямо по центру рынка корчма́[16] стоит. Там обычно дорого, место хорошее и кормят плотно, но сейчас там полно всякого лихого люда. Трактирщик просил меня сказать ему, если встречу того, кто мог бы охранником у него поработать. Своих крепких парней у нас тоже полно, да только где корчма – там наливают. Их под конец вечера самих выводить приходится. А ты, смотрю, мужик серьёзный, у тебя дети вот за спиной стоят. Может, за постой и стол с ним и договоришься. Пойдем, я всё равно в ту сторону иду.

Къелл мрачно топтался в тёмном помещении таверны. Даже в ясный день в маленькие окошки-бойницы не проникало достаточно света, чтобы осветить каждый уголок в обеденной зале.

По поводу того, что таверна крупная, распорядитель не обманул. Огромное помещение было уж точно не меньше Медового зала в сгоревшей деревне. Но вот насчет приличной Къелл бы ещё поспорил. Конечно, быть может, время сейчас такое – ярмарка, когда много случайных людей ошивается кругом, но вот действительно приличных людей норд встречал мало – в обед забегают с ярмарки торговцы погреться и перекусить, и всё. А вечером тут собирались совсем уж тёмные компании, чтобы разойтись только утром. И опять заново.

Трактирщик, увидев у себя в дверях огромного норда, едва не прослезился от счастья. Он выделил и комнатушку в полуподвальном помещении за кухней, и даже велел кормить его с мальчишками раз в день. На его беду, тётка, работавшая на кухне и приходящаяся хозяину то ли старшей сестрой, то ли другой свояченицей, оказалась дамой жалостливой и норовила бедным сиротинушкам подкинуть лишний кусочек. Или булочку с утра.

Так что столовался Къелл по полной программе – завтрак, обед и ужин, всё как положено.

Трактирщик сначала хотел пресечь это безобразие, но посмотрел на своего охранника и понял, что даже с его аппетитами от него больше пользы чем вреда: не пил, гостей почем зря не задирал, драчунов тихо выводил под белы ручки, если кто-то продолжал буянить – окатывал холодной водой. В общем, репутация заведения с его появлением заметно выросла.

Къелл, несмотря на то что достаточно хорошо и, главное, бесплатно, устроился на неделю в городе, пока подвернется подходящий обоз, всё сильнее мрачнел, наблюдая за Агне.

Её поведение в последнее время сильно выбивалось за рамки привычного. Обычно спокойная, где-то даже меланхоличная ведьма стала раздражительной, движения её стали резче, несколько раз он ловил Агне на том, что она разговаривала сама с собой. Норд заметил, что она почти перестала спать. Вроде бы лежит, и глаза закрыты, но воину было достаточно послушать дыхание человека, чтобы понять, что он бодрствует.

Работать оставалось уже всего два дня, и трактирщик мягко намекал норду, что тот мог бы и остаться на всю зиму, а то и навсегда, а он помимо каморки ещё и жалование положит какое. Но