Черный пепел на снегу - Яна Анатольевна Спасибко

йотун. Он до сих пор преследует меня, приходит во снах, я боюсь засыпать, чтобы его не видеть. Не спрашивай меня, как это случилось, просто прими. Он знает, где я. И доносит об этом Астрид.

Норд чертыхнулся.

– Как-то можно его отвязать от тебя?

– Даже если так, то я не знаю как. Но в Киевском княжестве живёт женщина. Она ждёт Богданку. Зачем – не знаю, но она не желает нам зла. Я надеюсь, что она и мне поможет.

– Что за женщина? – насторожился Къелл. – Откуда ты о ней вообще узнала?

– Корабельный рассказал.

Къелл с силой потер глаза, и без того красные от недосыпа.

– То есть, ты хочешь сказать, что мы идём туда, потому что тебя и девочку там ждёт другая ведьма, о которой ты узнала от корабельного кота? Так получается?

– Я знаю, как это выглядит… – начала оправдываться Агне, но Къелл неожиданно для неё рассмеялся.

– Да-а-а, – отсмеявшись протянул он, – ни за что бы не подумал, что пойду куда-то только потому, что так кот сказал.

– Кот или нет, – Агне была совершенно серьёзна, – но он – йотун, и знает гораздо больше нас с тобой.

– Ты уверена, что он не заведёт нас в очередную ловушку, и там, в конце пути нас не ждёт Астрид или кто похуже?

– Йотуны могут недоговаривать. Но не могут лгать.

* * *

Ночь спускалась на славный город Новгород.

Скучающий часовой стоял на воротах, мрачно думая о том, что дома жена, наверное, щи сварила, обжигающе горячие, огненной рекой стекающие по гортани вниз, в нутро и греющие изнутри всё тело. Он сглотнул скопившуюся во рту слюну, переминаясь на задубевших ногах.

Несмотря на праздник и на караваны торговцев, спешащих в славный город Новгород, ворота по ночам всё равно закрывались, оставляя для гостей только калитку, дабы не заставлять торговый люд ночевать под городскими стенами. Волки, оголодавшие за зиму, всё ближе подбирались к городу, да и просто татей[17] хватало, чтобы поживиться тем, что везут торговцы диковинками на Масленицу.

Он опёрся о своё копье, снимая часть нагрузки с ног. И почувствовал, как веки его стали необычайно тяжёлыми. Из дрёмы, в которую он провалился, часового вывел собственный всхрап.

Рядом кто-то был, точнее, прямо за стеной. Кто-то понял, что часовой бдит – просто так проскочить не получится, и постучал в калитку у ворот. Аккуратненько так постучал, как птичка в окошко бьётся.

Он напустил на себя грозный вид и отворил дверцу.

С той стороны ворот стояла девица. До того хороша, что у часового дух перехватило – длинные, светлые, как акациевый мёд, волосы были заплетены в тугую косу, ладную фигурку не могли скрыть даже тяжёлое платье и меховая накидка. Нежный овал лица был настолько бел, что, казалось, светился в темноте. Пухлые губы, раскрасневшиеся на морозе, едва подрагивали, а большие, наполненные слезами глаза – один зелёный, другой голубой – были наполнены надеждой.

Рядом с ней неподвижно стоял мальчишка лет девяти с отсутствующим взглядом.

– Впусти нас в город, воин, – попросила она. – Мне нужно к князю.

– Поздно уже. Князь, наверное, почивать изволит… – он не нашёлся, что ещё ответить гостье, но тем не менее посторонился, пропуская её за ворота. За собой девица вела под уздцы вороного коня, который косил на хозяйку налитым кровью глазом и всё норовил извернуться да укусить её.

Часовой только отметил для себя, что девице такой конь не по масти – вот и не слушается. Вот под воином каким, с железной рукой, он бы ходил как шёлковый.

– Ну так завтра же проснётся, – она улыбнулась одними уголками губ, – мне нужно срочно попасть к нему.

– Что вы одни тут ночью делаете? – задал он вопрос, который едва мог сформироваться в его голове среди почему-то тягучих, как мёд, мыслей. – Завтра и попадёшь. А сегодня вас ждёт кто? Есть где переночевать? – отчего-то сторожевому было жалко девку. Не приткнётся куда на ночь – так и сгинет на крепчающем морозе. А приткнётся – так и обидеть могут.

– С батюшкой мы ехали в город Киев, но он сгинул по пути, – она словно даже удивилась вопросу.

Сторожевой не нашёлся, что ответить ей на это. Действительно, в пути может случиться всякое.

– Так, а какое дело у тебя к князю нашему? – не унимался он.

– Отец рассказывал, что он с князем в хороших отношениях. Быть может, он не оставит в беде сирот своего друга и соратника, – девица опустила ресницы, по румяной щеке покатилась хрустальная слезинка.

– Вот что, – решительно заявил часовой, – ты коняшку свою вот здесь привязывай, и идите в сторожку. Угостить мне тебя нечем, но хоть согреешься.

Астрид зашла в сторожку и брезгливо передернула плечами, стоило ей остаться наедине с собой. Не так она представляла своё появление в Новгороде.

Попасть к князю на аудиенцию вёльва могла бы ещё на закате, но эта тупая, непослушная скотина делала всё, чтобы спутать её планы. То он резко начинал делать вид, что перестает её понимать, то демонстративно путался в собственных ногах. Наверняка, они б и до завтрашнего утра не доехали, не посади вёльва стаю волков им на хвост. Шаг, конечно, был рискованный, но Ингве сразу вспомнил и как ногами быстрее перебирать, и брыкаться перестал.

Она с трудом восстановила свои силы после обращения Ингве, и почти все они пошли на поддержание её тела – с пришествием времени вернуть молодость становится всё сложнее, лучше сразу этим озаботиться.

Чтобы попробовать усыпить часового на воротах, ей пришлось черпать силы из Йотунхейма, но и этого было недостаточно. Она заметалась по маленькой, как колодец, сторожке. Эта неудавшаяся попытка заставила её задуматься о том, чтобы попробовать идти к своей цели другим путём, по крайней мере, до тех пор, пока её силы полностью не восстановятся.

Либо ей срочно нужна девчонка. Не Богданка, так другая. Хотя бы на короткое время она сможет войти в полную силу, и это даст ей больше возможностей.

О том, что она сделает с Агне, вероломно уведшей пигалицу у вёльвы прямо из-под носа, Астрид думала с особым наслаждением. Она в порошок сотрёт эту ведьму с её куцей силой. А Къелл? Он раздражал её больше всего – своим отказом, своим презрением к ней, тем, что увидел однажды её истинное лицо.

– Ненавижу! – вырвалось у неё.

Сторожевой, услышав слово на незнакомом языке, донёсшееся из сторожки до его ушей, только жалостливо вздохнул. Пусть погорюет девка, отца, как-никак потеряла.

А на рассвете он застал девицу прикорнувшей прямо