Святые из Ласточкиного Гнезда - Донна Эверхарт

Штучка, и Джин-Тоник. Поминай-как-звали скрылся в лесу, и через считаные секунды Дэлу уже пришлось отмечать его в книжке и раз, и другой. Проворный парень. Этак он еще сегодня добьет участок Кобба и перейдет на новый. Объезжая участки, Риз размышлял о том, как все-таки странно, что Ворон прислал ему работника. Но кто же поймет, что у него в голове? Нолан сам говорил: когда мать Суини появляется здесь, тот становится на себя не похож, и Дэл уже успел убедиться, что это правда.

К пяти часам они закончили дневную норму. До сумерек оставалась еще пара часов, однако Дэл скомандовал отбой. Рабочие как будто все еще не могли поверить, что такое возможно, и некоторые продолжали работу, пока десятник не велел им прекращать. Нолан бросил на него такой же недоверчивый взгляд, как в тот раз, когда Дэл сказал, что не пьет. Лес опустел, и Риз услышал, как в ветвях над головой зашуршали белки. Он достал ружье и прицелился. Уложил обеих: вторую белку ошеломили грохот выстрела и исчезновение подружки. Дэл забрал добычу и рысью погнал Руби к поляне, где работники забирались в повозку. Одну белку Риз отдал Экклезиасту, другую – Большой Шишке.

– Лучше тушеной белки ничего нет, – сказал он.

Экклезиаст согласился:

– Еще бы. Вот эта просто отличная.

Большая Шишка поднял белку за хвост, любуясь, а Нолан бросил на Дэла взгляд, словно говоривший: чересчур, мол, стараешься. Брауна было нелегко переубедить.

Дэл двинулся за повозкой верхом, думая о том, как там дела у Рэй Кобб, и надеясь, что, раз никто за ним не прибежал, значит, новости хорошие. Когда он подъехал к дому Риддлов, Корнелия, должно быть, уже поджидала его: она тут же открыла дверь, и на лице у нее читалось облегчение.

– Вы не поверите. Она пришла в себя.

Дэл в удивлении переспросил:

– Правда?

– Угу. Открыла свои зеленые глазищи пару часов назад. Поговорить я с ней толком не смогла, она уснула почти сразу, но сейчас вот опять проснулась.

Миссис Риддл знаком пригласила пройти за ней в комнату, и там была Кобб, как Дэл все еще мысленно ее называл. Она полулежала, опираясь на подушки, и вид у нее был такой, словно смерть все еще витает над ней, но Корнелия не оставляла своих хлопот, и на столике у кровати аппетитно поблескивал стакан свежего лимонада.

Корнелия склонилась над Кобб.

– Вот, золотце, попей еще.

Она поднесла стакан ко рту Кобб, и та отпила чуть-чуть. Корнелия поставила стакан обратно на стол, а Дэл так и топтался со шляпой в руках, не зная, что сказать. Если бы перед ним был прежний Кобб, парень, Риз бы уж как-нибудь нашелся. Но когда лежащая женщина бросила взгляд в его сторону, он только и смог выдавить:

– Привет.

Она попыталась улыбнуться потрескавшимися губами, но, видимо, было больно, потому что она поморщилась. Голос у нее все еще был полудетский, хриплый, но легкий.

– Привет.

Дэл склонил голову, вертя шляпу в руках.

– Как ты себя чувствуешь?

Она пожала плечами, а потом закашлялась. Она все еще была очень слаба, и Дэл решил, что пора идти. Но он видел, что Кобб выкарабкивается, и у него стало легче на душе.

Риз пообещал:

– Корнелия о тебе позаботится.

Кобб кивнула.

Дэл направился к двери, но остановился и оглянулся на больную.

– Как тебя зовут по-настоящему?

Она затеребила край простыни, словно сомневалась, говорить или нет.

Наконец произнесла слабым голосом:

– Рэй Кобб.

Удивленный, он повторил за ней:

– Рэй Кобб.

Она снова кивнула.

– Смотри ты! Рэй Кобб и есть Рэй Кобб.

Дэл улыбнулся Корнелии, надел шляпу и вышел. На улице он поймал себя на том, что снова пытается уложить это в голове: тот, кого он знал как парня, на самом деле женщина. Красивая молодая женщина, несмотря на как попало остриженные волосы. В ней было очарование. Даже после всего, что ей пришлось пережить, сейчас не составляло труда увидеть ее в истинном свете, и она казалась Ризу привлекательной, очень привлекательной. В голове роились все те же вопросы: кто она такая на самом деле, где жила, какое у нее прошлое. Непростое, наверное. Не такой бы должна быть жизнь, но что поделаешь.

Он потрепал Руби по холке и высказал ей то, что было на душе:

– Эх, старушка, иногда я бы не прочь поменяться с тобой местами: знай себе не думай ни о чем, кроме того, когда тебе опять принесут корма и воды.

Глава 22. Рэй Линн

Первое время после того, как ее привезли к Риддлам, Рэй Линн была на грани жизни и смерти. Корнелия не отходила от нее, суетливо хлопотала рядом, и Рэй Линн, хоть и не открывала глаз, слышала ее и ощущала покой. Перед тем как выйти из комнаты, Корнелия всегда прикладывала руку ко лбу Рэй Линн. Ладонь у нее была прохладная. Успокаивающая. Райская. Корнелия заботилась о Рэй Линн, как о родной. Спорила из-за нее с мужем, который смотрел на больную так, будто недоумевал, что она здесь делает. Твердил, что с ней слишком много хлопот, что она отнимает у них с Корнелией слишком много времени.

– Отис, она же тебе ничем не мешает.

– Попробовала бы она еще мне мешать!

– Твой обед всегда на столе в одно и то же время. Ничего не поменялось. Ей нужен только покой.

Риддл уходил на крыльцо, пыхтя и ворча себе под нос, и они оставались вдвоем с Корнелией. Бедная женщина! Не самого завидного мужа она себе выбрала.

Иногда Корнелия бормотала вполголоса, будто сама с собой:

– Чего только не приходится от него терпеть. Как избалованный ребенок все равно!

Благодаря заботливому уходу здоровье возвращалось к Рэй Линн, и, достаточно окрепнув, она стала мучительно размышлять: что же ей теперь говорить, что делать? Наверняка ведь возникнут новые вопросы. Вряд ли Пиви разрешит ей остаться здесь, если она не сможет работать. Можно, конечно, сказать, что муж у нее скоропостижно умер и ей было некуда идти. И это даже чистая правда, но могут ведь спросить, почему же она не осталась там, где жила с мужем, в привычном окружении. Разве это не благоразумнее? То, что у нее нет родных, можно объяснить тем, что она росла в приюте, но после стольких лет жизни с мужем – где же его родственники или хотя бы знакомые? Те, кто мог бы ей помочь, чтобы ей не пришлось скитаться по дорогам, переодевшись мужчиной. Неужели у нее нет