Дома костей - Ллойд-Джонс Эмили

Он рассмеялся, и этот смех был ужасен – отрывистый, сиплый.

– Думаешь, они искали меня?

– Думаю, это была она, – ответила Рин, кивнув в сторону дома костей.

Ему вспомнилась первая ночь в лесу неподалеку от Колбрена – и тот дом костей, который пытался утащить его в лес. В Аннун. И то, как коза костей неотступно следовала за ними. Нет, коза следовала не за ними, а за ним. Вспомнился дом костей в лесу, который пытался уволочь Рин в горы, потому что на ней был его плащ. Вспомнилось, как он танцевал среди мертвых, и они даже не заметили, что он не такой…

Потому что он был одним из них.

Нет-нет. Он ведь живой.

Его начала бить дрожь.

– Нет, не может быть, чтобы я…

Но это было возможно.

Более чем возможно – так оно и было.

Его взгляд заскользил по комнате и остановился на мертвой женщине. Она стояла на коленях перед ним, все так же положив руки ему на плечи. Как сделала бы любая мать с сыном. Она не пыталась напасть на него – только на Рин, когда та по неосторожности схватила его за больное плечо.

Эллис повернулся к Рин.

– Разбей его, – велел он. – Пока она тебя не остановила.

– С какой стати ей?..

Внезапно до нее дошло.

Треснувший котел – вот что удерживало здесь мертвецов, привязанных к жалкому подобию жизни. Чтобы положить конец проклятию, котел требовалось разбить. И если это он воскресил Эллиса, если теперь он умрет по-настоящему…

Эллис увидел по лицу Рин, что она все поняла. Она побелела, будто вся кровь отхлынула от лица.

– Нет, – выговорила она. – Нет.

Медлить он не мог. Медлить – значит погубить все. Сделать напрасными их старания пробиться сюда, всю пролитую кровь, всех, кого они оставили погибшими на своем пути – то есть они погибли зря. Допустить этого он не мог.

– Сделай это, – сказал он.

Эллис сжал запястья мертвой женщины. Она вздрогнула, но он не стал убирать руки.

Глаза Рин казались слишком блестящими и огромными. Она смотрела на Эллиса, будто была не в силах отвести взгляд.

– Разбей его!

Слова вырвались, хриплые и полные страха. Он удерживал чудовище, в которое превратилась его мать, и задыхался с искаженным болью лицом.

Потому что не знал, правда ли это – действительно ли к жизни его вернула магия, и он вырос здесь, и матерью ему приходилась женщина, которая дерзнула прибегнуть к помощи магии котла из крепости Сиди.

Однако он твердо знал одно: происходящее надо прекратить.

Рин не могла шевельнуться, она едва дышала.

Котел лежал рядом с ней. Такой маленький. Гораздо меньше, чем она представляла себе. И ей надо его разбить.

Покончить с проклятием. Спасти Колбрен. Стать героем.

Рин подняла глаза. Эллис ответил ей взглядом, и она увидела, как поднимается и опадает его грудь. Поднимается и опадает.

– Сделай это, – повторил он. На этот раз тише – тоном мольбы, а не приказа. – Сделай, чтобы защитить сестру и брата. Ради всех мертвецов, которым не позволили упокоиться с миром. Ради своего отца, Рин.

Павшие короли. Как же она этого хотела. И вместе с тем не хотела.

Так или иначе, выбора у нее не было.

– Извини.

Вскрикнув, она собралась с силами, вложила их в удар и резким движением опустила рукоять меча.

Котел воскрешения разбился.

Глава 30

Рин не поднимала глаз. Не могла.

Ее взгляд был устремлен на котел.

От него осталась только груда осколков. Рин уставилась на них. Стоит ей поднять глаза, и все станет реальным. Обретет завершенность. И она уже больше не будет могильщицей Адерин, а станет девчонкой, которая убила Эллиса.

А потом она услышала шум. Скрежет костей по камню, хриплое дыхание сквозь зубы.

Не выдержав, она подняла голову.

Эллис был жив. Он тяжело прислонился к кровати и прерывисто дышал, глядя на дом костей.

Оба они были живы. Хотя бы отчасти.

Не помогло.

Это… не помогло.

Рин не могла шевельнуться. Котел разлетелся вдребезги, а проклятие сохранилось.

От осознания неудачи она сникла. Болело все тело. В затылок будто вдавили раскаленную кочергу, ныла шея. Рин судорожно сглатывала, старалась дышать размеренно, надеясь как-нибудь взять себя в руки.

– Почему ничего не получилось? – хрипло выговорила она. Эти слова прозвучали как детская жалоба. Ей снова захотелось зажмуриться, укрыться одеялом с головой и притвориться, что она еще маленькая, что ей приснился страшный сон, и, если она просто проснется, все уладится само собой.

– Я не… – начал Эллис. И умолк. Как будто не знал, что сказать. Он отпустил мать, уронив руки. – Должно быть, она оживила меня до того, как котел треснул. Прежде чем магия исказилась. Даже не знаю… если уж разбитый котел не сумел помочь, не знаю, что еще сможет.

Мертвая женщина провела костлявыми ладонями по его груди, расправляя рубашку.

И что-то в мыслях Рин вдруг сложилось воедино. Нет, не только котел привязал мертвых к этому месту, но и она. Женщина, которая потеряла сына: сначала лишилась его из-за смерти, потом – из-за расстояния. Должно быть, Эллис забрел куда-то после того, как ожил, а может, вор похитил ребенка, а потом потерял в лесу. Рин полагала, что эту часть истины они не узнают никогда.

Однако ясно одно: мать Эллиса осталась здесь. Даже после смерти, после того, как магия заставила ее восстать. И она ждала. Ждала Эллиса.

– Эллис, – произнесла Рин, – она твоя мать.

– Знаю! – отозвался он сквозь зубы. – Это мы уже выяснили.

– Нет! – возразила Рин. – Я вот о чем: она твоя мама.

Это слово озадачило его. Замешательство мелькнуло на его лице. Он перевел взгляд с Рин на мать и нахмурился.

– Она осталась здесь, – продолжала Рин, – чтобы дождаться твоего возвращения. – По ее щекам текли слезы, но она заметила это, только когда они закапали ей на руки.

Мать Эллиса сидела в этом доме, постепенно истлевая в нем плотью, и надеялась еще хотя бы раз увидеть свое дитя. За эту надежду она цеплялась изо всех сил, не давая смерти забрать ее.

В этом было что-то человеческое, настолько узнаваемое, что в горле Рин застрял всхлип. Она-то знала, что значит цепляться за мельчайшие осколки воспоминаний, дорожить ими и пытаться выжить благодаря им. Даже если это не назовешь жизнью.

Эллис по-прежнему не двигался с места. Он всматривался в дом костей, обводил его взглядом, будто пытаясь найти в нем что-то. И плакал – Рин видела это. Плечи тихо тряслись, приоткрытый рот кривился, будто он хотел что-то сказать, но не находил слов.

Он пристально смотрел в лицо дома костей.

В лицо женщины.

В лицо его матери.

Бескровными губами он выговорил:

– Мама?

Дом костей вскинул голову. Лунный свет озарил скулы и челюсть.

Мертвая женщина придвинулась ближе, прижалась лбом ко лбу Эллиса. Как будто хотела почувствовать его тепло.

Эллис снова произнес дрогнувшим голосом:

– Мама?

Дом костей заключил его в объятия, прижал к себе. И вдруг сделал то, чего Рин никак не ожидала. То, что не под силу мертвецам.

Он заговорил.

– Эллис… – Голос звучал так же, как у любой женщины, слова сохранились благодаря той же магии, которая удерживала ее здесь. Переполняемым чувствами голосом она повторила: – Мой Эллис…

– Мама…

На этот раз он ни о чем не спрашивал. Отрывисто вскрикнув, Эллис прижал ее к себе, уткнулся лицом туда, где раньше было плечо. Как ребенок, который жаждал отгородиться от мира и помнил лишь одно место, где всегда обретал защиту.

Рин помнила, как сама утыкалась лицом в отцовское плечо, чувствуя его силу, и как сидела на коленях у матери, где ей было уютно и спокойно. Может быть, потому она и начала искать прибежища в лесу, когда ее родителей не стало. Любить кого-то для нее означало потерять этих людей. Не важно, из-за болезни, раны или неумолимого времени.