Готовность номер один - Лев Экономов

И вдруг вижу Германа и Леру. Они тоже танцуют. Склонившись, он что-то нашептывает ей. Она держит руки у него на груди, словно хочет оттолкнуться, кивает головой и улыбается своей нежной дрожащей улыбкой. И тут я вспоминаю, как Бордюжа, придя однажды с аэродрома, отозвал меня в сторону и сказал, что видел Леру с Германом на стадионе.

— Он качал ее на лопинге, а она хохотала как очумелая, — заключил рассказ Сан Саныч.

— Ну и что? — спросил я, стараясь казаться равнодушным. А у самого сердце разрывалось.

— Ничего, — ответил он. — Тебе ничего, а ему все. Арифметика несложная.

— А тебе-то, собственно, какое дело?

— Думаешь, не вижу, дорогуша, как маешься? Я бы не в жизнь не разрешил куражиться над собой, если кто-то мою эдак-то. — И Бордюжа сжал пудовый кулак.

Глядя, как тихо и медленно, будто во сне, переступает с ноги на ногу со своей партнершей Мотыль, уткнув нос в ее шалашиком начесанные волосы, точно нюхает их, я ускоряю темп, перехожу с медленного танца на быстрый. Но они даже не замечают этого, увлеченные разговором, только начинают переступать с ноги на ногу через такт, через два такта. Вот они поравнялись со сценой, и Мотыль машет мне рукой. Это уж верх нахальства, явная насмешка надо мной.

Я прекращаю игру. Кавалеры ведут дам на места. А я встаю и ухожу со сцены.

— Что с тобой, маэстро? — спрашивает меня за кулисами Шмырин. Он помогал доктору Саникидзе вести концерт.

— Голова что-то разболелась, — отвечаю я, — хочу проветриться…

Долго брожу по улице в унылом одиночестве, сам не зная для чего, безо всяких мыслей в голове. Возвращаться обратно не хочется.

Лекарство для Олежки

И на этот раз Веллы не оказалось в числе девушек, приехавших в гости к воинам. Это сильно расстроило Стахова, хотя до приезда гостей он думал о ней, как о человеке, с которым вряд ли ему еще удастся встретиться. К этому у него были основания: после злополучного разговора с ней в цехе фабрики он несколько раз пытался увидеть ее, но никогда не заставал дома.

— Занимается Беллочка, — говорил обычно Стахову ее отец, даже не приглашая его в комнату. Старик, видно, и в самом деле не любил старшего лейтенанта.

И все-таки Стахову вдруг захотелось во что бы то ни стало увидеть Беллу. И увидеть немедленно. Как только кончилась торжественная часть вечера, он вышел из клуба и отправился к автобусной остановке, которая находилась сразу же за контрольно-пропускным пунктом. Через полчаса Юрий был уже в городе. Оказавшись на знакомой улице, он почувствовал, как забилось сердце.

На его стук — звонок был испорчен — и на этот раз открыл отец Беллы. Его светлые, как вода, глаза, обрамленные красными веками, глядели сумрачно. В них даже не было не только любопытства, но и вопроса. Они просто ждали, что скажет Стахов.

Он спросил Беллу.

— Ушла. В аптеку. — В его пресекающемся голосе слышалась тревога. — У Олежки — сорок.

— Что сорок?

— Температура. Сорок градусов. Требуется гамма-глобулин.

— Что это такое? — спросил Стахов.

— Стимулятор. Повышает сопротивляемость организма.

— Так, понятно. И давно ушла?

— Порядочно. Это редкое лекарство.

— Аптека далеко?

Старик взял подвернувшийся под руку листок с колонками каких-то цифр и стал медленно чертить на обратной его стороне схему, как пройти к аптеке. Это оказалось совсем рядом. Юрий поблагодарил и ушел, сжимая в руках бумажку с кривыми, дрожащими линиями. «У Олежки сорок». Смысл этой фразы наконец дошел до Стахова.

Юрий всего один раз видел Олежку. Да и то мельком. Это произошло, когда Стахов пришел к Белле, чтобы помириться с ней. Дверь ему открыл смуглолицый мальчуган лет шести с огромными, как у матери, светло-синими глазами. И еще Юрию запомнились курчавые, как у барашка, волосы ребенка. Таких детей обычно рисовали раньше на поздравительных открытках.

— Вы летчик? — бойко спросил мальчуган.

— Да, летчик, — сказал Стахов и подал ему руку.

— Мой папа тоже летчик. Он на Севере. Если вы полетите туда, скажите, чтобы он привез мне белого медвежонка.

Но тут вышел отец Беллы и, взяв внука за руку, выпроводил его из прихожей.

Беллы не было дома.

«Приятно все-таки иметь такого карапуза, — подумал после этого Юрий, спускаясь по лестнице. — И как было бы хорошо, если бы я женился на Белле». Он и позже возвращался к этой мысли. И всякий раз это растравляло душевную рану Стахова, приводило его в состояние уныния.

И вот этот самый Олежка заболел. Ему нужен был гамма-глобулин. Редкое лекарство. Стахов решил во что бы то ни стало помочь Олежке. Это решение еще больше окрепло в нем, когда он пришел в ту аптеку, где надеялся встретиться с Беллой, а там ему сказали, что гамма-глобулина нет.

Для небольшого города семь аптек, видимо, было достаточно, а вот для Стахова, который уходил из них с пустыми руками, их оказалось предательски мало. За два часа он побывал во всех. Ему попадались молодые и старые провизоры. С иными из них он разговаривал почтительно, как и подобает с людьми преклонного возраста, с иными шутливо, не скупился на комплименты, с иными строго официально, а в двух аптеках даже повысил голос.

И все напрасно. Не помогли ни золотая «капуста» на фуражке с околышем небесного цвета, ни птички, ни звездочки на погонах с голубыми кантами, что, как ему всегда казалось, должно бы оказывать магическое действие на людей «приземленных» профессий, ни улыбка, ни комплименты. Гамма-глобулин по-прежнему покоился где-то в больших белых холодильниках аптек вместе с другими редкими лекарствами.

А между тем в одном из домов этого города, может, даже в бреду метался на своей кроватке беспомощный Олежка. И от него не отходил забывший о сне дед с опустошенными жизнью глазами. Стахов думал, что можно предпринять еще, перебрал в памяти знакомых, которые жили в этом городе и могли бы помочь. Таких знакомых не оказалось.

Оставалось одно — ехать в военный городок, где, конечно, он наверняка бы достал этот самый гамма-глобулин. Правда, за лекарством пришлось бы обращаться к Саникидзе, а встречаться с ним Юрию было стыдно. Ведь старший лейтенант так и не извинился перед доктором за свою грубость. Разумеется, Стахов сделает это сейчас, хотя теперь его извинение будет выглядеть как бы прелюдией к просьбе, с которой нужно обратиться к доктору. Но другого выхода он не видел.

На полдороге к стоянке такси его догнал ехавший на мотороллере майор Жеребов. Притормозил у обочины тротуара, расставив ноги. Он совсем недавно выиграл этот мотороллер по денежно-вещевой лотерее, купив как-то сразу сто билетов.

— Садись, сокол.

Старший лейтенант забрался на второе сиденье.

— Вот срочно отвозил жену на станцию. К матушке поехала. Занемогла старушка, вызвала телеграммой дочку, — сказал Жеребов. — А ты чего мотаешься по городу? И такой хмурый? Это очень плохо.

Стахов был благодарен майору за то, что тот, как это ни странно, относился к одним из немногих, кто не досаждал ему разговорами о преднамеренной остановке двигателя в полете, не лез, как некоторые, с дурацкими вопросами относительно его чувств во время полета по параболе невесомости. В такие минуты Стахов казался себе оплеванным. Впрочем, все это уже давно быльем поросло.

— Сынишка Беллы сильно болен, — сказал Стахов, — температура сорок. Вот искал гамма-глобулин.

— Это за которой наш Мешков ухаживал? Жалко, что у них ничего не получилось. Очень жалко. Ну, а гамма-глобулин нашел?

— Черта лысого.

Жеребов резко затормозил и опять расставил ноги, чтобы мотороллер не упал:

— Почему?

— Не дают.

Он вдруг снова включил сцепление и стал разворачиваться.

— Сейчас найдем.

— Где?

— В аптеке, конечно.

— Я обошел все.

— Найдем в первой же. Железно.

Когда они остановились у аптеки, Стахов не стал входить туда, его вторичное появление могло помешать Жеребову.

И майор действительно нашел в аптеке так необходимый Олежке гамма-глобулин. Как он сумел уломать провизоров, это осталось для Стахова загадкой. Они сели на мотороллер и помчались к дому Беллы. Стахов предложил Жеребову зайти вместе с ним, но замполит отказался.

— Поеду в часть. Надо успеть к концу праздника.

Стахов поднялся на второй этаж и постучал. На этот раз открыла Белла.

Как долго он не видел ее! Прошла зима. Потом наступила весна, и он уехал в отпуск, в горы, где пробыл около двух месяцев. И уже лето было в разгаре.

Белла опустила глаза, и Юрий сначала увидел только синие тени под ними. Впрочем, она тут же взмахнула своими пушистыми ресницами и посмотрела ему в лицо. Как же знаком был этот ее взгляд! Сейчас в нем таилась смертельная усталость.

— Я принес лекарство, — сказал Стахов, протягивая коробку с ампулой.