Готовность номер один - Лев Экономов

— Я принес лекарство, — сказал Стахов, протягивая коробку с ампулой.

Ее лицо дрогнуло. Она прижала руки к груди и вроде не знала, брать или не брать лекарство. И в эту минуту в дверях комнаты появился Мешков.

Неожиданная встреча буквально ошеломила Стахова. Правая рука его бессознательно отдала честь, а левая повисла плетью. Мешков улыбнулся своей детски-простодушной улыбкой.

«Почему он здесь? — подумал Стахов. — И в такую минуту. Это не было похоже на случайность».

Белла предложила Стахову пройти в комнату.

— Присядьте, — сказала она ему, — а лекарство нам уже достал Петя. Сыну сделали укол, и теперь он заснул.

— Петя, подай, пожалуйста, стул, — попросила она Мешкова.

— К сожалению, я очень тороплюсь, — с усилием выдавил из себя Стахов. И собственный голос ему показался каким-то деревянным. — Да, очень.

Разве мог он теперь обидеть Петра, который здесь свой человек. Стахов был уверен, что Мешков ни на минуту не поколеблется взять на себя ответственность за жизнь этих двух существ. И не пожалеет ни сил, ни времени на то, чтобы ей и сыну ее всегда было хорошо.

На лицо Беллы легла тень. Она приоткрыла рот, точно хотела что-то сказать, но посмотрела на Мешкова и не сказала, только как-то со свистом, точно боясь обжечься, вдохнула в себя воздух.

Еще никогда так пристально Стахов не следил за выражением ее лица. Как бы ему сейчас хотелось разобраться в собственном впечатлении. Стахов положил гамма-глобулин на комод, на котором когда-то лежала его фуражка всю ночь.

Рука старшего лейтенанта снова отдала честь, а ноги двинулись с места. Они словно и не принадлежали ему. Очутившись на лестнице, он остановился. Ему хотелось вернуться и еще раз посмотреть на Беллу.

Однажды вечером

Некоторое время Стахов шел по улице, не помня себя. Каким-то образом он оказался у ресторана. Сюда они иногда приходили с Беллой, чтобы послушать музыку и потанцевать. У них даже был любимый столик возле развесистой пальмы. «Вот то, что мне сейчас нужно», — подумал он»

Вошел в залитый электричеством зал и стал искать свободное место. Взгляд его остановился на столике, за которым сидели только два человека. Стахов подошел поближе и узнал их. Это были Полстянкин и Зина.

Тотчас же припомнилась встреча с ней возле кинотеатра, проводы и бегство… Тогда Юрий чуть было не поплыл по мутной волне. Но и убежав от Зины, он не испытывал удовлетворения. Ему казалось, будто он предал человека в трудную минуту. Ее поведение представлялось ему неестественным, вызывало чувство тревоги. Это чувство не заглохло в нем ни на второй, ни на третий день. Стахов понял, что девушка оказалась на распутье. Ей нужно было бы указать дорогу. Но как это сделать, он не знал. Попробовал однажды заговорить о ней с доктором Саникидзе.

— Это верно, что в самодеятельности не нашлось роли для Зины Кругловой?

— А в чем дело?

— Обижалась на вас.

— Вот оно что. Понимаешь, дорогой, одно время она льнула к Мотылю. А он парень легкомысленный. Не хотелось, чтобы обижал Зину. Ее Тузов любит. Это как раз тот случай, когда, казалось, старшине нужно было помочь. И ей тоже.

«Как видно, не больно-то помог, — подумал Стахов, — иначе она бы сейчас не сидела в обществе лысеющего человека в красивых очках. Впрочем, это примитивно — лечить все беды самодеятельностью. В данном случае нужно что-то другое. Но что?»

Она была в блестящей силоновой кофте, с открытыми плечами, в кожаной юбке и черных ажурных чулках. На красивой головке возвышалась вавилонская башня.

Юрий подумал, что здесь нужно действовать решительно. Вплотную приблизился к столику и, глядя в переносицу Полстянкину, сказал, сжимая кулаки:

— Уходите сию же минуту, иначе нам придется перенести разговор в другую плоскость. — Что это должно было обозначать, Стахов и сам не мог бы сказать, но ему казалось, что такие слова должны оказать воздействие. И он, кажется, не ошибся.

Полстянкин встал, испуганно застегивая модный пиджак без ворота.

— В чем дело? Мы только что приехали из вашего городка. Выступали с концертом перед воинами. Устали, разумеется, и вот решили подкрепиться, — начал завклубом. — В этом есть что-нибудь предосудительное?

Голос у Полстянкина слегка дрожал, и Стахов понял, что заведующий клубом встревожен, хотя и пытается скрыть это. «Может быть, у него есть семья, — подумал Стахов, — и теперь он просто боится, что выведу его на чистую воду».

— Вы все-таки хотите, чтобы я перенес разговор в другую плоскость, — ухватился Стахов за формулировку, которая оказалась вроде бы действенной. — Это можно сделать.

— Я ничего не хочу. Только мне кажется странным ваше поведение, — сказал Полстянкин.

На лице Зины, которое залилось краской, были смятение и тревога. Она тоже попыталась встать, но Стахов так сжал ей запястье, что девушка невольно опустилась на место. Теперь Зина смотрела на Юрия с вызовом и злобой. На виске билась синяя жилка.

— Я противник всяческих скандалов, — сказал Полстянкин, доставая бумажник. — И только поэтому не хочу больше оставаться здесь. — Он с достоинством положил несколько трешек под фужер с недопитым пивом и, выразительно посмотрев на Зину, ушел.

Стахову вдруг стало жалко этого изо всех сил молодящегося человека, которого он лишил даже иллюзий. Имел ли он на это право?

Когда они остались вдвоем, Юрий сказал Зине все так же строго:

— Ну, а теперь рассказывай, что стряслось.

Зина молчала, сцепив у подбородка пальцы, нервно покусывала накрашенные губы. В зеленоватых глазах с жирными черными стрелками стояли слезы. Это было так неожиданно для Стахова, знавшего Зину всегда непринужденной, беспечной и улыбчивой.

Стахов попросил официанта принести воды.

— Пожалуйста, побыстрее.

Зина пила воду нервными глотками, держа фужер в обеих руках, как это делают дети. Стахову захотелось приласкать Зину, защитить. Он осторожно положил ей руку на запястье.

— Успокойся, Зи-Зи, прошу тебя.

Она зашмыгала носом, вскочила со стула и, натыкаясь на столики, за которыми сидели посетители, побежала к выходу… Стахов догнал ее в скверике. Она опустилась на лавку и, спрятав лицо в ладони, разрыдалась. Юрий достал папиросы. Сел рядом. Когда она утихла, протянул платок:

— На вот, сотри косметику, расплылась, как нефть по реке.

Зина начала вытирать лицо.

— Ты злишься на меня за тот вечер, — сказал Стахов. — Но я не мог иначе. Пойми. Потом мы оба жалели бы…

— Я знаю. Вы все думаете обо мне бог знает что, — сказала Зина. — Видно, так мне и надо, дуре такой.

Стахов бросил окурок в кусты, достал новую папиросу. Никогда он так еще не волновался.

— Дело не в этом, — сказал он и замолчал, потому что не знал, что говорить дальше.

Некоторое время они сидели так, а потом Стахов спросил:

— Ты чего с этим волокитой пришла?

— Он же тебе объяснил.

— Так я и поверил!

— А он очень симпатичный дядечка. Очень обходительный. Не чета некоторым…

— Все мы обходительные, когда нам что-нибудь нужно.

— Неужели ты думаешь, что я… — Зина снова зашмыгала носом. — Никто мне не верит. Ну решительно никто. Ну и отстаньте от меня. Все отстаньте.

— Ладно, не будем об этом. — Юрий снова положил свою руку на запястье девушки. — Ты, слава богу, давно достигла того возраста, когда человек сам распоряжается своей судьбой.

— Вот именно.

— Мне просто хотелось помочь тебе, — сказал Стахов. Зина наклонила голову.

— Ты не можешь мне помочь. Да это и не нужно. Понятно?

— Ничего, Зи-Зи. Успокойся: любовь, говорят, не картошка, ее не выроешь за один прием. Верно?

Зина усмехнулась, внимательно посмотрела на Стахова.

— Когда я была школьницей, записывала в тетрадку всякие мудрые мысли из книг, которые читала, — сказала она через минуту. — Помню, там и такие были слова: «…сходственное несчастье, как и взаимное счастье, настраивает души на один лад». Кажется, это Бальзак.

Стахов насторожился. Как она верно поняла его состояние, хотя ей вроде бы сейчас и не до него! Сама расстроена горем. И боясь, что она заговорит о нем, спросил:

— Когда это было?

— Лет десять тому назад. Счастливая была пора…

В тот вечер Стахов узнал от девушки нехитрую и довольно стандартную историю ее жизни.

Родители Зины разошлись, когда ей было десять лет. Жила с бабушкой, работавшей билетершей в кинотеатре, часто ходила в кино и сама решила стать киноактрисой. После окончания десятилетки подала документы в институт театра, музыки и кинематографии. Однако не прошла по конкурсу и уехала с подружкой в Таллин. Работала в порту учетчицей.

Потом бабушка умерла, и Зина вернулась домой. Не хотелось терять жилплощадь. Пришлось временно устроиться в летную столовую официанткой. В военном городке она познакомилась с одним военным. Зина не назвала Стахову его имени, но тот и так знал, что это был Мотыль.