На путях преисподней - Энгус Уэллс

— Бедные робкие создания, — проговорил он. — Идем дальше.

Уинетт уже была готова засыпать гостеприимного хозяина вопросами, но что-то в манерах Эйрика останавливало ее. Он так жаждал познакомить ее с окрестностями своего дворца — трудно было назвать это строение иначе, — так охвачен воодушевлением, что расспросы казались чем-то неуместным. Сегодняшних впечатлений было достаточно, чтобы голова пошла кругом. Уинетт предпочла хранить молчание. Тем временем Эйрик распахнул перед ней дверь — похоже, это была цельная плита зеленоватого мрамора — и провел гостью в зал. Стены перед ними и по бокам прорезали высокие стрельчатые окна с разноцветными стеклами, отчего сам воздух переливался всеми цветами радуги. Пол, как и дверь, представлял собой мраморную плиту. В центре располагался открытый очаг. Труба, висящая над ним на тонких серебряных цепях, сужалась воронкой, уходила в затененный свод потолка и исчезала в перекрестье балок из темного дерева. По всему залу были беспорядочно расставлены мозаичные столики, каждый окружали по три позолоченных кресла с высокими спинками. Уинетт задумчиво посмотрела на окна.

— Так не бывает, — тихо произнесла она.

— И тем не менее, — отозвался Эйрик. — Здесь возможно все.

Уинетт с трудом отвела взгляд от сверкающего великолепия и вгляделась в лицо своего спутника. На языке вновь вертелись вопросы, но Эйрик улыбнулся и снова повел ее за собой. Разноцветные пятна плясали на его лице и одежде, и казалось, что радуга обрела плоть и человеческий облик. Уинетт почувствовала головокружение. Ей показалось, что пол уходит из-под ног, и она плывет в переливающемся воздухе. Она невольно сжала руку Эйрика, такую сильную и надежную, чтобы радужный водоворот не унес ее неизвестно куда. Под тонкой тканью рубахи налились упругие мышцы, Эйрик спокойно шагал вперед, как ни в чем не бывало. Наконец перед ними распахнулась дверь — и Уинетт вздохнула с облегчением. Это помещение, кажется, выглядело попроще. Эйрик остановился. Сначала Уинетт подумала, что он дает ей возможность придти в себя и осмотреться, но вдруг заметила, что он дышит тяжело, словно человек, долго пробывший под водой. От неожиданности она споткнулась.

— Прости, — в его голосе снова была неподдельная забота, сильная рука легко обвила ее стан. — Я все время забываю, что в этом зале может закружиться голова.

Уинетт сжала его руку, приказывая себе успокоиться. Она вдруг осознала, что стоит, прижавшись к Эйрику, а он крепко обнимает ее. Почувствовав, что земля уже не уходит из-под ног, она выпрямилась, и рука Эйрика соскользнула с ее плеча.

— Ну как, — спросил он, — здесь тебе больше нравится?

Уинетт кивнула. Этот зал был меньше, пол покрывали голубые изразцы, стены безупречно выбелены, перед простым очагом стояла длинная скамейка. Посередине комнаты — дубовый стол, не украшенный ни резьбой, ни инкрустацией, вокруг него двенадцать высоких стульев. Так могла выглядеть трапезная в какой-нибудь удаленной крепости или сельской гостинице. Впечатление усиливали грубоватые скамьи вдоль стен и окна с деревянным переплетом. Окна… Они опять располагались по трем стенам. Это было невозможно. А Эйрик уже вел ее к следующей двери — как заметила Уинетт, из цельной дубовой доски.

Теперь ее взору предстало просторное помещение, похожее на пещеру в базальтовой скале. Гладкий иссиня-черный пол выгибался к стенам. Здесь окон не было. Лишь канделябры из тусклого золота длинными рядами протянулись вдоль стен. В каждом горела толстая желтая свеча. Яркое пламя отражалось от камня, покрывая его пятнами ржавого света. Потолка не было видно — черные стены уходили в темноту. Уинетт неожиданно поняла, что лестница, по которой она спускалась в сад, не достигла бы свода этой рукотворной пещеры. Залы, которые только что показывал ей Эйрик, были не столь высоки, но комната, в которой она проснулась, должна была располагаться куда выше над землей. Разум не находил этому объяснения. Казалось, здесь не действуют ни законы природы, ни законы перспективы. От всех этих загадок у нее опять закружилась голова.

Прикосновение руки Эйрика к ее локтю вывело молодую женщину из оцепенения. Уинетт позволила спутнику провести себя в загадочное помещение. Оно напоминало святилище и было пустым. Лишь в глубине громоздилось огромное кресло… нет, скорее трон, к которому вели три широкие ступени. Ни щелей, ни трещин — трон и возвышение, на котором он стоял, казались вырубленными из монолитной скалы и представляли собой единое целое с полом и стенами. Высокая спинка, мощные подлокотники…

Уинетт не могла себе представить, для какого создания могло предназначаться это сооружение. Однако, в отличие от пола и стен, трон словно поглощал весь свет, падающий на него. Он казался глыбой тьмы. Перед троном Эйрик задержался, как будто ожидал вопроса, но Уинетт ничего не сказала. Она догадывалась, что в другом конце зала должна быть дверь, но заметила ее лишь тогда, когда Эйрик распахнул ее.

В глаза брызнуло солнце. Прямо за порогом ярко зеленел луг. Странно, но ни один лучик света не проник в каменный зал. Эйрик с поклоном пропустил Уинетт вперед. Оказавшись на воздухе, она вздохнула с облегчением. Мир вокруг снова стал привычным и понятным. Трава упруго приминалась под ногами. Солнечные лучи приятно ласкали кожу, свежий ветерок играл волосами. Ропот ручейка вторил птичьим трелям. Вдохнув аромат цветущих яблонь, Уинетт подняла глаза на небо. Там в сияющей лазури вдоль всего горизонта громоздились величавые холмы кучевых облаков.

— Прогуляемся? — предложил Эйрик. — Я знаю: стоит чуть подольше задержаться в этом зале — и становится страшно.

— Конечно, — ответила Уинетт. Она была вполне согласна и с мнением Эйрика, и с его предложением.

— Понемногу привыкнешь, — Эйрик тепло улыбнулся, но, заметив ее смущение, торопливо добавил: — Пока не придет Кедрин.

— А ты? — спросила Уинетт. Теперь, когда окружающая действительность не заставляла ломать голову над неразрешимыми загадками, она почувствовала себя увереннее.

— О, у меня была бездна времени, чтобы привыкнуть, — беззаботно проговорил он и снова предложил ей руку.

Уинетт сделала вид, что не заметила этого жеста. Похоже, Эйрик не обиделся — или не подал виду. По-прежнему широко улыбаясь, он направился к ручью.

— Как давно ты здесь? — спросила она.

— Не помню, — он пожал плечами. — Иногда мне кажется, что я всегда жил здесь. Время в этом мире ничего не значит… впрочем, как и пространство — думаю, ты уже в этом убедилась.

Уинетт кивнула, вспомнив странности здешней архитектуры.