Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

Когда Васка навещал Фыля в его кавалерийском училище (очень даже недурном, имени самого Фехелеша Второго!) жалоб не было. Впрочем, если Кира права, то Васка узнает причины через каких-то три недели.

Интересно, как там Ковь? Наверное, очень занята учебой, потому и не пишет.

Васка пришпорил Шалого.

Он уже три месяца не был в столице и соскучился зверски: все-таки одиночество в замке действует одуряюще. Иногда Васка даже понимал Ложку, который закуклился в этом одиночестве, ничего не желая делать.

Это был такой уютный и простой выход.

Все лучше, чем разбирать, чем там Герек Выхаю насолил и как именно старый лис провернул подставу…

Лучше бы он остался в замке. Раздумывал бы, чем там Герек перед Выхаем провинился, от девок отмахивался и горя не знал.

А в столичном доме творилось что-то крайне непонятное.

Взять хотя бы удивительный, потрясающий факт: в доме двое взрослых людей и одна адекватная русалка, они давно друг с другом знакомы, взрослые люди даже состоят в браке… и никто ни с кем не разговаривает! Кроме, конечно, Эхи, которая выучила слово «паня» и в младенческом восторге делится ими со всеми подряд.

Три недели.

С тех пор, как лед тронулся, видимо.

А узнал об этом потрясающем факте Васка из первых рук.

Пришел он в дом, снял сапоги — а его никто не встречает. Он, недолго думая:

— Кит, встречай, брат приехал! — Пытаясь перекричать радостные визги Эхи, доносившиеся со второго этажа.

В глубине дома что-то громко грохнулось и разбилось. А потом воцарилась тишина, даже Эха замолчала.

Васка уже слышал подобную тишину. На кладбище. Когда отца Выхая хоронили, Выхай из вежливости владетеля позвал, а тот взял и пришел.

Потом-то привыкли, но тогда застыли с открытыми ртами, никто не ожидал, что сэр Васкилерох посетит деревенское кладбище. Что хоть один Диерлих вообще на кладбищенскую землю ступит: у владетелей был собственный склеп, который возвышался криво прилепленным к заднему крылу замка черным горбом.

И вот минуты две стояла эта огромная, онемевшая от изумления толпа. И только вороны каркали себе насмешливо, взрезая тишину хлопаньем крыльев: им что владетель, что отец старосты — и тех, и тех однажды клевать будут.

Вот и тут тишина — и звуки города на грани слышимости: где-то стучит колесами по мостовой повозка, ржет лошадь, ругается с кем-то извозчик…

Не ждали.

Васка даже ощутил укол совести. Стоило отправить вперед себя письмо, наверное. Ну да что поделаешь, задним умом все крепки.

Ложка вышел минуты через две, когда Васка уже третий раз перевесил куртку с крючка на крючок. Почему-то страшно было войти вглубь дома, куда его не звали, где, возможно, давно уже не ждут…

И тут вынырнул Ложка. Отобрал у брата куртку, набросил на первый попавшийся крючок небрежно, бросил испепеляющий взгляд на припозднившуюся служанку. Та побледнела и задрожала, как лист на ветру.

Ложка поднял было руки, чтобы что-то сказать, но Васка перебил, увлекая брата за плечо вглубь дома:

— Что это с твоей рукой? Порезался, когда с ножичком игрался? — А сам обернулся и служанке подмигнул.

В этом доме он будет добрым братом.

«Ковь отличилась».

— Ожог? Это ж как тебя угораздило?

«Не знаю. Она со мной не разговаривает, а с первого раза я не понял», — поморщился Ложка, — «Наверное, проблема в том, что я бездушный сухарь».

— Не совсем! — Вклинилась в беседу Кирочка.

— Паня! — Сообщила Эха с ее рук и потянулась к Ложке. — Паня-ня, Паня-а-а!

Тот шарахнулся к стене. Потом нервно одернул рукава.

— Привет-привет-привет! — Разулыбалась Кирочка и ткнула Эхой в живот спешащей за ними служанке, — Забери! Паню мы напугали, теперь ей и спатеньки пора, — и, наблюдая как та поспешно поднимается по лестнице, удерживая брыкающуюся недовольную Эху, добавила, как будто бы в воздух, — и не вздумай ее увольнять! Это последняя, между прочим: где мы еще такое дешевое чудо найдем, а?

«Я несколько сократил штат…» — начал было объяснять Ложка.

— Да вы всех поувольняли к Ха! — Перебила Кирочка. — Сколько можно?! А знаешь, почему, а, паня?

«А тебя я не слушаю». — Раздраженно всплеснул руками Ложка, — «Ты натравила на меня чужого ребенка, тебе не кажется, что это… слишком даже для обделенной благословением Солнца бездушной речной твари?»

— Спокойно. — Вмешался Васка. — Кит, я бы хотел обсудить ситуацию с мельницей…

«Нет денег на мельницу», — тут же откликнулся Ложка, — «Денег вообще нет».

— Панюу-у-у-у-у-у! — Раскатисто заревели сверху.

У Ложки дернулся глаз. Он буквально втолкнул Васку в кабинет, захлопнув дверь у Кирочки перед носом. Та с досады пнула ее… наверное, ногой, но рваться внутрь не стала.

Ложка тяжело рухнул на стул, оперся на стол локтями, уронил голову на руки, занавесив лицо неровными прядями, выбившимися из когда-то аккуратной косы. Потом, будто что-то вспомнил, вяло открыл ящик стола и пихнул в Васкину сторону письмо: то лихо проскользнуло по лакированной столешнице, и Васка едва успел подхватить его у края.

«Сим уведомляем вас, что Фылек, воспитанник рода Диерлих…»

— Все-таки она оказалась права… — Протянул Васка. — и давно?

«Кто? Эта речная тварь? Ей не иначе как Ха на ухо шепчет, Солнце-свидетель, она и меня предупреждала недавно, что придет», — Ложка скривился, — «и ведь все, как сказала, письмо пришло ко мне три дня назад, но мальчишку я пока не видел. Думаю, он прибудет позже письма», — он грустно усмехнулся, — «он же не почтовая лошадь».

— Он мог ее одолжить, — пожал плечами Васка. — Лошадь, я имею в виду. К тому же письмо Киры с подобным предупреждением ко мне пришло три недели назад, как и твое. Тогда же я и выехал. Это немалое время, а до Столицы им ближе. Они могли сначала написать мне, ведь именно я опекун, не получить ответа и продублировать тебе.

Васка подвинул стул и себе, устроился поудобнее, откинувшись на спинку.

— Мальчишки иногда сбегают, это нормально. Возможно, была драка. Или его травят из-за внешности. Когда я его навещал, он ничего…

«Давай хотя бы это останется твоей проблемой», — перебил Ложка.

— Если мы о проблемах, то я больше беспокоюсь о мельнице. Она нам необходима, Кит. Сейчас наши крестьяне перемалывают зерно в Речном, а оно принадлежит Дишенлихам, и…

«У нас нет денег на строительство!»

— Если у нас нет денег на строительство, то скоро не найдется и денег на жизнь. Я посчитал: у нас остаются деньги от аренды этого дома…

«Пришлось платить солидную неустойку, мы слишком торопились с въездом…»

— Это я тоже учел. Плюс доход с владений. Если мы не увеличиваем доход с владений, а для этого, подчеркиваю, необходима мельница, то деньги кончаются через два года, к тому же не стоит забывать, скоро нам снова придется выплачивать повышенный налог, и…

Ложка сверкнул глазами из-под челки. Откуда у него челка? Никогда же не было… а тут будто ножом кромсали, лишь бы откромсать. Ковь удачно опалила?

«У нас едва хватит денег оплатить Кови следующий семестр в Школе. Когда мы составляли смету, мы не учли то, что Ковь горит и все вокруг нее — тоже. Показать, сколько ушло денег на возмещение ущерба?»

Васка пожал плечами.

— Все не может быть настолько плохо. Уверен, она старалась себя сдерживать…

«Факт остается фактом. Несмотря на то, что она учится второй год, самоконтроль ей не дается. Я не понимаю, вроде бы взрослая женщина, не девочка; другие уже давно справились; как будто она просто назло не хочет его изучать.»

— О. — Сказал Васка, поняв, наконец, как Ложка ухитрился схлопотать повязку на ладонь и челку, — Надеюсь, ты ей этого вслух не говорил?

«Почему я не должен был?»

— Потому что, я уверен, она старается изо всех сил? — Предположил Васка. — Потому что я бы тоже не сумел освоить самоконтроль, регулярно выслушивая такое от любимого человека. Насколько я понимаю, она именно горит? Ты не думал, что в этом может быть отличие наследственной силы от приобретенной, например?

«Ты вечно ее выгораживаешь, ты носишься с ней, как с хрустальной рюмкой, находишь хрупкость души там, где ее нет и никогда не было», — Ложка выпрямился, — «и мальчишку своего тоже, думаешь, я не знаю, как все будет? Не нужно шепота Ха, чтобы знать. Он приедет на чужой лошади, за которую нам еще придется платить штраф. Ты его мягко пожуришь, а потом накормишь, отмоешь и на следующий же день сделаешь вид, что все забыл. Потом, когда окажется, что он не хочет возвращаться, потому как слишком слаб и не может вытерпеть элементарной дисциплины, ты вновь выкинешь деньги, которых у нас нет, на ветер и пристроишь его в какое-нибудь другое место, в котором с нас стребуют втрое больше, опасаясь, что он повторит свой побег, а он повторит, потому что ничего от перемены места не изменится. Нового глаза не отрастет, и никакой цыган не перекрасит его под породистого Диерлиха. И в следующем заведении придется платить вдевятеро больше», — Ложка покачал головой, — «Мальчишек нужно воспитывать, а не потакать их минутным слабостям, Ковь… тоже. Ты слишком мягок с ними, брат».