Васка да Ковь (СИ) - Аноним Эйта

«А что поделать, если Кира — взрослее тебя?» — Скривился Ложка, — «Она еще ничего не подожгла и никого не обожгла; она делает все, что ей скажут, и она…»

— Знает свое место?!

«Успокойся!» — Вскинул руки в примирительном жесте Ложка, — «Я этого не говорил».

— Я не знаю, чего ты хочешь добиться, позволяя мне рассмотреть дело рук моих со всех ракурсов, но Ха свидетель, это ты сейчас делаешь себе хуже. Иди, под холодную воду сунь, пусть Кира перевяжет, такая послушная. Может, подует, так пройдет! — Ковь скрестила руки на груди. — Я — устала, и я не способна учиться сегодня. И я не хочу тебя видеть. Ты этого не говорил, потому что ты никогда не скажешь мне этого в лицо, а? Это же невежливо, не по этикету. Если плюнешь, так за спиной, зато смачно. — Какая-то часть Кови с ужасом слушала ее собственные слова, не в силах остановить истерику, — Все вы такие, как в морду плюнуть, так стыд-то и просыпается…

Она даже сбилась на бабкины слова и бабкин говор. И с ужасом слушала, что именно бабка говорит ее губами.

Она впервые смогла отвести взгляд от его рук и посмотреть в его лицо. Он побледнел, губы вытянулись в тонкую ниточку…

Ложка был в ярости.

«Это — твоя благодарность?»

— Ты сам мне предложил. — Непреклонно сказала Ковь. — Думаешь, я поверю хоть на секундочку, что это ради моего блага?

Отступать было просто некуда.

«Надеялся, что из тебя хоть что-то получится», — Ложка, выпрямившись, смотрел на нее с какой-то недосягаемой высоты, — «Но ты безнадежна». — Он развел руками, — «Ты и вправду так думаешь? Я, по-твоему, настолько…»

— Бездушный сухарь. — Отчеканила Ковь. — и я устала, устала, устала от этого. Кто я тебе — игрушка? Инструмент навроде метательного ножа? Ты вообще хоть раз разговаривал со мной не об учебе, а? Потому что я для тебя пункт в списке, крестьянка А в задаче. Когда-нибудь ты поставишь напротив «обучить крестьянку» вожделенную галочку; сейчас — уходи.

«Уже».

Ложка не стал спорить, хотя Ковь искренне на это надеялась. Она наговорила столько гадкого и несправедливого, и она знала, что наговорила гадостей, но почему-то никак не могла остановиться.

Она так устала чувствовать себя виноватой.

Она так устала не справляться.

Так устала от прогулок в тишине, когда она боялась заговорить, чтобы не ляпнуть глупость, а Ложка смотрел на реку и на диковинки, иногда вежливо спрашивая про день в Школе или погоду, но совершенно не интересуясь ответами!

Ковь показала его спине неприличный жест.

Ушел?

Ну и пошел он… к Ха!

«Пришла весна: тронулись лед, Ковь и Ложка».

Васка улыбнулся. Перечитывать Кирочкино письмо было забавно. Совсем не то, что Ложкино лаконичное: «Денег нет, мельницу не строй». Ни привета, ни прощанья, ни, хотя бы обоснования, куда вдруг делись те деньги, которые были.

Явно не были потрачены на учителей для Кирочки.

Вчера его поймала по пути из дальней деревни русалка и вручила оба письма. Васка подозревал, что у русалок какой-то свой способ обмена сообщениями… да и не только сообщениями. Не даром Кира оказалась у дома Фылека, стоило тому случайно активировать амулет.

И недаром на письме Ложки стояла вчерашняя дата, хотя обычные письма из столицы шли около двух недель.

А ехать и того дольше, хоть Васка и выехал налегке, взяв с собой только дорожную сумку, меч, немного денег и письма, а так же расчеты, которыми планировал доказать брату, что если денег на мельницу не найдется, то они очень быстро перестанут находиться вообще. Загонять Шалого, как загоняли почтовых лошадей, Васка точно не собирался.

Потеряет он не больше трех недель, которые и так были бы потеряны: в замке ждет отмашки толковый парнишка, то ли внук, то ли правнук Выхая. Он знает о русалках, и стоит Васке упросить Кирочку отправить нужное письмо — и строительство начнется, если, конечно, паводок к тому времени спадет и земля чуть подсохнет. Как и планировалось.

Васка поморщился. Не совсем как планировалось: вообще-то изначально отмашки должен был ждать племянник Выхая, Герек, староста Осокинки. Осокинка как раз стояла на хорошем месте около реки, и поставить рядом мельницу, а кого-нибудь из многочисленной Герековой родни — мельником, казалось Васке замечательной идеей… до тех пор, пока Герек не проворовался.

Нет, подворовывали-то все трое. Даже преданный Выхай. Это не было секретом для Васки, а старосты знали, что для Васки это не секрет. Нечто вроде общественного договора: работали они на совесть, за односельчанами следили, беспорядков не допускали, приказы исполняли, налоги платили в срок и за место свое насиженное тряслись, так что сильно не наглели.

Но Герек почему-то решил, что Васка совсем дурак и не в состоянии сверить цифры на двух отчетах. Ну да Васке и не пришлось: отчеты только легли ему на стол, а через час уже прибежал тот самый правнук от Выхая и ткнул в нужные места, чтобы владетель, не дай Отец-Солнце, не пропустил ненароком аль с устатку.

Казалось бы, все просто: Герека с места старосты убрать, прыткого внучонка… как там его? Миткен? Поставить. Да вот не сходилось что-то, никак не сходилось… Не был Герек дураком. И не имел привычки жадничать. Видел Васка его дом: по сравнению с хоромами Выхая так, халупа… Хотя, когда у тебя пятеро не самых красивых дочерей на выданье, понятно, куда утекают деньги. Но, все же…

Да и больно вовремя Выхай за Миткена словечко замолвил, как будто был уверен, что тому и мельница, и Осокинка достанутся, и со всем-то он с женкой справится.

Пахло подставой. Раньше Васка бы и не задумался о том, что крестьяне на такое способны, и уж точно не подумал бы, кому по справедливости мельница должна достаться, назначил бы Миткена, раз уж Выхай за него просит. Но побродив по дорогам, вдоволь наспавшись в самых разных избах и наслушавшийся разных историй про самых разных старост, не почуять знакомого тошнотворного душка не смог.

Кто сказал, что терки за владение мельницей в огромной крестьянской семье должны быть проще, чем интриги аристократов, желающих заполучить какой-нибудь серебряный рудник? Тут могли и отчет подделать, и подменить, и чего только не могли провернуть вдали от хозяйских глаз в расчете на то, что хозяину будет недосуг разбираться!

Поэтому Герека Васка пока отстранять не стал, хоть и имел с ним долгий, тяжелый разговор. Герек, конечно, все отрицал, на цифры в отчетах смотрел со священным ужасом, позвал жену, что бумаги для него переписывала, спрашивал, не она ли напутала. Женщина отнекивалась, но по ее испуганным глазам, по сжатым кулакам Герека Васка понял: быть ей битой. И стало на душе так гадостно… а что поделать? Ну, натравил он Герека на Миткена, может, это его от жениного проступка отвлечет, а Миткена оставил ответственным за дела с мельницей. Пусть следят друг за другом, авось и наследят чего путного.

Долгое было дело, выматывающее. Даже Фалка, ласковая вдовушка из Осокинки на прелести которой Васка возлагал определенные надежды, не сильно-то скрасила разбирательство, слишком уж оказалась навязчива. Так Васка дальше чая да блинов и не решился зайти, понял: такая скорее залетит, чем отпустит.

Фалка была не одна такая, целеустремленная. Стоило уехать Кови с мужем, окрестные бабы объявили охоту на молодого владетеля. Ладно бы старались только служанки и местные деревенские дурочки (глядя на них Васка почему-то вспоминал едкое выказывание Кови: «В каждой деревне есть девушка, влюбленная во владетеля. Иногда — заочно.»), так и родовитые девчонки старше тринадцати из соседних и не очень-то соседних замков подозрительно часто (все чаще и чаще!) попадали в грозу, теряли колеса и бесили лошадей около его замка. Даже обшарпанность Васкиных развалин их не отпугивала: соседи, к великому его сожалению, жили еще беднее.

А уж когда пришла весна… воистину «тронулись льды».

Васка уже боялся, что однажды ему просто не хватит служанок, чтобы сидели всю ночь с молодыми госпожами в комнатах, оберегая их честь. Как-то раз у него в замке встретилось целых три девушки: у одной понесла лошадь, другую на полпути настигла мигрень, а третья на вопрос, как же ее так угораздило, ответить не удосужилась, так, мило похлопала ресничками, покраснела щечками и томно вздохнула. Как хочешь, так и понимай.

Васка мягко посочувствовал ее внезапной лихорадке и не без злорадства предложил провести досуг с двумя другими гостьями.

Кирочка иногда была поразительно метка в суждениях.

Но кое-что Васка не отказался бы выяснить лично. Ну, вот, например, что она подразумевала под фразой «Фыля не бери он дозреет и сбежит не лишай приключаний, вдрук он с них разнеемеет?» было, примерно, понятно (если он, конечно, правильно расшифровал ее каракули). Но с чего она это взяла…

Когда Васка навещал Фыля в его кавалерийском училище (очень даже недурном, имени самого Фехелеша Второго!) жалоб не было. Впрочем, если Кира права, то Васка узнает причины через каких-то три недели.