Тропою волка - Михаил Голденков

— Литвин! Захвачен! Мне же жену, детишек кормить надо!

— Отлично! — взревел Кмитич. — Семьей, значит, предательство прикрываешь! А у тех, кто сражается против захватчиков, кто погибает, значит, семей нет! Им не надо кормить детишек! Мне не надо! Так? Нет, ты есть грязь! Тебе плевать на семью! У тебя и нет ее! Тебе главное за деньги убивать! Получай! — Кмитич с силой ударил его ножом в ногу.

«Лисовчук» взвыл:

— Не на-а-до! Пощади!

— Это чтобы ты долго помнил! Чтобы, когда ходил по ограбленной и проданной тобой земле нашей, рана тебе напоминала твои грехи смертные перед ней! Помни хорунжия По-лишука, убитого вами предательски! — и Кмитич ударил его по второй ноге. Кровь брызнула во все стороны и попала на лицо Кмитича.

Наемник орал и выл. Просил пощады.

— Я с тобой еще мягко обхожусь, — показал ему Кмитич окровавленный нож и обтер лезвие прямо об лицо «лисовчу-ка», — но это тебе памятка обо мне. Никогда больше не вставай на моем пути! Ни ты, ни Лисовский, ни Сапега! Никто!

Кмитич поднялся с воющего наемника, пнул его два раза сапогом, взял его пистолет, оглянулся и скрылся за деревьями. Скоро должны были вернуться два других преследователя. Они и вернулись, спешились, подбежали к своему товарищу, корчащемуся на земле.

— Где он?

— Ушел! В лес! — прокричал раненый. — Он проткнул мне обе ноги!

— Точно! Сущий дьявол! Ну его к черту! Десятерых потеряли на этом гнилом деле! Пусть сам Лисовский за ним гоняется, если такой умный!

Кмитич тенью растворился между деревьев. Он долго шел, пока не вышел к болоту. Рана в спине болела, болело плечо… Полковник прошел еще вперед и остановился, смотря в ту сторону, где из-за желтизны крон деревьев виднелись островерхие крыши чьей-то хаты и двух сараев. К этой веске, или же, скорее, хутору, по болоту петляла небольшая речушка, берега которой заросли молодой ольхой и густым лозовыми кустарником. «Нужно выйти к речке, — подумал Кмитич, — там, наверное, тропинка есть. Должна быть». Кмитич было двинулся по болотной тропинке, как вдруг… был атакован… маленькой белой бабочкой. Мотыль кидался прямо на грудь полковника, словно не разрешая ему двигаться дальше.

— Откуда ты, в середине осени?! — удивился Кмитич. — Никак, отогрелся на солнце?

Он отмахнулся от назойливой бабочки, но та продолжала атаковать человека, словно злясь, что он вошел в ее лесные владения. Кмитич отмахнулся снова. Однако бабочка-белянка продолжала храбро бросаться на Кмитича. «Что за сумасшедший мотыль?» — Кмитич в недоумении остановился. Мотылек еще дважды бросился ему на грудь, а затем отлетел вперед по движению Кмитича и сел около второго мотылька, который лежал на самой тропке, слегка подрагивая крылышками, видимо, умирая, или же сбитый птицей, или же бедняжке не хватало сил, чтобы взлететь на осеннем ветру.

— Никак твоя подружка! — вслух произнес Кмитич, пораженный таким поведением маленькой бабочки. «А ведь этот мотыль предупреждает меня, чтобы я случайно не наступил на его больную подружку!» — смекнул Кмитич и даже на время забыл о собственных ноющих ранах, настолько его поразило такое человеческое поведение бабочки-белянки. «Ведь безмозглая глупая тварь, насекомое, но ведь что-то там разумеет своим примитивным умишком, чтобы проявлять такие человеческие чувства, как забота, самопожертвование и храбрость!» — ошарашенно думал оршанский князь, продолжая смотреть на атаковавшего его мотылька, уже сидящего рядом со вторым. Этот маленький боевой смельчак теперь выглядел заботливой нянькой: бабочка складывала и раскладывала свои белые крылышки, не то сигнализируя Кмитичу, не то развлекая своего погибающего друга или же подругу. «А ведь этот мотылек настоял-таки на своем! — продолжал стоять и сам с собой разговаривать Кмитич. — Остановил-таки меня. А я вот на своем не настоял, как этот отважный мотыль, и потерял Иоанну. Правда, нашел Алесю. Уж и правда, что нет худа без добра. Боже, как резко все изменилось и перевернулось в моей жизни! Еще вчера был мир, а я был холост, и вот уже дважды женат и война кругом!..»

Кмитич обошел двух бабочек по топкой чавкающей траве, обернулся на них еще дважды: отважный мотыль все еще сидел около умирающего товарища. «Нужно сражаться до конца, — думал оршанский полковник, — вон, мотыль не испугался меня, пусть я для него, что гора для человека». Продолжая дивиться отваге и находчивости неразумной божьей твари, Кмитич добрался до речушки, отыскал к своему облегчению тропинку и пошел по ней. Силы постепенно оставляли Кмитича, но полковник приободрился — он скоро достигнет увиденных им хат, там и отдохнет. «В таких местах бекасы водятся. Это наверняка!» — подумал оршанский князь, оглядываясь, как вдруг… с шумом полетел вверх… Его нога оказалась в петле, а сам он головой вниз висел в воздухе, не в силах дотянуться руками до земли.

— Черт! Черт! Черт! — ругался Кмитич, беспомощно размахивая руками, убеждаясь, что до земли не дотянуться. — Попался-таки!

Ну, да ничего. У него в сапоге нож, нужно только достать его и отрезать веревку — раз плюнуть. Кмитич согнулся, потянулся рукой к сапогу… Резкая боль в раненой лопатке пронзила все тело. Кмитич вскрикнул и потерял сознание. Его тело безжизненно повисло вниз головой…

Глава 19 Вампиры

Подписание Виленского соглашения между Москвой и Речью Посполитой против Швеции разозлило не только Кмитича. Окончательно разорвал отношения с Московией возмущенный Богдан Хмельницкий.

— И раньше сомневался, а теперь точно! Вот вам! — гневно кричал русский гетман, с треском разрывая на глазах полковников лист с текстом Переяславской рады. — Дурак был, не слушал собственного же духовенства, — разбрасывал Хмельницкий куски бумаги, — связался с чертом в лице московского царя! «Воевать вместе против ляхов будем!» — передразнил гетман слова царского посла. — И вот что вышло! Целуются уже москали с польским королем! А раз так, то ляхи нынче вновь нами управлять будут! Предали нас вновь! Воры! Упыри!..

Правда, хитрый гетман, умерив свой гнев, отослал царю письмо с совершенно противоположным содержанием, одобряя решение стать королем Польши. Но это лишь в письме. На практике Хмельницкий решительно выступил против любого мира с Яном Казимиром, заключал союз со Швецией и таким образом оказывался в стане лютых врагов и царя, и польского короля. Переписываясь летом и осенью 1656 года с Богуславом Радзивиллом, Хмельницкий по просьбе Слуцкого князя взял под свою опеку одинокий, словно остров в бушующем море, выдержавший не одну осаду оккупантов Слуцк, о чем и оповестил слуцкого команданта Гросса. Также под протекцию гетмана подпали и другие поместья Богуслава: Селец, Венгров, Старое Село. Не раз появлявшийся на горизонте венгерский король Трансильвании (Залесья), или, по-немецки, Семиградья, Дердь Ракоши на этот раз стал куда как более активно готовить союзный договор с Русью Хмельницкого и Карлом Густавом. Шведский же король в новых условиях войны не только с Польшей, но и с Московией был рад новым союзникам. Речь Посполитую, по планам Карла Густава, Богуслава, Хмельницкого и Ракоши, нужно было поделить, сделав вольной всю Русь, а Великую Польшу, Поморье и Гданьск предполагалось отдать Швеции. На Галицию и Мазовию претендовал Ракоши. Для этого в трансильванском городке Раднот решили подписать договор, на основании которого и действовать совместно против Яна Казимира.