Тропою волка - Михаил Голденков

— Тихо, вперед! — приказал Полишуку Кмитич, подняв руку — Остальные — на месте! Постараемся подъехать к ним. Вероятно, это партизаны. Может, они за нами и следили все это время.

Кмитич и хорунжий не спеша, рысью, поехали навстречу трем силуэтам наездников. При этом один из загадочных всадников тут же ретировался, а два других остались на месте. За полторы сотни шагов Кмитич разглядел, что одеты два оставшихся всадника в литвинскую одежду: шапки с пером, плащи, характерно заколотые на груди.

— Кажись, наши, — произнес Полишук. Они подъехали к всадникам. Те стояли и напряженно наблюдали. По виду вроде как шляхтичи. «Может, кто из местной шляхты прячется в лесах?» — подумал Кмитич.

— День добрый, панове! — поздоровался первым Полишук. Кмитич незаметно перенес правую руку на пояс, положив ее на рукоятку пистолета. Поводья держал так, чтобы левой рукой, чуть что, быстро выхватить саблю. Левой он фехтовал не хуже правой. Всадники, два хмурых усатых человека, кивнули в ответ. Один, что постарше, спросил, обращаясь к Полишуку:

— Вы случаем не пан Кмитич?

— Я же говорил, наши! — улыбнулся Полишук, взглянув на Кмитича, а потом вновь повернулся к всаднику:

— Точно, это мы!

Всадники переглянулись. Один, что был постарше, лет эдак сорока, чуть заметно кивнул второму. На все это ушло полсекунды. Второй молниеносно выхватил пистолет и разрядил его прямо в лицо Полишуку. Старший стрелял в Кмитича секундой позже. Все произошло так быстро, что Кмитич не успел выхватить свой пистолет или хотя бы отвернуться от пули, выпущенной ему прямо в лицо…

Но он все еще был жив! Ничего не понимая, Кмитич огляделся. Все стояли, словно замерев. Клубы дыма из пистолетных стволов медленно-медленно клубились, а прямо в лоб оршанскому полковнику летел блестящий шарик со скоростью сонной мухи. «Пуля!» — тут же сообразил Кмитич. Он боковым зрением увидел, что все еще сидит прямо в седле Полишук, а из его головы красными струями тянутся… брызги крови, застывшие в воздухе, как сосульки. «Дедушка Филон!» — только и успел вспомнить Кмитич и наклонился вбок, убирая голову от летящей пули. Однако она была уже так близко, что медленно вошла в край плеча Самуэля. Острая боль обожгла плечо, и тут же все вернулось в прежнее русло: вывалился из седла сраженный наповал Полишук, а Кмитич уже выстрелил в упор в противника. Тот охнул и с дырой во лбу и очумелым выражением лица медленно упал на левую сторону. Второй всадник с побелевшим лицом, видимо, не понимая, как Кмитич остался жив да еще убил его напарника, выхватил саблю. Послышались крики и выстрелы за спиной. Кто-то напал на отряд Кмитича. Но оборачиваться полковник не мог. Он рубанул карабелой убийцу Полищука. Тот отбил удар, выставив свою саблю, тоже карабелу. Теперь уже Кмитич отбивал атаку. Он вовремя вспомнил о втором пистолете, заряженном, выглядывающем своим набалдашником из седельной кобуры. Бах! И враг, сраженный в грудь, вывалился из седла. Сзади послышался топот копыт. Кто-то скакал к ним.

— Хутчей! — слышались крики.

Кмитич стиснул коленями коня, придавая тому ускорение, и бросился вперед, скрываясь от преследования.

— Не тот! — кричали сзади. — Вон тот Кмитич! Держите его! Стреляйте!

Полковник оттянул вниз пятки, перенес вес тела на ноги, словно упирая их коленями в землю. Его конь несся, как ветер. Бах! Бах! Бах! В Кмитича стреляли. Раз пять, не меньше. Одна пуля просвистела возле уха. Еще одна обожгла его чуть выше правой лопатки. Кмитич дернулся, но постарался удержать спину прямо, двигая телом в такт бегу коня, помогая тому скакать на пределе.

«Меня! Меня хотят только! — колотилась мысль в голове. — Кто они? Вроде же свои? Точно не московиты!»

Топот коней преследователей слышался уже не так близко. «Оторвался», — Кмитич оглянулся через плечо. За ним скакали трое. Дорога стала сужаться, превратившись вскоре в тропку среди густого леса, где листва еще не вся облетела. Трое всадников по-прежнему «висели на хвосте». Кмитич, не обращая внимания на боль и прилипшую к спине окровавленную рубаху, придержал коня, вскочил на седло с ногами и с проворством рыси запрыгнул на сук дерева, зацепившись за него обеими руками. Потом подтянулся, залез на толстый сук и скрылся в желто-бурой поредевшей кроне.

Вскоре под ним проскочил один всадник, за ним второй. Все были в черной форме конных стрельцов. Но, судя по их выкрикам, это были литвины. А вот и третий. Его Кмитич и ждал. Он, словно кошка, прыгнул на спину всадника, и оба они, рыча, покатились по влажной земле, разбрасывая опавшие листья и ломая лежащие на земле ветки. Схватка была короткой. Кмитич, тяжело дыша, уже сидел верхом на незнакомце, приставив нож к его горлу. Человек был также одет в черное платье конного московского стрельца. Но это явно был не московит.

— Кто? Кто вас послал? — Кмитич вдавил нож в горло негодяя так, что пошла кровь.

— Не убивай! — прохрипел тот. — я все скажу!

Кмитич слегка ослабил хватку, он тяжело дышал, глаза горели, казалось, еще чуть-чуть — и от его врага полетят клочья.

— Говори! А то сейчас отрежу самое твое сокровенное! А потом!..

— Почекай! Я скажу! Полковник… Ян Лисовский!

Ян Кароль Лисовский… В голове Кмитича блеснула слабой вспышкой информация, что прошлой осенью он уже слышал это имя. Так, Лисовский пошел на соединение с Сапегой под Брест, по дороге грабя все, что можно. Значит, Сапега!

— Это… Это Сапега? Он приказал убить меня? — побагровел Кмитич, вдарив кулаком в скулу «лисовчука».

«И почему я не удивлен?» — пронеслось в голове Кмитича.

— Не ведаю, пане, про Сапегу! Я же говорю, Лисовский! Лисовский пришел и раздал всем денег. Сказал, что Кмитича надо убить. Без свидетелей.

— Зачем?

— Не знаю! Ничего не знаю! Просто он заплатил и сказал! Он следить за вами заставлял, а потом приказал убить.

— Почему? — лицо Кмитича налилось кровью.

— Я… я не знаю! Может, и Сапега заказал, но то мне не ведомо!

— А тебе, значит, на меня накласть? Лишь бы заплатили?

— Нет… я… я… выполнял задание! — тяжело дышал человек. Лет ему было, поди, под тридцать. Смуглое лицо с черными усиками, абсолютно незнакомое.

— Значит, тебе и на войну, и на родину, на все плевать! Тебе бы заплати, так и мать родную продашь?

— Нет… я… не убивай меня! Война же! Не убивай! Ты же обещал! Я же тебе все рассказал, что знал! Я в самом деле не знаю, что именно имеет против тебя Лисовский! Скорее всего, ничего личного. Тут… Может, это московский царь тебя заказал Лисовскому? С царем же сейчас мир! Мне никто не объяснял! Никго!

— Здорово же ты живешь! Ты что, не литвин? Твой дом не захвачен и не разграблен?