Босиком по пеплу. Книга 2 (СИ) - Мейер Лана

— Замолчи! — издав оглушительный вопль, Алисия хватает со столешницы хрустальную шкатулку и швыряет в меня. Она промахивается буквально на пару сантиметров. Я успеваю услышать свист и ощутить дуновение ветра на щеке, вызванного скоростью несущегося мимо моей головы снаряда, прежде чем тот врезается в стену. Удар такой силы, что от шкатулки не остается ничего, кроме россыпи мелких осколков, разлетевшихся по полу сверкающим ковром. Обернувшись, я смотрю на образовавшуюся вмятину в стене, мысленно прикидывая, какие последствия для моей головы имел бы этот выброс ярости со стороны взбесившейся жены. Какого черта она вытворяет? Инстинкт самосохранения у нее есть или полностью атрофирован?

— На ложь так не реагируют, tatlim. Значит, я все-таки прав, и ты была не прочь поскакать еще на одном члене. Блудливая сука,  — шиплю сквозь зубы, и резко поворачиваюсь, наталкиваясь взглядом на собственное свирепое отражение в зеркале.  Алисия успела сбежать на другой конец комнаты, воспользовавшись моим временным замешательством.

— Убирайся, Амиран. Оставь меня в покое! — её голос дрожит, срывается, губы и подбородок трясутся.

— Есть только одно место, где ты почувствуешь себя спокойно, — угрожающе оскалившись, я неумолимо надвигаюсь на нее. — И ты пойдешь туда сама, но сначала прикроешь свое бесстыжее тело, если не хочешь, чтобы я поувольнял всю охрану. Еще раз выйдешь раздетая из комнаты, и я выжгу глаза каждому, кто успеет посмотреть, а тебя высеку ремнем. И не в качестве прелюдии к сексу, а чтобы неделю потом сидеть не могла. Поняла меня? — спрашиваю стальным тоном.

— Только попробуй тронуть меня, и я сама тебя убью, — глухим шепотом обещает вконец ошалевшая Алисия. Я даже замираю от изумления. Не знаю, что она видит сейчас на моем лице, но в её лихорадочно-блестящих глазах читается неприкрытый, откровенный ужас. — Никаких наказаний, Амиран. Я не твоя собственность.

— Моя! — бешенный рык стирает последние краски с её лица. — Моя собственность, и я буду наказывать тебя так, как считаю нужным.

— Не будешь! — тряхнув головой, небрежно смахивает левой рукой слезы и выкидывает вперед правую. В зажатых в пальцах поблескивает канцелярский нож для вскрытия корреспонденции. Когда она успела его прихватить? Оторвав взгляд от короткого острого лезвия, смотрю в потемневшие глаза жены, полные решимости сражаться до конца.

Приехали, блядь. 

— Дай сюда, — приказным тоном требую я, протянув открытую ладонь. Отрицательно качнув головой, Алиса сдвигается в сторону, продолжая угрожать своей «зубочисткой». — Быстро, Алисия, — рычу сквозь зубы, вплотную приближаясь к направленному на меня ножику. Острый конец лезвия задевает кожу чуть ниже соска. Пальцы жены предательски дрожат. Неуловимое движение вперед и заточенный металл оставляет наливающуюся кровью царапину.

‍

— Не надо. Пожалуйста, просто уйди, — отпрянув, всхлипывает напуганная тигрица. Задыхаясь от переизбытка эмоций, она снова перемещается, держась на расстоянии вытянутой руки.

— Хочешь, чтобы ушел, ударь, — подначиваю я, двигаясь следом. — Давай, tatlim. Если считаешь, что права, не сомневайся, — стиснув зубы, она смотрит на меня с полубезумным взглядом.  — А если нет, то отдай мне нож, и мы поговорим.

— Нет, — она недоверчиво качает головой. Я неподвижно стою, не отрывая от её лица пронизывающего взгляда. — Нет, — беззвучно повторяет сухими губами.

— Я ничего тебе не сделаю, Алиса. Будешь спать здесь, а завтра разберемся, как жить дальше, — сдержанным тоном взываю к её здравому смыслу.

Рвано выдохнув, она измученно закрывает глаза. Сдается, устало привалившись к стене, нервно облизывает губы. Опустив руку, прижимает её к животу, продолжая стискивать лезвие в ладони.

— Черт, — сипло шипит, порезавшись, и инстинктивно расслабляет пальцы, роняя свое грозное оружие на пол.  Пока я наклоняюсь за ножиком, сумасшедшая дикарка, отрывается от стены и бежит через всю спальню к ванной комнате. Выпрямившись, я резко оборачиваюсь, фиксируя взглядом голые ступни и щедро усыпанный стеклами пол.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Стой, ненормальная. Стой, мать твою, tatlim, — гневно рычу, молниеносно метнувшись следом. — Поранишься, идиотка, — поймав её за плечи, рывком прижимаю к себе. Она трясется, рыдает, проклинает меня. Подхватив бьющуюся в истерике жену на руки, прижимаю её у груди, заглядывая в зареванное лицо.

— Что? Говори, я не понимаю. Болит где-нибудь? — стараюсь смягчить интонацию, но получается все равно грубо. её безумные выходки однажды меня доконают. Алиса хлюпает носом и отрицательно мотает головой, прижимаясь лбом к моему плечу.

— Хорошо, — с облегчением выдыхаю в её макушку и несу выдохшуюся тигрицу в кровать. — Все хорошо, успокойся, — несколько осколков успевают впиться в подошвы ног, но я не останавливаюсь, не обращаю внимания. Это не та боль, которую нельзя вытерпеть.

Положив Алисию на постель, в первую очередь осматриваю её ступни, потом пальцы, которыми она хваталась за лезвие. Убедившись в отсутствии серьезных повреждений, склоняюсь над отрешенно смотрящей в потолок женой. её взгляд застывает на моем лице, растерянный, несчастный, измученный.

— Вот это танец ты мне устроила, tatlim, — тяжело выдохнув, убираю белокурые волосы с покрытого испариной лба, погладив кожу костяшками пальцев.  Холодная, бледная, словно выгоревшая изнутри. Еще бы — такой пожар учинила.

— Повторить? — у нее еще хватает сил дерзить. Удивительная стойкость.

— В другой раз, — я невольно улыбаюсь, дотрагиваясь губами до виска.

Застываю без движения, считывая учащенный пульс. Время замирает, скрываясь за стенами спальни. Молчание между нами впервые несет успокоение. Наверное, мы оба выдохлись после бурного эмоционального выплеска. Для меня подобное впервые. Никогда ещё не слетал с катушек, не позволял ярости выключить здравый смысл.

Я ласково глажу изящную тонкую спину, расслабляя напряженные мышцы, поднимаясь выше, массирую область шеи.

Алиса лежит смирно, дышит ровнее, глубже, не брыкается, не рычит, не рвется на волю. Мое сердце гулко колотится о ребра. её — стучит в том же ритме. Я чувствую удары ладонью, прижатой к теплой округлости груди. Запустив пальцы в растрепанные пепельные локоны, мягко обхватываю затылок Алисы, несильно тяну назад, чтобы взглянуть в глаза бунтарки, а вижу только длинные опущенные ресницы, выгоревшие на самых кончиках.

— Ты спишь, tatlim? — шепотом спрашиваю я, скользнув большим пальцем по полным сомкнутым губам.

Она молчит, но её веки реагируют на вопрос легким подёргиванием. Лиса сжимает их плотнее, нервно вздрагивает, ощущая почти невесомые прикосновения к скулам, бровям. Склонив голову, трогаю горячими губами холодный кончик капризного носа. Она снова напрягается, задерживая дыхание.

— Я не должен был говорить тебе всех этих слов, Алиса. Они несправедливы, вычеркни их из своей памяти, — ответом служит судорожный вздох. — Я не считаю, что ты способна на предательство и измену. Я знаю, что обман не был намеренным и даже понимаю, почему ты постоянно так отчаянно защищаешь Каттана, несмотря на всю абсурдность его поступков, — тихо признаюсь, целуя соленый уголок повлажневших закрытых глаз. Она распахивает ресницы, взглядом посылая вопрос. — Потому что я точно так же хочу защитить тебя. Чтобы ты не вытворяла, этот инстинкт сильнее всех остальных. Я всегда буду обеспечивать твою безопасность, но даже я не могу предусмотреть и предвидеть все возможные угрозы. Ты тоже должна помочь мне, услышать, наконец, и осознать, чьей женой стала. Однажды, тот кому ты доверяешь, точно так же сможет войти в твой кабинет и принести тебе смерть. Даже влюблённые мужчины способны на страшные поступки.  Ты слишком доверчива, tatlim. Это опасно, понимаешь? — поддев пальцами упрямый подбородок, заглядываю в посветлевшие голубые оазисы.  — Или твой инстинкт самосохранения отключается только, когда ты видишь Каттана? — она не отвечает, молчит. Слишком долго… — До тебя я не знал, что такое ревность, tatlim. Мне не нравится это чувство. Уничтожь его, — выдыхаю в приоткрывшиеся теплые губы.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})