Три гроба - Джон Диксон Карр

Хэдли тяжко вздохнул.

– Давайте как-нибудь в другой раз, – предложил он. – После такого прекрасного обеда не до лекций, особенно когда впереди столько работы. А теперь, как я уже начал говорить…

– Теперь я прочитаю лекцию, – непреклонно повторил доктор Фелл, – о базовой механике и развитии ситуации, которая в детективной литературе известна под названием «запертая комната». М-да. Тот, кому неинтересно, может просто пролистать эту главу. М-да. Начну вот с чего, джентльмены! Как человек, который последние сорок лет оттачивал свой интеллект, читая сенсационные романы, я могу сказать, что…

– Но если вы собираетесь анализировать невероятные ситуации, – перебил его Петтис, – зачем в качестве примера приводить детективную литературу?

– Потому что мы в детективной истории, и мы не сможем обмануть читателя, притворившись, будто это не так, – откровенно ответил доктор. – Нет нужды придумывать сложные предлоги для того, чтобы завести разговор о детективах. Давайте же чистосердечно насладимся самым благородным делом, за которое только могут взяться персонажи книги.

Вернемся к нашей теме. Рассуждая об этой самой механике, я не собираюсь представлять вам перечень правил, который непременно породит дискуссию. Я буду говорить исключительно о личных вкусах и предпочтениях. Тут мы можем немного переделать Киплинга и сказать: «Есть девяносто шесть дорог, чтобы лабиринт убийств сложить ты мог, и любая правильна, поверь!»102 Однако если бы я сказал, что каждая из этих дорог для меня представляет одинаковый интерес, то тогда я был бы, как бы сказать повежливее, тем еще брехуном. Не суть. Когда я говорю, что в детективных романах нет схемы сюжета интереснее, чем запертая комната, я выражаю сугубо свое предвзятое мнение. Я предпочитаю, чтобы убийства у меня были частыми, кровавыми и гротескными. Мне нравится, когда мой сюжет наполнен яркими красками и всполохами фантазии, поскольку не могу считать историю захватывающей лишь на том основании, что она похожа на случай, произошедший на самом деле. Меня не очень интересует гудение повседневной жизни, мне гораздо интереснее прислушиваться к смешкам великого Ано103 или к роковым ударам колоколов церкви прихода Фенчёрч-Сен-Пол104. Признаю честно – все это милые, жизнерадостные и разумные предпочтения, которые не подразумевают критики в адрес более взвешенных и продуманных произведений.

Я делаю эту оговорку специально, поскольку некоторые люди, не любящие налета сенсационности, настаивают на том, что их предпочтения должны быть правилами для всех. В качестве клейма осуждения они любят использовать слово «неправдоподобно». Так они дурачат доверчивых, убеждая их в собственном предрассудке, будто бы «неправдоподобно» это и есть «плохо».

Теперь, думаю, будет разумным указать на то, что «неправдоподобно» – самое неподходящее слово для того, чтобы ругать детективную литературу. Во многом наша любовь к детективам основана как раз на том, что нам нравится невозможное. Когда некто «А» убит, а «Б» и «В» находятся под подозрением, кажется совершенно неправдоподобным, что убийцей является невинно выглядящий «Д». Но он виновен. Если у «Е» есть идеальное алиби, которое готовы подтвердить все остальные буквы в алфавите, то неправдоподобно предположение, что именно «Е» окажется убийцей. Но он им окажется. Когда детектив находит на морском побережье крупинки угольной пыли, совершенно неправдоподобно предположение, будто потом это сыграет важную роль в истории. Но именно это станет самым важным. В конечном счете слово «неправдоподобно» становится до смешного бессмысленным. До самого конца истории вообще не может существовать концепта под названием «это похоже на правду». И когда вы хотите повесить убийство на самого неподходящего персонажа (как то любят делать некоторые старикашки вроде нас), вам не стоит жаловаться на то, что у этого человека были менее очевидные или вероятные мотивы, чем у вашего первого подозреваемого.

Когда вы сетуете из-за одержимых маньяков и убийц, которые оставляют на месте преступления загадки и ребусы, и восклицаете: «Такого просто не может быть!» – вы на самом деле попросту говорите: «Мне не нравятся такие истории». И это справедливо. Если вам что-то не нравится, у вас есть полное право об этом заявить. Однако, когда вы превращаете свое вкусовое предпочтение в критерий для оценки качества или даже правдоподобия истории, вы, по сути, утверждаете следующее: «События не могли произойти в такой последовательности, потому что мне бы это не понравилось».

В чем же заключается истина? Мы можем поискать ответ на практике, взяв в качестве примера ситуацию с запертой комнатой, потому что эту схему сюжета чаще других осуждают за неубедительность.

К моему большому удовольствию, многие любят этот жанр. Однако вот в чем загвоздка: даже ценители часто настроены неоднозначно по отношению к нему. С готовностью признаю, что и я в их числе. Теперь ненадолго представим, что мы все на одной стороне в этом вопросе, и посмотрим, какое открытие сможем мы совершить. Почему мы испытываем неоднозначные чувства, когда узнаем разгадку запертой комнаты? А испытываем мы их совсем не потому, что удивлены, а потому, что в самой глубине души мы разочарованы. Пребывая в таком эмоциональном состоянии, легко пойти дальше в своих умозаключениях и несправедливо назвать весь сюжет невероятным, невозможным или банально нелепым.

То же самое нам сегодня рассказывал О’Рурк, – доктор Фелл подчеркнул свои слова, качнув сигару вперед, – только на примере иллюзий, которые показывают в реальном времени. Боже мой! Джентльмены, какие шансы могут быть у вымышленных историй, если мы освистываем реальные представления? Сам факт, что они имеют место быть и иллюзионистам это сходит с рук, как будто только подчеркивает обман. Когда мы сталкиваемся с иллюзиями в детективной истории, мы называем происходящее невероятным. Когда мы сталкиваемся с ними в реальной жизни и фокусник заставляет нас поверить в них, объяснение впоследствии только разочаровывает. Причина этого разочарования в обоих случаях одна – наши завышенные ожидания.

Понимаете, их воздействие настолько волшебно, что нам кажется, будто его первопричина тоже должна быть волшебной. Когда мы осознаем, что никакого волшебства здесь нет, мы начинаем называть мастерство баловством. Что не очень-то честно. Непоследовательное поведение убийцы – тоже не должно нас разочаровывать. Единственный критерий в данном случае – можно ли осуществить задуманное. Если да, то вопрос о том, будет ли это осуществлено, не рассматривается. Человек сбегает из запертой комнаты – и что дальше? Так как он уже нарушил законы физики ради того, чтобы нас развлечь, то, видит Бог, у него есть право и на то, чтобы нарушить законы правдоподобия! Если человек предлагает постоять на голове, мы едва ли можем выставить ему условие, чтобы во время выполнения упражнения он твердо стоял ногами