Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

И это тепло, его слова и Юркино понимание, что Володя искренне хочет поддержать его, придало смелости. И Юрка решился на самый важный вопрос:

— Что бы ты делал на моём месте? Как бы поступил? Признался бы, зная на тысячу процентов, что взаимности нет?

— А что ты потеряешь, если признаешься?

— Всё.

— Ну не стоит мыслить так категорично.

— Я не мыслю категорично, всё так и есть. Если она узнает, то её отношение ко мне изменится и ничего не будет как прежде. А это значит, что я потеряю то, что имею сейчас. А лучше того, что есть сейчас, у нас никогда не будет.

— Всё настолько безнадёжно?

— Совсем, — кивнул Юрка и поторопил Володю: — Ну так как бы ты поступил?

Володя вздохнул, хрустнул пальцами. Юрка поднял взгляд и увидел, как Володя поправляет очки. Не как всегда — за дужку, а как когда нервничает — нелепо тыкая себя пальцем в переносицу.

Ощутив на себе чужой взгляд, Володя отвернулся от Юрки и высказался жёстко, не задумываясь:

— Если я влюблён, то заинтересован в том, чтобы любимый человек был счастлив, — Володя выделил последнее слово. — Причём заинтересован в его счастье больше всех остальных, даже больше него самого. Поэтому я буду делать только то, что принесёт ему благо. И если для этого нужно не мешать, я не буду мешать. И даже больше — если этому человеку будет лучше с кем-то другим, я не просто уступлю, а даже подтолкну его к другому.

— Делать, как ты говоришь, наверное, правильно и хорошо. Но самому как жить-то тогда?

— Как жил, так и жить, — пожал Володя плечами.

— Делать всё только для него, жертвуя собой? Сумасшествие какое-то… — фыркнул Юрка. Похоже, Володя действительно был слишком взрослым, а он — полным ребёнком, ведь не понимал его совершенно. Или не хотел понимать? Или боялся такой участи?

Володя ответил жёстко:

— Почему ты решил что «жертвуя» — это именно то слово? Жертва добровольна, её можно и не приносить. А тут совсем другое — у тебя нет выбора, и другого выхода тоже нет. Юра, задумайся вот о чём. Если у тебя есть всё, чего хочешь, и ты полностью счастлив, но несчастлива она, как будешь себя чувствовать? Да ты начхаешь на всё, если узнаешь, что любимый человек мучается! — Володя говорил решительно, с ожесточением, произнося каждое последующее слово громче предыдущего. — Юр, знаешь, если, делая что-то для любимой, ты переживаешь о том, что тебе чего-то не достанется, то ты — эгоист. Тогда у меня хорошие новости — никакая это не любовь, потому что в любви нет эгоизма.

Юрка выслушал его внимательно, но не нашёл, что сказать. Стало ясно одно: будь у Юрки Володин ум, он и без подсказок сообразил бы, что никаких «любовей» у него нет, а то, что есть — детский лепет. Всё же логично, всё просто, всё так и есть!

Волна радости нахлынула на него, Юрке вмиг полегчало. Вслед за радостью пришла твёрдая уверенность, что чувства к Володе непременно пройдут. Что всё хорошо, что всё временно, что мир с самим собой обязательно восстановится, надо только подождать.

Но это будет потом, а сейчас Юрке требовалось что-нибудь ответить. Хотя бы только затем, чтобы не закончить разговор на такой неприятной ноте.

Едва сдерживая улыбку, Юрка пробормотал первое, что пришло в голову, и тут же пожалел о сказанном:

— Ты говоришь так, будто… знаешь, что такое — безответная любовь. Ты ведь это не с неба взял, правда? У тебя уже было такое?

— Было, — ответил Володя, не глядя на Юрку. После небольшой паузы он скрестил руки на груди и сердито прохрипел: — И есть.

На Юрку лавиной обрушились двойственные чувства. Он радовался, что Володя доверился ему, радовался, что узнал его новую, скрытую от других сторону. Но в то же время его стала терзать лютая зависть, что эта девушка — не он.

— Почему ты не с ней? — промямлил Юрка, поникнув.

— Потому что так правильно.

— Но с чего ты вообще взял, что твоей любимой будет лучше с кем-то другим, а не с тобой?

— Не «взял», а знаю.

— Но разве ей не будет лучше с тем, кто ради неё готов на всё, кто так сильно её любит?

— С кем-то другим, да. Но не со мной.

— Но почему?

— Да потому, что я не святой, Юра! Не заставляй меня что-то тебе доказывать. Я всё равно не буду.

— Как хочешь… Ладно, — Юрка замялся, а потом вспомнил и повторил деревянным голосом Володин вопрос: — Кто она?

— Не скажу. Это слишком личное, — грубо ответил тот.

— Не доверяешь мне? Друг называется.

— Думай что хочешь, я ничего не скажу.

— Назови хотя бы имя. Нам же придётся как-то её называть, когда мы снова загово…

— Мы больше не будем о ней говорить.

Юрка хотел бы обидеться, но не смог. Уж он-то прекрасно понимал, что такое — бояться раскрыть даже имя. Но, с другой стороны, Володин дословный ответ «не скажу» прозвучал так, что не думать о нём было невозможно.

Володя мог бы ответить неопределённо, например, как Юрка: девушка со двора, или одногруппница, или назвать любое имя. Но нет! Он ответил именно «не скажу», будто имя или характеристика в два слова могла указать на конкретного человека. И что за тайна такая? Она что, известная личность или… или Юрка её знал? Знакомая? Из лагеря?

Размышления прервал Володя:

— Хватит обо мне. Ты как, на других смотреть вообще не хочешь? Много красивых девчат вокруг.

— Таких, как она, нет. Да и что мне? Даже если бы и нравился кто, я им не нравлюсь, — он пожал плечами. — Я же не ты. В тебя вон все поголовно втюрились.

— Да брось, так уж и все, — скептически переспросил Володя.

— Большинство. Да у нас театр — не театр, а гарем имени Владимира Давыдова! — Володя прыснул. Обрадованный тем, что на его лице