Лето в пионерском галстуке - Катерина Сильванова

шлягера восемьдесят шестого года — песни Аллы Пугачёвой «Паромщик» — шепоток оживления прошёлся среди парней, а девчонки разом заозирались по сторонам. Они упорно кого-то искали.

«Вожатого пятого отряда», — догадался Юрка. И, проследив, куда направилось большинство взглядов, действительно его отыскал.

Он стоял возле эстрады, скрытый высокой колонкой — поэтому-то Юрка заметил его не сразу. Как и предполагалось, Володя разговаривал с Ирой Петровной. Издалека нельзя было ни расслышать голоса, ни рассмотреть эмоций на лице вожатой, зато Юрка увидел, что в их сторону медленно и неуверенно направляется Маша. Она остановилась и, заламывая руки за спиной, переминаясь с ноги на ногу, что-то сказала обоим. Володя кивнул Маше. Ира похлопала его по плечу и, улыбнувшись, отошла. Володя чуть наклонился к Маше и галантно протянул руку.

Время превратилось в тягучий кисель. Замерев в неудобной позе, Юрка смотрел, как медленно, очень медленно, Володя выводит Машу в центр танцплощадки. Как завистливо смотрят им вслед девушки. Как он аккуратно, на расстоянии приобнимает её за талию… И внутри Юрки опять поднялась горячая волна злости и обиды.

Пионеры расступились, Володя и Маша кружились на танцплощадке одни. Юрка наблюдал за ними растерянно. Фантазия дорисовывала ему, будто они там — в кругу света, и будто десятки пёстрых гирлянд, и все звёзды, и луна — светят только на них, выделяют…

«Ревность», — подсознание услужливо прошептало название этого жгучего чувства. Это — оно, то самое ужасное ощущение, которое Юрка испытал сегодня, подсматривая за ними в окно кинозала. Это — ревность, и сейчас ревность жалила куда сильнее и больнее, чем прежде.

«Предатель! Врун! — злился Юрка. — Сказал, что ни с кем танцевать не будет, и обманул! Да и не танцует он, а тискается! И с кем — с Машей! С этой глухой курицей Машей! Друг, называется! Такой вот он друг!»

Пугачёва меж тем пела из динамиков медленно и, Юрке казалось, заунывно:

Разлук так много на земле и разных судеб, Надежду дарит на заре паромщик людям, То берег левый нужен им, то берег правый. Влюблённых много — он один у переправы.

Песня подходила к концу, а она всё повторяла и повторяла:

Влюблённых много — он один, влюблённых много — он один…

«И я один — болтаюсь на дереве, как макака, как дурак!» — вконец рассвирепел Юрка. Схватил висящее рядом яблоко, дёрнул, срывая. И, не прицелившись, запустил им в Володю. Он был уверен, что промахнётся, что яблоко шлёпнется на землю и разлетится, забрызгав их обоих соком. Но оно проделало практически идеальную дугу и… врезалось Володе точно в плечо.

Дальнейшее произошло в считанные секунды.

Юрка сообразил, что оставаться на яблоне ему ни в коем случае нельзя, ведь если его застанут — выкинут из лагеря к чертям! Он никогда не спускался с дерева так быстро. С ловкостью акробата-циркача шмыгнул вниз и со скоростью бегуна-олимпийца скрылся с территории дискотеки.

Вернее, Юрка только подумал, что скрылся. Спустя минуты три он остановился и, красный, как рак, оглянулся по сторонам. Неподалёку стояла низенькая постройка без окон. Юрка завернул за угол. Оперевшись о побелённую стену, перевёл дыхание и только тогда унюхал сладкий запах сирени и услышал гул щитовых.

— Юра! — раздался оклик неподалёку. — Я знаю, что ты здесь! Я видел, как ты свернул.

«И как только догнал?» — раздосадованно подумал Юрка, но решил, что снова сбегать нет смысла — если он смоется сегодня, всё равно придётся оправдываться завтра.

— Ну тут, тут! — отозвался он.

Володя подошёл к нему. Приняв очень виноватый вид, Юрка втянул голову в плечи. Но по Володе нельзя было сказать, что он злился, скорее недоумевал. Потирал рукой ушибленное плечо, смотрел озадаченно.

— Ты зачем в меня яблоко швырнул?

— Прости, — искренне попросил Юрка. — Я правда не хотел, не думал, что попаду. Очень больно?

— Ну… ощутимо… — пристыдил он. — Ты зачем на яблоню полез?

— Тебя искал, а оттуда видно лучше.

— И?.. — протянул Володя, ожидая дальнейших разъяснений.

— Меня взбесила Маша, — честно признался он. — Она тебя пригласила, а ты согласился.

— Ну и что?

— Ты говорил, что не будешь ни с кем танцевать! И ведь пошёл именно с ней, прекрасно зная, как она меня раздражает!

— Юра, я не понимаю, в чём дело, — Володя устало потёр глаза. — Объясни нормально.

— Да в том, что я видел вас сегодня в театре — как ты её успокаивал!

— Ты подсматривал?

— Да, подсматривал!

— Зачем?

— Да какая разница! Сначала ты её обнимаешь и по голове гладишь, теперь вот танцуешь… А дальше что? Она тебе нравится?

— Нет, — твёрдо ответил Володя. — Да и вообще тебе-то какое дело, что у меня и Маши…

— Но ты говорил, что мы друзья!

— Конечно, друзья, но при чём здесь это? Юра, последние три дня с тобой что-то происходит. Я спрашивал, ты молчал. Потом взъелся на Машу. Но то, что ты сейчас сделал, — это уже чересчур!

Да, Юрка понимал, что ведёт себя крайне странно. Головой понимал. Не должны были Володя и его отношения с Машей вызывать такой ураган эмоций. Но вызывали. Сердце одновременно и болело, и сжималось. В груди пекло и давило. Горели щёки, а по коже бегали мурашки холода, пальцы подрагивали.

Володя был спокоен. Стоял, сложив руки на груди. Юрка приблизился к нему и, не разрывая зрительного контакта, сказал:

— Хочу, чтобы я был у тебя один!

— Ты и так один. Кроме тебя, у меня нет друзей, — произнёс Володя мягко, даже ласково. — Юра, если тебе нравится Маша, только скажи, я отступлю.

— «Только скажи»? Может быть, лучше ты сам мне всё скажешь?

— Что мне тебе сказать?

— Правду. Про неё. Это ведь она! Почему ты мне сразу не признался, что это она?!