Город - Стелла Геммел

Он напился из фонтана, после чего уселся на дальнем краю, где его не было видно из окон, и прислонился спиной к теплой каменной стенке.

Юноша пытался сосредоточиться на своем нынешнем затруднении, но его мысли упрямо обращались к Эмли. День, когда он ее впервые увидел, поистине стал первым днем его жизни. Здесь, в Линдо, обиталище запутавшегося и обездоленного люда, среди нищих, уродов и калек она показалась ему существом из детских сказок, девушкой с луны, которая ночами покидала свой небесный дворец и бродила среди бедняков, раздавая детям подарки. Темноволосая Эмли была легконога и проворна, как птичка, она была сильна и грациозна, точно призрачно-белые кошки, резвившиеся на крышах. Ее тонкие пальчики обладали удивительной ловкостью, а счастливейшими днями в жизни Обтрепы были те, когда его звали наверх и просили помочь ей сопрягать стеклянные лепестки свинцовыми переплетами. А еще она была самым добрым созданием из всех, кого он в своей несчастной жизни встречал.

Он в то время работал у каменщика. Помогал таскать здоровенные камни на верстаки мастеров-резчиков. Работа была очень тяжелой, но другой он не мог найти. По вечерам просто падал и засыпал до начала следующего рабочего дня. Нога болела отчаянно, а платили ему ровно столько, чтобы душа с телом не рассталась. Однажды он ковылял обратно в свою лачугу, когда кто-то сболтнул: новый жилец напротив заведения Мегги подыскивает слугу.

Когда калека добрался до переулка Синих Уток, возле высокого покосившегося здания толпилось уже человек тридцать. Они ругались между собой и даже дрались. Обтрепа со своим костылем встал в сторонке, браня себя за глупость: вздумал же потратить драгоценное время, отведенное для сна, на совершенно безнадежное предприятие! Потом из дома вышел старик и окинул толпу взглядом.

«А ведь крутой мужик», – подумал Обтрепа. Сам седой, глаза светло-зеленые…

– Мне честный человек нужен, – оглядываясь, объявил дед. – Желательно ветеран, который станет служить мне так же верно, как служил Городу. Взамен буду кормить и обещаю справедливую плату!

Естественно, сразу обнаружилось, что в армии отслужили все поголовно. Даже Обтрепа, не способный отличить палаш от параши. Старик стал ходить среди собравшихся, задавая вопросы. Его речь была резкой и точной, светлые глаза смотрели пронзительно, мигом определяя обман. Наконец он остановился перед Обтрепой:

– Имя?

– Обтрепа, господин.

– Подразделение?

– Сорок второе, господин. – Обтрепа покраснел и уставился в землю.

– Сорок второе… а дальше? – нахмурился старик.

Обтрепа судорожно пытался придумать хоть какое-нибудь военное слово, но в голове воцарилась полная пустота. Он безнадежно продолжал смотреть в землю.

– Ты честен, Обтрепа?

– Да, господин, – непонимающе выговорил он, ведь его только что поймали на лжи.

– Как ногу попортил?

– Несчастный случай в детстве, – сознался Обтрепа, сгорая от стыда.

– По ступенькам лазить можешь? Этот дом состоит большей частью из лестниц.

– Да, господин! – ответил Обтрепа, и сердце так и подпрыгнуло. – Я все могу делать нисколько не хуже тех, у кого здоровые ноги!

– Пойдем. Докажешь. И хватит звать меня господином!

…Солнце понемногу садилось над тихой и теплой площадью, когда Обтрепа неуклюже поднялся. Он решил сделать еще один заход. Еще попытку вызвать благодарность и восхищение на личике Эмли. Он проковылял через площадь и, подавив страх, снова твердой рукой постучал в дверь.

После очень долгого ожидания ему открыл тот же самый слуга.

Обтрепа прокашлялся и повторил давно затверженные слова.

– Я хочу видеть твоего хозяина. – И в порыве вдохновения, оказавшегося судьбоносным для всех, добавил: – Вуаль, которую я разыскиваю, бесценна. Если я вернусь без нее в дом моего господина, он будет искать удовлетворения в суде самого Бессмертного!

Сняв рабочие башмачки и держа их в руке, Эмли промчалась по всем лестницам в прихожую. Она не хотела, чтобы Бартелл услышал и начал переживать еще и об этом. Девушка потихоньку открыла дверь. Она очень торопилась, но годы тяжелой жизни приучили ее к осторожности: она заперла за собой дверь, положила ключ в карман и тогда только бегом бросилась через непроглядно-темную щель между домами. Внизу, прямо под ногами, послышалось что-то вроде дробного перестука коготков: неужели вместе с ней, как когда-то, бежали крысы? Вот уже несколько лет она не выходила из дому в темноте. Между тем ночной воздух был бодрящим и свежим, и даже будущее перестало казаться таким уж мрачным.

Она обнаружила Обтрепу на том же месте. Он сидел, прислонившись к стене, и только поэтому не падал. Казалось, он спал.

– Обтрепа, – шепнула она, и он зашевелился.

Узнав девушку, он подтянул поближе костыль и попытался подняться. Тут она заметила кровь у него на лице и на теле и бросилась ему помогать. Он кое-как встал. Она была слишком мала ростом, чтобы подставить ему плечо, но все-таки обхватила за пояс, и они медленно захромали вперед.

– Что случилось?

Одна сторона его лица была сплошным кровавым месивом, глаз закрылся. На куртке тоже виднелась кровь, но с лица или из других ран – поди разбери.

– Люди купца… – пробормотал он, не поднимая глаз. – Двое… побили меня. Я про вуаль спрашивал… – И он застонал – то ли от боли, то ли от бессилия.

Эмли тут же вообразила, как явится в дом торговца, возможно во главе нанятого отцом домашнего войска, и потребует не только вуаль, но и возмещение за побои. Потом вспомнила, что этой ночью им предстояло исчезнуть, и сообразила, что взять Обтрепу с собой они не смогут, ведь для калеки это будет слишком опасно. Она знала, как он к ней относится, этот долговязый парень с изувеченной ногой и добрым сердцем. Как он мечтал быть ее защитником… Она и сама хотела бы, чтобы он смог им стать. Она кое-что знала о мужской жестокости и отчасти представляла себе, что за несчастную жизнь вели иные женщины, бесправные и беззащитные. Ее саму все время кто-то оберегал. Сначала брат, потом Бартелл. Только представить, что от ужасной будущности, полной боли и унижения, ее ограждал один-единственный старик…

Достигнув Стеклянного дома, Эм отперла дверь и завела раненого внутрь. К тому времени она уже придумала, как скрыть от Бартелла, что в подобный час выскакивала на улицу. Она прижала палец к губам. Обтрепа нахмурился, но кивнул. Потом она крепко постучала по двери с внутренней стороны. Обождала, пока наверху не зашевелился проснувшийся отец. Распахнула дверь – и улыбнулась слуге.

– Обтрепа! – громче, чем требовалось, воскликнула она для пущего эффекта.

Хотела закрыть дверь… и отшатнулась в ужасе, потому что из темноты выскочили трое здоровяков. Они просто отшвырнули ее в сторону и вошли. Двое – с мечами наголо, третий, седобородый, держал в руке утыканную гвоздями дубину. Он пинком затворил дверь.

Предводитель, темнолицый мужчина с повязкой на глазу, схватил Эм за плечо:

– Где старик? – Он посмотрел на лестницу. – Наверху?

Она замотала головой. Предводитель оттолкнул ее, она отлетела к двери и крепко ударилась головой о дубовую створку. Мир затопила темнота, руки и ноги обмякли… Одноглазый отвернулся, второй занес меч – прикончить девчонку. Но вместо этого свалился сам: Обтрепа с громким криком шарахнул его костылем по башке. Седобородый издал короткий смешок и небрежно отмахнулся от калеки дубиной. Тот попытался увернуться, потому что удар был не самым быстрым, и дубина вскользь угодила ему по больному бедру. Обтрепа пронзительно вскрикнул и рухнул у подножия лестницы. Пришедшая в себя Эм затрясла головой и на четвереньках устремилась ему на помощь. Глаза слуги были открыты, но, похоже, лютая боль парализовала его.

Потом сверху послышался голос. Все подняли голову. Наверху лестницы появился Бартелл. Спустился на две ступеньки… Эм видела, как он обвел глазами прихожую и все, что в ней происходило. А потом… отступил назад в свою комнату.

Одноглазый вожак, носивший прозвище Волк, сам себя наемным убийцей не называл, хотя и не спорил с теми, кто так о нем говорил. Он просто выполнял указания своего покровителя. И если ему приказывали убить – что ж, он делал это самым удобным и быстрым способом, по-деловому, без ненависти и ненужного зверства. Вот и теперь Волк понятия не имел, на что кому-то понадобилась смерть старика, удиравшего по лестнице. Очевидно было только то, что усилий всех троих для нынешнего дела не понадобится.

Носивший прозвище Волк когда-то звался Касмиром, был пехотинцем и служил в Восемнадцатой Змеиной. Лет пятнадцать, если не больше, он верой и правдой дрался за Город – сперва под началом легендарного Гранта, потом уже под руководством его преемника, Викторином Рэем Ханом. Его последней битвой стала банальная стычка в забытой богами деревушке к югу от Плакоса. Кончилось, понятно, тем, что солдаты Города двинулись дальше, оставив в деревне только трупы. А еще они оставили там Касмира. Тот получил глубокую рану в живот и крепкий удар по голове. Он не двигался, и его бросили, посчитав мертвым. Два дня после этого он медленно умирал, вытерпев новую боль, когда голодная ворона выклевала ему глаз. Потом Касмира подобрал другой отряд горожан, и, против всякого вероятия, он выжил. Выздоровление заняло много долгих недель. После чего Волк начал выслеживать своих прежних товарищей и убивать одного за другим. Всех, чьи имена сумел вспомнить. Еще несколько пока остались ненайденными, но он подозревал, что они могли быть уже мертвы. Да и прежняя ярость успела поутихнуть в нем, утоленная кровью.