Учебка. Армейский роман. - Андрей Геращенко

— Чито ты хочешь? — переспросил Курбан.

— Я говорю — веник есть?

— Есть. Иды, Равшан, дай ему.

Равшан зашёл в умывальник и сразу же направился в тот угол, куда Игорь затолкал газеты. Он достал веник и уже собрался, было, уходить, как вдруг увидел газеты. Игорь испугался, что сейчас его уличат в недобросовестности, но Равшан абсолютно равнодушно заметил:

— Здэсь тоже газеты убери.

Видимо, подобным образом поступали многие, и подобное обращение с мусором было в порядке вещей.

Наскоро подметя пол, Игорь принялся осматривать душевую. В ней висели видавшие виды мочалки, два кожаных ремня, на полу — резиновый коврик и шлёпанцы. В нескольких мыльницах лежало настоящее гражданское мыло, а на полке стояла бутылочка шампуня. Всё свидетельствовало о том, что душевой владели люди солидные, во всяком случае «духов» сюда допускали лишь для уборки. В это время Курбан решил заглянуть в душевую — как бы этот незаметный курсант не спёр чего, что тоже было в порядке вещей. За эти неполные четыре недели в армии Тищенко ещё не научился красть, так что Курбан пропаж не обнаружил. Быстро проверив, всё ли лежит на своих местах, он попросил курсанта:

— Давай, зома, бистро, бистро!

Игорь и сам старался всё сделать как можно быстрее, потому что большого удовольствия от роли полудворника-полуденщика не испытывал.

Когда Тищенко закончил работу, его выставили назад в коридор, даже не сказав на прощание «спасибо», что, впрочем, тоже было в порядке вещей. Курбану, несмотря на грубый вопрос о венике, очкарик почему-то понравился, и он даже ни разу ни ударил «духа», что случалось не так уж и часто. Тищенко очень бы удивился, узнав об этом.

За окном шёл дождь, поэтому вся столовая была погружена в полумрак, а по бетонному полу дул прохладный сквозняк. Столовая казалась Игорю каким-то огромным, заброшенным средневековым замком, коридор — подземным склепом, а сам он — узником, которому никогда не суждено отсюда выбраться. Игорю сделалось как-то тоскливо на душе — то ли от ощущения бесконечности предстоящих двух лет, то ли, что его заставили вымыть пол (этого он и сам не понял).

Опомнившись, Тищенко понёс выливать воду из таза. В зале за одним из столов сидел Гришневич и смотрел прямо на Игоря. «Только бы не спросил, где я был», — испугался Игорь. Но сержант не проронил ни слова — он только что сюда пришёл и не видел, когда Игорь закончил работу. Тищенко вылил воду и помыл руки на мойке. Ни в зале, ни на мойке никого из наряда не было.

Тищенко вышел на улицу — курсанты сидели на деревянных ящиках у крыльца.

— Давно вы здесь? — поинтересовался Игорь у Гутиковского.

— Да нет — только что закончили. А ты где был?

— Коридор домывал, там много грязи сапогами натоптали, — соврал Тищенко.

Рассказывать о душе Игорю не хотелось.

— Может, кто в чепок сходит? — лениво спросил Каменев.

— Ты что, Камень, двинулся?! Если нас кто в этом рванье в чепке поймает — из нарядов не вылезем! — нервно откликнулся Резняк.

— Пожалуй, что так, — согласился Каменев.

— О чепке нам нечего и думать. Через полчаса обед будем накрывать, — вздохнув, заметил Петренчик.

— Быстрее бы…, — начал Коршун.

Резняк не дал ему договорить:

— Ты что, Коршун, работать захотел?

— Я не к тому. Быстрее бы наряд закончить.

— А-а! — сделал гримасу Резняк, и все засмеялись.

Обед, которого так не хотели курсанты, оказался самой трудной частью наряда. Трудность эта происходила оттого, что помимо второго было и первое. Соответственно, куда больше приходилось бегать с бачками и потом эти же бачки мыть. Мазурину досталось на один котел больше. Но все же за наряд курсанты приобрели кое-какой опыт и без четверти шесть они были в казарме.

Без десяти восемь рота построилась на ужин, и крики сержантов, обычно резкие и неприятные для слуха, после наряда по столовой показались Игорю самыми, что ни на есть, приятными и едва ли не родными, еще раз подтвердив, что все познается в сравнении. Пробегая по коридору, Тищенко мельком взглянул на дверь комнаты, которую ему довелось мыть, и еще раз обрадовался тому, что он уже не в наряде. Казалось, что даже еда была теперь вкуснее, а воздух чище и свободнее. Наряд по столовой казался Игорю самым отвратительным из всех нарядов, и он решил самому в него никогда не проситься. Петренчик же (скорее всего потому, что дальше мойки не показывал носа) был доволен нарядом и сказал Резняку:

— Давай в следующий раз сами в наряд по столовой попросимся? Самое главное, что можно хорошо поесть!

Резняк хмыкнул в ответ что-то неопределённое. Тищенко понял, что и он не горит большим желанием идти в наряд.

После ужина к Игорю подсел Туй и спросил:

— Ты ведь из Городка, да?

— Да. А что?

— Тебе такой адрес знаком? — Туй протянул Игорю конверт с адресом «211 540, Витебская обл., ул. Гагарина…».

— Сам адрес не знаком, но улицу Гагарина я, конечно, знаю. А кому это ты в наш город пишешь? — удивился Тищенко.

— Юру Каца знаешь?

— Конечно, знаю — мы с ним в параллельных классах учились. Один выпуск 1984 года.

Игорь сразу же представил себе невысокого, светловолосого Каца. Когда они были помладше, Тищенко всё время хотел перерасти Юрика, но тот к десятому классу порядком вырос, раздался вширь и окончательно похоронил эти надежды Игоря.

— Вот ему я и пишу.

— Откуда ты его знаешь? — спросил Игорь.

— Мы с ним в одной группе в институте учились. Я в армию пошёл, а он остался учиться. Ему ещё восемнадцати не было…

«А-а… А я то думал, что его папа-врач в армию не пустил», — криво усмехнулся про себя Игорь, и ему стало неловко, что он за эти недели стал видеть в людях, не пошедших в армию, только плохое.

— Ты ему передай от меня привет, — попросил Игорь.

— Конечно, передам. Я тут написал, что вместе с тобой служу, — пояснил Тищенко Туй.

— Ты знаешь, даже в армии понимаешь, что мир тесен. Знаешь Мироненко из третьего взвода?

— Ну??

— Он тоже из Городка и из нашей школы, только на год меня старше. Его мать у нас историю и обществоведение вела — её все боялись, как огня. Да и как не бояться, если её вся школа боялась — муж-то секретарём райкома был.

— Да, у тебя сплошные встречи. А я вот никого здесь не знаю.

— Кстати, а ты сам, откуда родом? — сменил тему Игорь.

— Где родился? — переспросил Туй.

— Да. Но не только. Я имею в виду — где сейчас твои родители живут? — уточнил Тищенко.

— А-а… Родился я в Гомеле, а потом мы переехали в Колодищи. Там я в школе учился, там и мои родители живут.

— Трудно у вас в институте учиться?

— Кому как бывает. Трудно, конечно, зато языки знать будем.

— Я потому спрашиваю, что сам не люблю языки учить. У меня в школе «трояк» по английскому был, и в институте не особенно хорошо шло. Вы кем после института можете стать?

— До института ещё два года ждать. Кем стать? Можно учителем, а можно и переводчиком.

— Парням, наверное, легче, чем девчонкам, переводчиками устроиться?

— Конечно, легче. За границу женщин почти не берут. Но и парни в основном учителями становятся — переводчиком не просто устроиться.

— Привет! Что — сегодня в наряде был? — спросил проходивший мимо Мироненко.

— Был. Привет, — кивнул Игорь.

— Ну и как там, в наряде?

— Как в санатории, — улыбнулся Игорь, и все втроём весело засмеялись.

Перед вечерней поверкой Игорь спустился вниз почистить сапоги и удивился их состоянию — они почти сплошь были за время наряда забрызганы капельками грязи. «Хорошо, что перед ужином никто не заметил», — подумал Игорь и принялся заново до блеска начищать обувь.

Глава шестнадцатая

Завтрак перед строем

Неожиданная проверка тумбочек и вещмешков. Тищенко спасает от Шороха письмо матери. Шорох знает разницу между книгами и противозачаточными средствами. Хватает ли Петренчику армейской пищи? Тищенко ест печенье перед строем, а Петренчик — плачет. Старший сержант Щарапа ловит своего курсанта Молынюка на воровстве подменок. Курсанты получают оружие. Тищенко попадается на обман Резняка и лишь потом осознаёт роковые последствия своей наивности. Строевая подготовка. Курсант, напоминающий заржавевшего Буратино. На что, по мнению сержанта Гришневича, боится наступить курсант Бытько. Барабанный бой. Делай раз! Спор между «старыми» и «новыми» «духами». Тищенко быстрее всех во взводе выкапывает траншею. Всё, как всегда. Тищенко становится хуже.

Двадцать четвёртого июля в среду Денисов приказал провести утренний осмотр при любой погоде в казарме. Обычно утренний осмотр всегда проводился на улице, если только не было дождя. Дождя сегодня не было и это насторожило курсантов. «Внешний вид» Гришневич и Шорох осмотрели очень быстро и бегло, что удивило всех еще больше. После осмотра Гришневич вновь построил взвод в две шеренги и скомандовал: